КНИГА, МЕНЯЮЩАЯ НАШИ ЖИЗНИ

Был обычный летний день. Я маялся от жары, вынужденного безделья и осознания полной бессмысленности бытия. Бьющие сквозь пыльные оконные стекла душной редакционной комнаты солнечные лучи съедали краски компьютерного монитора и мешали хоть на чем-то сосредоточиться. Кроме мирно спавшего охранника, ответственного редактора, то есть меня, и секретарши Насти, на всем этаже не было никого. Запустение объяснялось не только летними отпусками, но и плачевным финансовым положением этого небольшого петербургского издательства. Руководство скрывалось от кредиторов где-то на дешевых средиземноморских курортах, сотрудники — те, которые еще не уволились, — махнув рукой на долги по зарплате, тоже разъехались кто куда — прочь из города. Ну а я, беспечно попав на крючок корпоративной преданности, как мог поддерживал видимость того, что издательство еще на плаву — бодро отвечал на особенно настырные звонки, с которыми не справлялась Настя, и периодически пытался реанимировать производственный процесс.

От бесперспективного занятия меня отвлек неожиданный приход гостя — хоть и незваного, но приятного и вселявшего своим видом надежду на скорое улучшение моей участи. Громко хлопнув дверью и дружески кивнув разбуженному охраннику, по коридору в сторону распахнутой двери редакционной комнаты бодро шагал мой бывший одноклассник Алексей. Косая сажень в плечах, обтянутых цветастой гавайской рубахой, рост под два метра, рыжая купеческая борода, стрижка «под горшок». Дорогой кожаный дипломат казался игрушечным в его здоровенной лапе. На круглом лице — неизменная плутоватая улыбка... Хотя в первый момент я ощутил как будто некоторую растерянность во взгляде его обычно бойких голубых глаз. Интересно, что привело Алексея, только что вернувшегося из деловой поездки в Америку, в наш издательский мирок? И откуда у меня это забытое чувство ожидания праздника и неизбежного чуда? Словно в дом вошел Дед Мороз (или Санта-Клаус?) в летнем исполнении...

Под извлеченную из дипломата бутылочку текилы (что меня приятно удивило — обычно Алексей притаскивал виски, ром или еще какую-нибудь плохую заморскую подделку под наш родной самогон) с закуской в виде редакционных пряников и плавленого сырка потек доверительный и задушевный разговор двух старых школьных друзей. Я в очередной раз посетовал на скорбные судьбы книгоиздания в России, Алексей же, кратко поделившись впечатлениями от поездки, в очередной раз предложил мне «бросить это гнилое дело и заняться нормальным бизнесом». Он был владельцем крупной фирмы, производящей и напрямую продающей уникальное музейное и выставочное оборудование практически по всему миру В последнюю поездку он посетил Лос-Анджелес и Нью-Йорк — налаживал связи, заключал контракты и делился опытом с коллегами на обоих концах Америки.

Все было замечательно, но меня не оставлял вопрос: с чего это он вдруг решил сразу после приезда (а он, как выяснилось, прилетел вчера поздно вечером, практически ночью) навестить меня, да тем более не дома, а на работе? Нет, он явно зашел не просто так.

И вот, когда бутылка осталась полной всего на треть, Алексей сделал многозначительную паузу и, хитро посматривая на меня, потянулся к дипломату

— А ведь я привез тебе кое-что из Нью-Йорка! — сказал он, заговорщицки подмигивая. — Просили передать лично в руки.

Это была книга. Любопытно... Если бутылка «огненной воды» любого происхождения или рекламный буклет собственной фирмы в дипломате Алексея выглядели вполне уместно, то книга... Так-так... Книга на русском языке. Довольно увесистая, хоть и в мягкой обложке, изготовленная не очень профессионально и без каких-либо данных об издательстве, месте издания, тираже и т.д., но, судя по всему отпечатанная совсем недавно. В этом не было ничего странного. Странным, мягко говоря, было ее содержание. И название.

На обложке значилось: Александер Рональд Гонзалес. «Как достичь и как избежать Бессмертия».

Чем дольше я листал эту книгу тем в большее недоумение приходил. Условно ее можно было разделить на две части. Первая выглядела непонятным гибридом научных теорий, исторических сведений, эзотерики, ненаучной фантастики и явно автобиографических очерков. Во второй части, похоже, описывалась довольно оригинальная система упражнений, причем китайские и индийские термины соседствовали с древнерусскими по звучанию словами и какими-то совсем уж незнакомыми звукосочетаниями.

Отдельные выхваченные взглядом при беглом чтении предложения и абзацы вызывали оторопь и поток невольных вопросов:

— Что за хрень?!. Ну при чем здесь Циолковский и Гитлер?.. Опять же — «сокровенная самка» из «Дао-Дэ цзин»... Он что, издевается? Нет, ну ты погляди, что он тут пишет!.. Мужик, ты сам-то это читал, прежде чем мне приволочь?

Мне еще было что сказать, но Алексей прервал мои бессвязные полупьяные восклицания и вопрошания:

— Мне ты можешь ничего не говорить и ни о чем не спрашивать — я не читатель, а курьер. И меньше твоего во всех этих премудростях разбираюсь, да и не желаю в них разбираться, если честно. Вот тебе письмо от автора, здесь его «мыло», ему и задавай вопросы. Впрочем, через неделю он с женой будет проездом в Петербурге. И очень хотел пообщаться с тобой лично, так что постарайся успеть хотя бы все прочитать к тому времени.

Слова Алексея вызывали удивление. Не люблю, когда мной пытаются манипулировать... Даже в пьяном виде!.. Но дальнейший рассказ расставил все на свои места: ему просто не терпелось перевести стрелки.

Итак, в последний день пребывания в Нью-Йорке мой друг попал в один весьма необычный музей. Впоследствии я также побывал там, потому для ясности изложения сбивчивое повествование Алексея слегка дополнено мною.

Расположенный на окраине Большого Яблока, малозаметный и явно избегающий широкой рекламы, музей этот оказался посвящен истории развития и распространения оккультных и эзотерических знаний, связи древних традиций с ныне существующими масонскими орденами, тайными культами и учениями. Модели древнеегипетских гробниц, тибетских ступ и Стоунхенджа соседствовали в нем с восковыми фигурами великих розенкрейцеров, мадам Блаватской, Гурджиева, Алистера Кроули... В особых изолированных кабинках можно было с помощью компьютера интерактивно участвовать в любом из множества древних и современных ритуалов и церемоний. Но не только! Специальные «игровые» тренажеры позволяли пройти по пути загробных странствий души — достаточно было лишь выбрать из большого списка на экране «Египетскую Книгу мертвых», «Тибетскую Книгу мертвых» или даже «Загробные мытарства православной души». Жаль, что подобные компьютерные игры отсутствуют в широкой продаже!

Одну из стен занимало гигантское панно со своеобразным «генеалогическим древом». Корни его находились вверху и по большей части брали свое начало от имен основателей существующих и давно исчезнувших религий, внизу же ветви густой кроны оканчивались названиями и именами как хорошо известными, так и совершенно незнакомыми широкой публике. Здесь множество масонских орденов и лож соседствовали с «Нью-Эйдж», онтопсихологией, сайентологией и даже «религией джедаев» и «орденом воинов Матрицы». Наберите на клавиатуре специального пульта интересующее вас название или имя — и перед вами высветится вся история данной традиции, зачастую неизвестная большинству ее современных последователей!

На самом верху панно — объемная фигура, похожая на стилизованное китайское изображение принципа «Инь-Ян» с кружащимися в вечном танце черной и белой «рыбами», только шар этот трудноописуемым образом располагается внутри правильного золотого многогранника с двенадцатью вершинами. «Древо», таким образом, «восходит корнями» к двенадцати вершинам этой фигуры, что вызывает ощущение некоторой надуманности и противоестественности всей конструкции.

Отдельный зал музея посвящен будущему человечества. Из него Алексей, по его признанию, вышел крайне подавленным, но что именно его расстроило, рассказывать отказался. И я об этом тоже пока умолчу.

Владельцем и директором музея, пригласившим Алексея, оказалась миловидная темноволосая женщина лет тридцати, представившаяся ему как Джейн Симмонс, доктор психологии. Деловая часть беседы завершилась естественным образом, когда появился муж Джейн и совладелец музея. Это был высокий худощавый мужчина, смуглый, с длинными гладкими волосами, черными, как вороново крыло (извините за обилие штампов — профессиональная болезнь), и серо-голубыми глазами, пронзительно смотревшими из-под густых бровей. Звали его Алекс Рон Гонсалес, и он неплохо говорил по-русски.

Из последующего рассказа Алексея, ставшего вдруг довольно бессвязным (может, сказалась пара бутылок пива, присовокупленных нами к текиле?), можно было сделать несколько выводов. Первый: эта парочка пыталась завербовать моего друга, склоняя его вступить в какую-то международную тайную организацию, озабоченную будущим человечества, и возглавить ее российский филиал. Второй: ему вроде бы сулили достижение бессмертия, то ли уговаривая выпить некий «эликсир вечной жизни», то ли, наоборот, отговаривая от этого. И третий: этот гад сдал меня заморским сектантам. Старого друга — как стеклотару!

Оказывается, Алекс и Джейн организовали визит Алексея в «музей», преследуя свои тайные цели. Зачем-то им был нужен человек из России, отвечающий определенным требованиям. Вычислив Алексея через Интернет и узнав, что тот часто ездит в зарубежные командировки по своим музейно-выставочным делам, они очень обрадовались, увидев в этом, вероятно, знак Судьбы. Но очень скоро до них дошло, что Алексей все же не тот человек, который им нужен. Любая мистика и эзотерика всегда вызывали у него, как и у всякого нормального человека, стойкую аллергию, выражающуюся в приступах тоски и желании немедленно выпить. Убедившись в этом, американцы начали осторожно расспрашивать его — в надежде, что он выведет их на какую-нибудь кандидатуру, более подходящую для роли «духовного подвижника». Особенно их интересовали его одноклассники и друзья детства. Они не скрывали своей озабоченности тем, чтобы этот человек был определенного года и месяца рождения, родился и проживал в определенном районе славного города Санкт-Петербурга, род занятий имел связанный с распространением культуры и, разумеется, имел интерес к оккультным знаниям.

— И тут я вспомнил о тебе, — сообщил Алексей, нагло глядя мне в лицо своими невинными пьяными глазками. — Ты ведь единственный из моих друзей-одноклассников уже много лет занимаешься всей этой экзо... эзо... ик!.. терикой. И родились мы с разницей в два дня. В издательствах всяких, опять же, сколько лет пашешь — ну тут уж все на тебе сошлось! Они так и сказали, когда я им о тебе рассказал: линии сошлись, градиент необратим... или что-то вроде того... даже внешность твою описали, прикинь?.. И... и потом, ты ведь все равно один, а у меня жена, дети, тетка-страдалица в больнице на Пряжке лежит... Книжку вот попросили передать лично в руки... Их всего несколько штук на русском. Есть еще английский и испанский варианты. Этот Алекс — полиглот с рождения, у него три родных языка — американский, испанский и русский, представляешь?.. А тебе... тебе ведь все равно терять нечего — рискни... Я потом, если что...

В общем, они уговорили его передать мне книгу Алекса. Якобы только для рассмотрения мною возможности ее публикации в России. Но это был лишь благовидный повод для начала осуществления их тайных планов.

Я перечитал коротенькое письмо автора. Содержательная его часть сводилась к следующему: «По определенным причинам, которые станут понятны уважаемому господину Издателю после прочтения сего труда, Автор был бы счастлив сделать эту книгу доступной максимальному числу русских читателей как можно быстрее. И не через сеть Интернет, а по ряду соображений именно в виде бумажной книги. Никакой коммерческой выгоды Автор не преследует и готов на любые изменения в тексте, ежели ему будет объяснена их необходимость. Все это, а также и любые другие вопросы, касающиеся книги, Автор готов обсудить при личной встрече по приезде в Петербург ** августа 200* года. К сожалению, пребыванию в Петербурге отведен только один день, после чего ** августа Издателю представится уникальная возможность присоединиться к третьей по счету исследовательской экспедиции в отдаленные районы русского Севера, Урала и Сибири».

Даже с поправкой на опьянение все это походило на бред, розыгрыш или что-то еще похуже. И что за нелепый прием писать о себе в третьем лице? Тоже мне индейский вождь Острие Бревна! Выгоды он не преследует... За идиотов нас, что ли, эти сектанты принимают? А уж предложение отправиться «в отдаленные районы русского Севера, Урала и Сибири» выглядело просто издевательством! Я понимаю, если бы чудак-американец пригласил меня куда-нибудь на Гавайи, на худой конец в Мексику или Перу... Но русский Север и Сибирь — это, пожалуй, места, которые нормальный человек пожелает посетить в последнюю очередь. Если вообще пожелает. И потом, раз уж Автор намерен опубликовать книгу как можно быстрее, зачем отсылать Издателя в Сибирь? Вряд ли это ускорит работу над книгой...

Погруженный в размышления, я все же краем сознания отметил, что Алексей несколько переигрывает в демонстрации своего опьянения. Подозрения усилились, когда он неожиданно засобирался домой, преувеличенно пошатываясь и даже попытавшись в коридоре пьяно обнять Настю. Этого он себе раньше ни в каком виде не позволял, будучи хорошо знаком с ее суровым мужем, мастером восточных боевых искусств.

Алексей ушел. Через некоторое время ушла и Настя. Охранник продолжил свой мирный сон — следствие бурной клубной ночи.

Так я впервые остался один на один с Книгой.

В три часа ночи, уже, естественно, дома, я перевернул последнюю страницу и вышел с сигаретой на балкон. Я давно бросил курить, но тут ощутил неодолимую потребность совершить какое-то действие, подводящее итог, подчеркивающее значимость происходящего. Будь у меня такая возможность, я бы развел костер и сжег в нем все старые ненужные вещи, мысли, эмоции — как это делают под Новый год буддисты, да и не только они.

Над головой и вокруг горели яркие августовские звезды. Непривычная для города тишина и необычная для летних питерских ночей тьма обволакивали меня. Мир и покой, бесконечность мироздания, свобода и красота... Чудовищная ложь, о которой я всегда знал — но ничего не мог изменить. Только забыть и перестать замечать. Что я и сделал. Как и все остальные. Жизнь под колпаком невыносима... пока ты помнишь о нем, пока ты его видишь.

Похоже, теперь я знаю, что делать. Да, эта книга должна быть доступна русскоязычному читателю, и как можно скорее. Но издана она будет не в нашем издательстве. За год работы я заметил, что над ним тяготеет какое-то проклятие. Любую, самую интересную и хорошую книгу ждала тяжелая судьба или безвестность, если среди ее копирайтов появлялся наш гордый брэнд. Но особенно важно даже не где, а как эта книга будет издана. Увы, я осознавал со всей очевидностью: текст нуждается в переработке процентов на семьдесят. Фактически большую его часть придется просто переписать. То, что понятно мне — профессиональному редактору и эзотерику с многолетним стажем, — нормального читателя вгонит в состояние тяжелого ступора.

«Бессмертие»... Да, это хорошая наживка, чтобы привлечь потенциального читателя. Но окажется ли способен клюнувший на такое понять истинный смысл книги? Станет ли она ему по-настоящему полезна? Изменит ли его жизнь, как изменила мою? Должно ли название привлекать — или же, наоборот, отпугивать, отфильтровывать публику? «Майнд-контроль» на входе... Но какое издательство согласится на «некассовое» название?

В оставшиеся до встречи с Алексом шесть дней я успел сделать многое. И встретил его во всеоружии.

Воспользовавшись своими связями в издательском мире, я добился включения книги Алекса под условным псевдонимом и условным названием в ближайшие планы одного действительно хорошего и надежного издательства. Мне удалось убедить знакомого, работавшего там заведующим редакцией, а потом и главного редактора, что книга станет хитом сезона, а издательство снимет все сливки, став первооткрывателем новой звезды. При этом на руках я имел только материал первых трех глав книги — большее количество текста обработать просто не успел. Остальные главы, включая описание методики достижения Бессмертия, я клятвенно обещал предоставить в течение двух месяцев — по мере того, как они будут мною отредактированы. И я не обманывал. Я знал, что с помощью мобильного Интернета переслать текст в издательство не составит труда даже из Сибири.

Параллельно работе над книгой и общению с издателями приходилось вести сборы в экспедицию. Мне было неизвестно, сколько она продлится. Очень хотелось надеяться, что не до начала холодов...

Когда-нибудь, если такой жанр как мемуары вдруг окажется востребованным, я опишу свою первую встречу с Алексом и Джейн, а также все, что происходило с нами в экспедиции. Одной из ее целей был поиск и изучение древних артефактов, существование которых на территории России до сих пор тщательно скрывается международным научным сообществом. Кроме того, Алекс надеялся подобраться как можно ближе к гигантскому кубическому подземному объекту в районе Печоры, а может, если повезет, и проникнуть внутрь него. Но основной задачей экспедиции было общение с живыми носителями древних традиций. Надеюсь, вы понимаете, что рассказ об этой экспедиции и ее результатах — совершенно отдельная тема.

Перед тем, как перейти непосредственно к Книге, хочу отметить еще несколько важных моментов.

С согласия и по просьбе Алекса его текст был серьезно мною переработан, а отчасти и дополнен, поэтому если вам в руки попадет английский или испанский вариант первого издания, не удивляйтесь значительным расхождениям. В работе я использовал дневник отца Алекса, неоднократно упоминаемый в книге, и дневниковые записи самого Алекса, сделанные им в период первых двух экспедиций. Тем не менее, я старался не менять стиля повествования, ведущегося Алексом от первого лица. В результате проделанной работы изменилась и структура книги. Нам с Алексом пришла мысль разделить текст, ставший намного более объемным, на две, а может быть, и три книги. Мне кажется логичным, что в первый том вошла большая часть биографии, точнее, автобиографии Алекса и все, связанное с его жизнью в Америке на начальном этапе деятельности, а также первичный комплекс необходимых практических упражнений и рекомендаций.

Я благодарен всем, кто помог мне в работе над этой книгой своими советами и консультациями, и, конечно, тем, кто морально поддержал меня в этот период. Это Сергей Викторович Аксенов, Георгий Валерьевич Галунов, Павел Валерьевич Берснев, сотрудник Издательства Санкт-Петербургского государственного университета Александр Анатольевич Галат, и в особенности — директор того же издательства, профессор Роман Викторович Светлов. Без их помощи мне вряд ли удалось бы в должной мере адекватно и, главное, столь быстро донести эту в высшей степени сложную и загадочную книгу до русскоязычного читателя.

Сергей Гривцов, июнь 2006 г.

БЛАГОДАРНОСТИ

Благодарю своих родителей за непосредственное участие в создании уникальной психофизической композиции, с которой за долгие годы я сроднился как со своим «я». А без «меня», в свою очередь, не было бы и этой книги.

Благодарю моих друзей. Те, к кому я обращаю эти слова, знают, о чем я говорю.

Спасибо издателям и редакторам. Без благожелательного и внимательного отношения с их стороны столь трудный ребенок не смог бы появиться на свет.

Благодарю тех, кто сознательно и бессознательно препятствовал появлению этой книги. Именно их усилия аккумулировали в ней столько взрывной энергии.

Спасибо всем!

ВВЕДЕНИЕ

Я с детства мечтал стать бессмертным. Мечта эта появилась, конечно же, не сразу; она возникла в тот момент, когда я понял, что бессмертным, судя по всему не являюсь.

До этого я был уверен, что бессмертен.

Осознать всю бренность бытия мне помогли родители, но логика, которой воспользовались взрослые, мне не понравилась. И до сих пор не нравится, несмотря на ее убийственную простоту: «Ты человек, а люди смертны, следовательно, смертен и ты». Чушь какая-то!

Тогда я ничего не смог этому противопоставить. Лишь тихий упрек в форме риторического вопроса высказал я им: «Так зачем же вы меня родили, если знали, что я все равно умру?»

И немедленно схлопотал оплеуху.

Так я познал искусство ведения споров и способы аргументации, принятые в обществе приматов. Человек ведь примат — напоминаю на тот случай, если вы об этом забыли.

С тех пор я затаился, но мыслей о бессмертии не оставил. Хотя, признаюсь, жить с подобными мыслями очень не просто. Но не мог я стать как все и смириться с навязанным мне положением дел.

Особенно тяжело приходилось, когда я обнаруживал, что окружен эгоистами, которые озабочены только своими собственными интересами. Интересами? Программами, заложенными в них невесть кем и когда!

Помню, уже обучаясь в выпускном классе школы, сидел я как-то на океанском берегу и смотрел на закат. Солнце коснулось края вод на горизонте, расплескав бурлящее золото до самой кромки прибоя. Рядом на песке, чуть касаясь моего плеча, расположилась моя одноклассница. Весьма, надо сказать, симпатичная и не по годам развитая девушка.

И вот, слегка придвинувшись ко мне, она спросила — так, что я ощутил нежное дуновение у себя на щеке:

— А чего бы тебе сейчас хотелось?

Я ответил не задумываясь:

— Стать бессмертным! Потому что недостойно человека быть вечным рабом пространства и времени. То есть я хотел сказать — невечным и к тому же рабом... Я уверен: человеческий гений скоро найдет кучу способов победить старость и смерть. И я хочу, чтобы это случилось при моей жизни. Я хочу быть вечно молодым! Я не хочу смотреть на закат и вместо наслаждения великолепной игрой света и цвета думать о том, что и моя жизнь вот так угаснет. Даже не так. Ведь в старости нет ничего прекрасного — одно уродство. И ты станешь безобразной старухой, а потом умрешь. Никакого утешения нет в религии — сказки для легковерных! И нет никакого смысла в такой жизни, как у моих или твоих родителей, и у родителей родителей, и у родителей родителей родителей... Жениться, наплодить детей, состариться, дождаться внуков и умереть? Ради этого конвейера не стоило рождаться!

Спустя некоторое время после моей бурной тирады она спросила с какой-то странной интонацией:

— Ты разве не хочешь иметь семью, детей?..

— Разумеется, нет! Неужели ты не понимаешь?..

Но она, похоже, не понимала.

Солнце втянуло последний луч за грань горизонта, со стороны океана подул холодный ветер, и серые тени зашевелились в камнях возле мола. Зябко поеживаясь, мы поднялись с песка и двинулись к выходу с пляжа. На закат мы вместе больше никогда не любовались.

Значительно позже я убедился, что все желания и мечты рано или поздно сбываются. Причем сбываются буквально. Но почему мы не делаемся от этого счастливей? Может, потому что роботам счастье недоступно?

Сегодня, когда практическое бессмертие — уже реальность, и вот-вот произойдет массовое осознание этого факта, самыми важными и первоочередными становятся следующие вопросы:

Как мы будем жить весь неопределенно долгий срок своей жизни?

Не утратим ли мы при этом себя окончательно и уже безвозвратно?

Не ожидает ли нас в ближайшем будущем нечто гораздо более страшное, чем физическая смерть?

Можем ли мы избежать такого будущего?

Что для этого нужно сделать?

Ответам на поставленные вопросы и посвящена моя книга. Стиль ее написания может показаться несколько необычным — это потому, что он соответствует новой эпохе.

Выжить сегодня — значит принять саму жизнь в качестве учителя и ступить на путь познания, отказавшись от мертвящих механистичных законов псевдонаук и их ложных карт реальности. Вероятность того, что траектория кратчайшего пути из пункта А в пункт Б — прямая, в пространстве жизни исчезающе мала. Чаще всего подобная траектория близка к спирали. Часто, но не всегда.

Книга — это не ребус, вы можете просто читать ее, а не разгадывать. Но если вы хотите, чтобы чтение, кроме эстетического удовольствия и увеличения вашей эрудированности, принесло еще какую-то пользу, постарайтесь подойди к этому процессу без предвзятости. Не ищите в тексте привычной логики построения, не втискивайте прочитанное в рамки морали в плоскости «хорошо-плохо». Просто забудьте о своих прокрустовых^[1] комплексах до момента, когда перевернете последнюю страницу. Впрочем, поступайте как хотите. Доверьтесь себе.

А я могу надеяться лишь на одно. Что сейчас, когда вы, уважаемый Читатель, пробегаете глазами эти слова, вопросы, заданные выше, и сама необходимость их постановки еще вызывают недоумение, еще выглядят попыткой розыгрыша или мистификации. Если это так, то, возможно, у вас есть еще немного времени. Отложите свои дела, читайте быстро, но вдумчиво. Прочитайте и передайте эту книгу родственникам и знакомым. Прочитав, вы будете знать, что делать дальше. Знание — сила!^[2]

ЧАСТЬ 1. ВСПОМИНАЯ О СМЕРТИ

Предыстория

Я родился в Сан-Диего, крупном портовом городе в Южной Калифорнии, возле границы с Мексикой, в семье русского эмигранта и девушки из состоятельной мексиканской семьи. Александром меня назвали в честь одного русского поэта, который по происхождению, правда, был африканцем^[3]. Второе мое имя — вероятно, дань уважения бывшему губернатору штата Калифорния, позднее ставшему президентом^[4]. Наверное, у родителей случился приступ местного патриотизма.

Отец, покинув свое отечество, тем не менее, сохранил приверженность православной вере и по воскресеньям ездил через весь город в единственную в округе русскую церковь — приход св. Иоанна Кронштадтского. Местные прихожане, в основном эмигранты во втором и третьем поколениях, долгое время чурались его, подозревая, что он тайный агент КГБ. Мать же была убежденной католичкой, хотя и с большой примесью индейских верований. В отношении меня родители никак не могли договориться, в какой церкви и в какую веру крестить, решив в конце концов, что я, когда подрасту определюсь как-нибудь сам. Так что рос я в обстановке религиозного, национального и политического сумбура.

На родине, в Советской России, отец был врачом. Находясь, как и большая часть представителей интеллигенции, во внутреннем конфликте с тоталитарным коммунистическим режимом, он мечтал об эмиграции за рубеж, в «свободный мир». Однажды он сумел устроиться корабельным доктором на торговое судно и несколько лет плавал по всему свету пока судьба не предоставила ему удобную возможность. Сойдя на берег в Тихуане — почти без денег, имея при себе только самые ценные вещи, — он без следа растворился в сутолоке мексиканского торгового порта.

Благодаря хорошему знанию испанского и английского, а главное — редкому дару вызывать симпатию у незнакомых людей, отцу удалось прибиться к группе мексиканцев, собиравшихся нелегально эмигрировать в США. Среди них был брат моей будущей матери, который быстро подружился с «чудаковатым русским доктором» и привел его в дом своей сестры в пригороде Сан-Диего.

Дом располагался недалеко от ракетного полигона, и рев взлетающих ракет с самого рождения был для меня звуком знакомым и родным. Такими же родными мне казались огромные южные звезды и русская речь, впоследствии почти забытая мною.

Когда я был маленьким, отец часто до поздней ночи сидел под открытым небом, держа меня на коленях, попивая текилу и рассказывая мне странные русские сказки. Еще он любил пересказывать фантастические истории о космических путешествиях, полетах к далеким мирам и бесконечности человеческого познания. Так я и засыпал, слушая его. А в те вечера, когда отец работал, я слушал жутковатые легенды и старинные индейские песни моей бабушки.

Врачебный диплом отца и опыт в практической медицине, приобретенный в бытность его корабельным врачом, позволили ему быстро найти «хорошую работу по специальности» — стать санитаром в больничном морге. Вершиной его карьеры оказалась должность патологоанатома в той же больнице.

Жизнь отца трагически оборвалась в возрасте тридцати восьми лет, когда мне было всего восемь. Мать давно подозревала его в любовных связях на стороне. Эти воскресные поездки в церковь, которые стали отнимать у него целый день, и частые задержки на работе создавали в их отношениях все большее напряжение.

Ее заставляло нервничать еще и то, что их брак не был официально подкреплен авторитетом Церкви. Они решили обвенчаться, когда мама была уже на сносях. Но тут неожиданно возник непреодолимый барьер. Оказалось, что православный христианин и католичка не могут сочетаться браком. По церковным законам оба супруга должны были верить не просто в Иисуса, а во вполне конкретного — либо в православного, либо в католического. В этом была определенная логика, ведь эти два Иисуса даже родились в разные дни с разницей почти в две недели^[5].

У моих родителей было ангельское терпение, они многое мне прощали — ведь я был единственным ребенком. Но периодически я начинал донимать их вопросом: «Как может некто, пусть даже и сын Бога, родиться дважды, и не позволяло ли это Ему при жизни праздновать каждый год два дня рождения?» Мне действительно было интересно, но родители богословские споры вести не умели и не любили. Подобные вопросы доводили их до бешенства, напоминая о некоторой нелегитимности их супружества. Беседа превращалась в потасовку они начинали с криками бегать за мной по всему дому а потом, когда я забивался в какое-нибудь недоступное место, уже друг за другом. Отец был сильнее, но мать проворнее и коварней. Пока он замахивался на нее кулаком, она уже успевала выхватить кухонный нож или выбежать на улицу с воплем: «Помогите! Этот русский медведь хочет убить меня и ребенка!» Потом они, разумеется, мирились, а чтобы притупить чувство вины перед любознательным дитятей, давали мне немного денег — на кино или аттракционы.

А однажды все неожиданно закончилось. Как-то поздно вечером мама в припадке ревности примчалась к отцу на работу и застала его там, на рабочем месте, то есть в морге. Но не очередным трупом он был увлечен, а юной мулаткой-медсестрой. Я до сих пор не знаю, что же произошло в тот вечер; мне сказали — несчастный случай. Так или иначе, но отца я больше не видел. Конечно, я присутствовал на похоронах, но почему-то был твердо уверен: то, что лежит в гробу — не мой отец. Он где-то в другом месте, далеко отсюда, может быть, в своей загадочной России, или странствует по звездному небу, которое он так любил...

С матерью после этого я общался мало, так как вскоре обучение мое продолжилось в закрытом интернате, и дома я бывал только на каникулах. В мой последний приезд перед поступлением в университет мать отдала мне часть отцовских вещей, в том числе и те, с которыми он впервые ступил на землю американского континента. Особенно меня заинтересовала толстая тетрадь с пожелтевшими от времени листами, густо исписанными его рукой. Я сразу понял, что это личный дневник, хоть и написан он был на малопонятном мне русском языке. Во многом эта рукопись определила мой дальнейший жизненный путь.

Потом была учеба в университете, занятие нелегальным бизнесом по ввозу в США психоделических веществ из Мексики и Перу нелады с законом, путешествия, встречи, расставания, избавление от наркозависимости, приобщение к старым и новым духовным традициям и даже тоталитарным сектам^[6]... И многое другое. К некоторым из перечисленных событий я еще вернусь.

Земные дороги ведут не в Рим...

Когда кто-нибудь хочет подчеркнуть важность стоящей перед ним проблемы, он говорит: «Это для меня вопрос жизни и смерти!» Обычно такими вещами не шутят, и мы, проникшись сочувствием, стараемся чем-то помочь и успокоить человека. Ведь подобные фигуры речи указывают на совершенно особую область нашего бытия — ту, где проходят его границы.

Насколько обширна эта пограничная или, точнее, приграничная область? Можно предположить, что простирается она от первого момента понимания наличия границ, пределов бытия и до их достижения, то есть до полного прекращения бытия, до смерти...

Является ли граница бытия чем-то реальным; свойственна ли она бытию любого живого существа, любого мыслящего, осознающего свою индивидуальность субъекта либо лишь человеческому бытию? Почему сегодня эта граница похожа на стену от земли до неба, в которую упираются все дороги — стену, исписанную и изрисованную так, что в глазах рябит?

Самое заметное граффити, украшающее Стену, исполнено в скупом и безрадостном стиле. Оно гласит:

ДАЛЬШЕ НИЧЕГО НЕТ

Поверх него и вокруг множество других. Чья-то неуверенная рука явно пыталась исправить утверждение.

ДАЛЬШЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ЧТО-ТО...

Но робкая надежда рассеивается мрачно и весомо:

ОТТУДА НЕТ ВОЗВРАТА!

Остальное — пестрое переплетение высказываний разных времен и стилей — то пугающих, то успокаивающих и даже зазывающих, то приводящих в замешательство. ТЫ БУДЕШЬ НАКАЗАН, ГРЕШНИК!

ПОКАЙСЯ, ПОКА НЕ ПОЗДНО!

ТЫ БУДЕШЬ СПАСЕН

ТЫ ПРОЩЕН

ИДИ С МИРОМ

ТЕБЯ ЖДЕТ БЛАЖЕНСТВО...

ТЕБЯ ЖДУТ АДСКИЕ МУКИ...

...НА ВЕЧНЫЕ ВРЕМЕНА!

ВЕЧНЫЙ ПОКОЙ

...НА ТУЧНЫХ ПАЖИТЯХ

ТЫ СКОРО ВЕРНЕШЬСЯ

СЕГОДНЯ И ЕЖЕДНЕВНО! БЕЗНАЧАЛЬНО И БЕСКОНЕЧНО! АТТРАКЦИОН «КОЛЕСО САНСАРЫ»^[7] - ВОЗВРАЩЕНИЕ ГАРАНТИРУЕМ! ВОСПОМИНАНИЯ ЗА ОТДЕЛЬНУЮ ПЛАТУ...

ТАМ НИЧЕГО НЕТ, НО И ЗДЕСЬ ТОЖЕ

РАЙ ДЛЯ ПАВШИХ ВОИНОВ

САМОУБИЙЦ И ВЕРООТСТУПНИКОВ - В АД НАВЕЧНО!

ВЫПОЛНИЛ ЛИ ТЫ СВОЙ УРОК?

РОДНЫЕ И БЛИЗКИЕ ЖДУТ ТЕБЯ

ВСЕГО ЛИШЬ СОН...

ЕСЛИ ТЫ НЕ СДЕЛАЛ... ЕСЛИ ТЫ НЕ ПРИНЯЛ... ЕСЛИ ТЫ НЕ ПРИЗНАЕШЬ... ЕСЛИ ТЫ НЕ ПРИНАДЛЕЖИШЬ... ТЕБЕ БУДЕТ ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ПЛОХО!

ДАЖЕ ЕСЛИ ТЫ ТОЛЬКО МЛАДЕНЕЦ...

ВЕЧНО ГОРЕТЬ В АДУ!

НЕ БОЙСЯ - ЭТО НЕНАДОЛГО!

ВСЕ ТАМ БУДУТ

ТАМ ТВОЙ ДОМ

Ну и так далее.

Когда-то Стена была девственно чистой, бесцветной и оттого незаметной. До самого последнего мгновения. Со стороны казалось, что достигая ее, человек входит в туман и постепенно исчезает, растворяется в нем. Последний выдох — и вот его уж нет. Те, кто это видел, иногда пытались удержать уходящего или последовать за ним, но плотная невидимая преграда не пускала их. И лишь органическая плоть, все менее и менее похожая на то, чем она была при жизни, оставалась у Стены. Вид ее, хладное окостенение, сменяющееся разложением, сопровождаемым мерзким запахом деградации сложноорганизованной структуры в набор простых веществ, годных лишь на удобрение, внушали отвращение и страх. Поэтому от остатков плоти старались побыстрее избавиться — закапывали поглубже, сжигали, бросали в водоемы или же оставляли на съедение диким животным и птицам.

Движемся мы, стоим или даже пытаемся двигаться вспять — рано или поздно, но все примерно в одно и то же время, мы оказываемся перед Стеной. За многие века у невидимой границы бытия, превратившейся в Стену, выросли целые города из построек замысловатой архитектуры, населенные причудливо одетыми жрецами и служителями Стены. У них есть множество книг и картин, наполненных историями о том, как и почему возникла Стена и что там за ней. Некоторые жрецы, а также множество держащихся особняком и зачастую, что греха таить, довольно подозрительных типов, утверждают, что ясно видят все происходящее с той стороны Стены, даже сами бывали там и сумели вернуться. Многие верят им. Многие, напуганные страшными перспективами или прельщенные мечтами о будущем блаженстве, делятся деньгами и едой с теми или иными жрецами и рассказчиками, надеясь на лучшую участь в грядущей неизвестности.

Часть тех, кто непрерывным потоком движется сквозь туман границы бытия, не верит никому и ни во что. Никому кроме особой касты жрецов особого бога. Жрецов этих зовут «ученые», а бога — «Научно-технический прогресс» или просто «Наука». До недавнего времени служители культа Науки не претендовали на Иной Мир, предположительно находящийся за Стеной. Они даже отрицали, что там вообще что-то есть. А тех немногих из их рядов, кто думал иначе, называли шарлатанами и гнали прочь. Раз уж за Стеной ничего нет, то святой целью для большинства жрецов Науки стало с помощью дорогостоящих хитроумных приспособлений и пилюль замедлить движение к Стене и со временем остановить его вовсе. Но со свойственной им откровенностью, граничащей с цинизмом, они не скрывали, что цель эта станет достижимой лишь для тех, кто регулярно приносит щедрую дань их божеству — деньгами, славословием и временем, потраченным на игры с его идолами и ритуальными предметами.

Совершенно особая и еще недавно довольно-таки малочисленная категория обитателей приграничья — жрецы полного возвращения. Как правило, из больших культовых сообществ их прогоняют, поэтому и держатся они в стороне. Слишком уж драматично все, что связано с полным возвращением, или воскрешением, слишком велика ответственность. Неудачный опыт или шарлатанство в этой области сравнимы с повторным убийством. Как ни удивительно, встречаются здесь не только теоретики и мечтатели всеобщего возвращения, но и практики — дельцы, таким образом зарабатывающие себе на хлеб с маслом.

Да, многообразно и сложноорганизованно население приграничья: жрецы, целители, ученые, шарлатаны, визионеры-иновидцы, философы, сумасшедшие... Что будет со всеми ними, если граница вдруг исчезнет или переместится в недоступные для них области?

Но вряд ли вас должна серьезно волновать судьба пестрого табора иждивенцев Приграничья. Этот мрачный диснейлэнд наверняка найдет другие ниши, другие белые пятна в чьем-либо самопознании, и перекочует к новым границам вместе со своими аттракционами и замками ужаса.

Так существует ли вообще граница бытия, совпадает ли с ней граница существования жизни? На эти вопросы не ответить, не найти практических решений связанных с ними задач, не определив, что такое человек и мир — и, как ни странно, что такое счастье, гармония и смысл жизни.

Звезды — живые и мертвые

Мысли о жизни, смерти, а тем более о бессмертии не так уж часто отягощают ум нормального среднестатистического человека. И это вполне понятно. Если бы было иначе, такой человек не мог бы считаться нормальным и среднестатистическим. А чтобы облегчить человеческую жизнь, в психике предусмотрено множество защитных барьеров и предохранителей: все, что выходит за рамки повседневного существования, все вызывающее замешательство и раздражение отторгается, вытесняется или, если уж увернуться от контакта с необычным нет никакой возможности, интерпретируется, объясняется приемлемым для «здравого смысла» образом.

Как я уже говорил в самом начале, естественное состояние ребенка до первого столкновения с проблемой смерти — это отсутствие самой идеи смерти, ощущение собственного бессмертия. Мыслей и концепций, связанных с бессмертием, у него, конечно, тоже нет — они и не требуются, ведь все разумеется само собой. «Смерть» — просто слово, абстракция, не имеющая к тебе никакого отношения. Чуждо детскому уму и «бессмертие» как отсутствие «смерти» — то, чего нет вовсе, не может и отсутствовать. Вполне достаточно чистого, не замутненного подобными категориями бытия. «Я есть, я не помню момента, когда меня не было, я буду всегда!»

«Нормальным» я не был даже в детстве. Мне часто снилась смерть. Кроме того, с пяти лет я проводил значительную часть времени в больнице и в морге, куда относил отцу обеды. Однажды, возвратившись оттуда домой, я в очередной раз задался вопросом, что такое смерть. Первой я озадачил свою мать. Выслушав ее долгое «объяснение» и совершенно им не впечатленный, я только спросил: «А зачем люди умирают?» Не получив вразумительного ответа, лишь отметил внутренне: «До чего же неуклюже меня каждый раз пытаются убедить в серьезности всяких нелепых выдумок!» Что ж, мне не стыдно признаться — я и сейчас считаю смерть второй по величине нелепостью. Второй — после бессмертия.

Поздно вечером, когда мы с отцом любовались звездным небом, я поделился своими соображениями. Он долго и весело смеялся, а потом спросил:

— Как по-твоему, звезды — живые или мертвые?

— Конечно, живые. Гляди, как они нам подмигивают! И если долго на них смотреть, то можно почувствовать, что они тоже смотрят на тебя.

— Ну, мигают-то они потому, что их свет проходит через воздух.

— Но они же смотрят!

— А дедушка с портрета в гостиной — он тоже на тебя смотрит?

— Да-а-а... Он ведь давно умер, да? Но все равно он смотрит, только по-другому.

— А звезды все одинаково смотрят?

Я почувствовал какой-то подвох в вопросе и начал внимательно вглядываться то в одну звезду, то в другую... Действительно, их было так много, что сначала, при первом взгляде, казалось, будто на тебя разом уставилась огромная толпа. Как зрители на стадионе. Лишь через некоторое время начинаешь замечать, что зрителей хоть и много, но среди них то тут, то там виднеются изображения, подделки. Как фотография президента в полный рост, в обнимку с которой предлагает сняться уличный фотограф. Или манекены в магазине одежды... Нет, от манекена или куклы другое ощущение — они никогда не были живыми. Манекен не смотрит! Он... как русский спутник, который сейчас медленно пролетел по небу. Или метеорит. Хоть он и светится — там не только нет жизни, но и не было и быть не могло.

Все это пронеслось у меня в голове за какую-то минуту.

— Папа, некоторых звезд там нет, там только их изображения, но они не мертвые, как дедушка, они другие...

Я думал, что отец опять начнет смеяться, но он стал очень серьезен.

— И как же ты это различаешь? — спросил он несколько напряженно.

— Я... их чувствую. Вот тут. — Я положил ладонь на живот. — А потом, если продолжаешь смотреть, то и здесь тоже, но уже иначе. — Я плавно поднял руку до середины лба. — А фотография дедушки или вон та маленькая звездочка сразу говорят: «Мы не такие, какими кажемся!»

Отец открыл рот и хотел что-то сказать, но в этот момент в дверях дома в прямоугольнике света возник темный силуэт моей мамы.

— Эй, астрономы! Пора чистить зубы и спать!

Больше мы к этому разговору не возвращались. Только много лет спустя я понял, о скольких вещах мы с отцом могли бы рассказать друг другу сколь многому научиться уже тогда. А сейчас в моих руках осталось лишь несколько тонких ниточек, связывающих нас. Одна из них — его дневник. Но об этом я расскажу позже.

Далее: читать всю книгу Алекс Рон Гонсалеса "Бессмертие. Как его достичь и как избежать"