Рассказывает Александр Ковылков, офицер запаса: Летом 1989 года нашу часть Забайкальского военного округа расформировали и офицеров раскидали по всему еще не развалившемуся тогда Союзу. Я получил назначение под Красноярск.

Прибыв в середине сентября в расположение дивизии и представившись командирам и начальникам, я пришел в ужас: для вновь формируемой части отвели заброшенный гарнизончик в 18 километрах от основной базы! 

На этой площадке никто не жил уже лет 12 - 15, все было разбито и разгромлено. Коробки зданий и сооружений стояли без окон и дверей, а впереди офицеров и солдат ждала суровая сибирская зима. Командование дивизии поставило задачу восстановить строения и выделило на это денежные средства. Командир части, замполит, старшина, я да 11 солдат — вот такими силами пришлось выполнять приказ.

А срок был отведен очень жесткий — все закончить к празднику Великого Октября. Таким образом, мы дневали и ночевали в части, работали как очумелые. В середине октября солдаты доложили мне о странном явлении ночью: километрах в трех четырех от расположения части было замечено яркое свечение, продолжавшееся 30 - 40 секунд, затем все погасло и в небо ушла светящаяся точка, похожая на осветительную ракету.

 Мы, офицеры, посоветовались и решили, что это проводили учения вертолетчики или группы разведки. В суровых буднях случившееся скоро забылось. Подобное явление произошло снова совершенно неожиданно в ночь с 7 на 8 ноября 1989 года. Накануне, 5 ноября, в часть приехал начальник политотдела дивизии. Поздравил с наступающим праздником, похвалил за ударный труд и наградил отличившихся в строительстве солдат и офицеров.

 Мы распределили праздничные наряды, и мне досталось дежурить с 7 на 8 ноября. Зима в Красноярском крае наступает в начале — середине октября, и снежный покров ложится на землю уже до весны. Температура воздуха опускается ночью до 15 - 18 градусов ниже нуля. В обязанности дежурного по части входила обязательная проверка теплотрасс, котельной, автопарка и других сооружений. Дежурный располагался в казарме и, уходя с проверкой по объектам, обязан был сделать запись в журнале.

 Получив инструктаж у командования, я заступил на дежурство и занялся своей работой: обошел расположение части, провел ужин в столовой, вечернюю поверку и отбой. По телефону доложил дежурному по соединению о положении дел. Дождавшись, когда личный состав угомонится и уснет, я сделал запись в журнале проверок: «Убыл в 23.45 для проверки котельной и автопарка». Перед выходом предупредил дневального роты о маршруте движения и вышел на улицу.

 Ночь была тихая, звездная, мороз около 10 градусов. Расстояние от казармы до котельной по дороге через тайгу 800 метров, а от котельной до автопарка 1500 1600 метров. Выйдя из котельной, метров через 250 300 на дороге я увидел три силуэта: два одинакового роста, около 180 190 сантиметров, третий пониже около 160 сантиметров, и принадлежал он подростку или девушке. Фонарь я не захватил, так как прекрасно знал дорогу, да и луна светила ярко.

 Что меня удивило, так это внешний облик и одежда идущих: сложены они были непропорционально: туловище длиннее нижних конечностей, руки, тонкие и длинные, достигали уровня коленей, продолговатая голова без шеи сразу же переходила в туловище. В тех местах Красноярского края случались побеги заключенных. Но об этом МВД всегда ставило в известность армейские гарнизоны. Тогда откуда взялась эта троица?

 Информации о побегах на инструктаже я не получал. Одеты они были в подобие гидрокостюмов и, самое главное, излучали слабый фосфоресцирующий зеленовато голубой свет! Приняв их за террористов или диверсантов, я схватился за кобуру с пистолетом, пытаясь ее расстегнуть, и громко приказал: «Стой! Стрелять буду!»

До неизвестных было метров 100 120, пистолет на таком расстоянии малоэффективен, но так поступать предписывалось инструкцией. Что произошло дальше, я восстанавливал по памяти в течение последующих трех четырех лет, но к полной ясности не пришел. На мой окрик и судорожное движение руки к кобуре раздался шипящий звук (так открывают бутылку шампанского), и я получил сильный удар в грудь! Не знаю, потерял ли я сознание хоть на мгновение или нет, но все, что я увидел и запомнил, было как бы со стороны.

 Я и моя сущность разделились — отдельно существовало мое физическое тело, одетое в шинель, при портупее с кобурой, и отдельно мое зрение, которое фиксировало все происходящее. Первое, что я увидел со стороны, было мое распростертое в полете тело (?) с раскинутыми в стороны руками, лицом вниз, без головного убора. Тело двигалось с большой скоростью по трубе, как бы ввинчиваясь в нее. Вокруг было светло, серовато зеленоватый свет исходил от стен. Ощущение было такое, будто огромный пылесос всасывал меня в неизвестность.

 Труба изгибалась, делала резкие повороты. Но что интересно: я ни разу не прикоснулся к стенкам этой трубы, и при такой огромной скорости движения волосы и полы шинели оставались в абсолютной неподвижности. На ногах были хромовые сапоги, но каблуки на них отсутствовали (?). Следующий кадр — комната, наподобие больничной палаты или операционной. Ослепительно белые стены и яркий свет, не дающий теней.

 Стены совершенно голые — ни светильников, ни отверстии. В центре этой куполообразной овальной комнаты стоял стол (как в морге). На нем лежало мое тело лицом вниз, в полной экипировке дежурного, с повязкой на рукаве. Но, о ужас! Черепная коробка была открыта, как обыкновенная шкатулка, и крышка была откинута от затылка ко лбу! Я видел свой мозг! Серо желтая, студенистая масса чуть подрагивала, как желе или холодец.

 Крови не было видно, тело ощущало холод, идущий от стола. Затем из воздуха, из пустоты, материализовались эти трое существ в гидро-комбинезонах, лица были закрыты масками. Они стояли вокруг стола и рассматривали мой мозг. Третий кадр — та же комната с тем же ярким светом и тремя неизвестными у стола, на котором, также без движения, распростерто мое тело с открытой черепной коробкой.

У одного высокого индивида в руках с тонкими длинными пальцами оказалась булавка с ярко красной, мерцающей головкой. Этой булавкой он сделал пять точечных уколов в открытый мозг. После третьего укола (в районе мозжечка) мозговое вещество дернулось, хотя боли я не ощутил. Зрение стало угасать — эти трое растворились в воздухе, как сигаретный дым. Очнулся я в казарме (?), сидя на стуле, от довольно увесистых похлопываний по щекам.

 Открыв глаза, я увидел перед собой перепуганных насмерть дневального роты младшего сержанта Максуда Мамедова и солдата Василия Ивашина. Они энергично приводили меня в чувство, с ужасом взирая на появившегося дежурного по дивизии. При этом Василий шлепал меня по щекам и тряс за плечо, а Мамедов набожно причитал: «Ай, Алла! Капитана, ты откуда?..» Я машинально взглянул на входную дверь казармы — она была закрыта изнутри на два мощных железных засова! Над дверью висели большие электронно механические часы «Янтарь», они показывали 00.07.

 Я глянул на ручные электронные часы — они показывали то же время… Отсутствовал я в казарме ровно 22 минуты. По прошествии определенного времени я проделал тот же путь с хронометражем к котельной. Все, вместе взятое, заняло 17 минут, то есть выходило, что 5 минут я находился неизвестно где и как попал в казарменное помещение с закрытой дверью — непонятно! В 00.32 в дверь казармы раздались мощные удары и послышалась ругань на «истинно русском, непечатном» языке.

 Голос принадлежал командиру части майору Владимиру Саввичу Остапюку. Ворвавшись в казарму, он набросился на меня и дневального по роте с вопросами, что случилось в части. Выслушав наши доклады, а также дежурного по парку и кочегаров, он успокоился и повел меня в свой кабинет. Я поведал ему о своем происшествии. Командир в свою очередь рассказал, что был в гостях с женой у товарища, как полагается, в честь праздника выпили, попарились в баньке и в 23.45 отбыли на «уазике» к себе.

Подъезжая к расположению части, увидели зрелище, от которого потеряли дар речи: огненно черный шар, зловеще переливаясь и освещая все вокруг, уходил в звездное безоблачное небо! Прикинув место, откуда поднимался шар, майор решил, что взорвался один из паровых котлов нашей котельной! Приказав водителю свернуть с основной дороги, он ворвался в расположение части и устроил мне разнос за то, что прозевал «диверсию».

Успокоившись, майор отправил жену на машине домой, а сам остался в казарме. «Пойдем осмотрим твой маршрут движения, — сказал он. Потом, удивленно взглянув на мои ноги, задал вопрос: — Где твои каблуки?» Я в ответ промычал что то невнятное. Вооружившись фонарями, мы детально обследовали весь мой путь. На заснеженной дороге от котельной к автопарку четко вырисовывались мои следы и обрывались! Шел человек, оставляя следы на снегу, а затем взял да испарился, улетел. Но самое интересное — мы нашли мой правый каблук.

 В центре его было двух-сантиметровое отверстие с ровными, оплавленными краями. Такое впечатление, что кто то проткнул каблук раскаленным железным стержнем. Крепежные гвозди отсутствовали. Вот здесь в начале второго ночи 8 ноября 1989 года командир, поверивший во все происшедшее со мною, первый раз произнес слово: «НЛО». Вернувшись в казарму, мы решили о происшествии никому не докладывать, а держать язык за зубами. Дело в том, что еще продолжал действовать секретный приказ главного маршала артиллерии немедленно докладывать Н.Ф. Толубко на Центральный командный пункт ракетных войск стратегического назначения и в отдел КГБ обо всех непонятных и необъяснимых явлениях.

 Этим приказом предписывалось в случае встречи с таким явлением агрессивности не проявлять, огонь на поражение не открывать, а наблюдать происходящее и фиксировать события. По опыту мы знали, что бывает после таких заявлений: наезжает куча комиссий, задают разные глупые вопросы, и в итоге заявитель становится неугоден. Поэтому мы решили молчать и в таком же духе проинструктировали дневального роты. После этого гарнизона у меня было два других — на Украине и в Пермской области. В отпусках я много путешествовал: ходил в горы, спускался на байдарке по рекам, лазил со спелеологами.

По службе мотался по всей стране и никаких негативных последствий от того происшествия не ощущал. Жена, правда, заметила одну странность — я стал видеть в темноте. Да еще друзья туристы в шутку прозвали меня «барометром»: я безошибочно предсказывал погоду в походах. Примерно к 1996 году эти способности постепенно угасли сами собой.

 И еще одно: в 1990 году я собирался поступать в академию и проходил медкомиссию. Мне надо было сделать снимок пазух носа. Так вот, я дважды его делал, и дважды снимки засвечивались. Начальник рентген-отделения подполковник Анатолий Иванович Юдин ругал некачественную пленку, подобрал снимок черепа, более менее похожий на мой, и вручил его мне. Но снимки других офицеров на пленке этой партии почему то получались нормальные…