Академик РАН Евгений Гордеев – один из самых известных вулканологов в России и мире. С 2004 года он возглавляет камчатский Институт вулканологии и сейсмологии – единственное в стране научное учреждение подобного профиля. Однако будущее института, как и всей российской науки, ученый оценивает весьма скептически.

 Странные вещи

- Евгений Ильич, я предложил вам записать интервью о науке и вулканах, но вы сказали, что все равно придется говорить о политике. Почему?

- Потому что проблемы развития науки и технологий в России часто связаны именно с политикой. Руководство нашей страны, похоже, до сих пор четко не представляет, для чего же нужна наука? В Советском Союзе многие проекты возникали на фоне противостояния с Западом. Развитие атомных технологий, космоса были нацелены на создание новых типов вооружений.

- В советские годы противостояние с Западом, о котором вы говорите, давало и определенный эффект: космические и атомные технологии успешно развивались…

- В то время на фундаментальные исследования страна выделяла 5 % средств от общего финансирования науки. 95 % шло на решение прикладных научных задач – в министерства, ведомства, «почтовые ящики». Подобная схема не была идеальной, но она все-таки поддерживала развитие фундаментальной науки. Сегодня этого нет. Более того, происходят довольно странные вещи. Страна вроде бы повернулась к рынку. А рынок – это конкуренция, при которой, по идее, должны создаваться более дешевые образцы различной продукции. Однако в России это правило не работает по одной простой причине – воруют. Деньги, которые идут на грандиозные стройки, типа космодрома Восточный, постоянно куда-то исчезают.

- Фундаментальную науку сегодня финансируют хуже, чем это было во времена СССР?

- Намного хуже. У нас в институте, например, деньги в основном тратятся на коммунальные услуги, потому что мы вынуждены платить за электроэнергию, воду, вывоз мусора – за все, что касается существования здания, где мы работаем. И худо-бедно остается на зарплату. Вот две статьи, на которые уходит институтский бюджет. На оборудование, полевые работы, исследования денег нам не дают… К примеру, недавно на Камчатке начал извергаться вулкан Камбальный. СМИ сообщали, что это произошло неожиданно. Хотя в реальности учет возможности извержения существовал. Раньше в подобной ситуации на вулкан отправили бы экспедицию, чтобы организовать наблюдения. А сегодня, не имея средств, мы даже не могли туда улететь. Только через неделю наши сотрудники попали к вулкану, благодаря тому, что МЧС выделило вертолет. Но извержение к тому времени уже закончилось.

- По телевизору много говорят об инновационном центре «Сколково», о госкорпорации «Роснано». Они, как сообщается, должны стимулировать развитие новых технологий и помогать науке. Помогают?

- Я с этими организациями не сталкивался, но мне известно, что в них тратятся серьезные деньги. Выгоды от этого, насколько я понимаю, пока нет. Впрочем, есть оправдание: вложения в высокие технологии окупаются не быстро. Ждем.

- Прочитав вашу биографию, я с удивлением обнаружил, что вы, в свое время, получили грант НАТО.

- Это так.

- На какие цели он был предоставлен?

- На проведение исследований сейсмичности в центральной Италии, где часто происходят землетрясения. В принципе, ничего удивительного в этом гранте нет. В России представляют НАТО в качестве исключительно военной, агрессивной структуры, хотя альянс ведет множество гуманитарных и научных программ. У нас об этом в последнее время почему-то забыли.

Одна большая проблема

- На Камчатке сегодня можно заниматься наукой на высоком уровне?

- Мы же занимаемся. Наши ученые признаны коллегами из США, Японии, Франции, Италии. Их статьи печатаются в лучших зарубежных изданиях.

- За счет чего вам удается держать планку?

- Во-первых, мы активно взаимодействуем с коллегами из разных стран. Во-вторых, у наших сотрудников хорошее базовое образование. Поколение ученых, которое окончило высшую школу в Советском Союзе, достаточно грамотное и инициативное.

- В свое время, костяк института вулканологии составляли выпускники МГУ. Почему сегодня они не едут на Камчатку?

- Да, мы посчитали, что у нас работало примерно 160 выпускников Московского государственного университета. Раньше Камчатка была притягательна по многим причинам – хотя бы повышенной зарплатой. А благодаря своей природной уникальности она, безусловно, вызывала интерес у выпускников геологического профиля. Сегодня мы тоже стараемся кого-то привлечь, но есть одна большая проблема – отсутствие жилья для сотрудников. Финансовых ресурсов, чтобы приобрести квартиру за свой счет, молодые ученые не имеют. В Москве у специалистов базовая зарплата выше, чем на Камчатке – даже со всеми нашими северными коэффициентами.

- Сколько у вас в институте зарабатывает, например, кандидат наук?

- Молодой сотрудник – 30-40 тысяч рублей в месяц, руководитель – 60-70 тысяч.

- Доходы руководителей сопоставимы с зарплатами сержантов в камчатской полиции.

- Это не удивительно. В России традиционно, в первую очередь, поддерживали силовые структуры.

- Вы можете обрисовать перспективы института вулканологии?

- Они довольно печальны. Нет смены поколений. Молодежь, которая к нам приходит, не очень хорошо образована. Квалификация, получаемая молодыми учеными благодаря нашим старшим сотрудникам, помогает им заниматься научными исследованиями. Но когда наставники уйдут, случится определенный провал…

- Руководители двух расположенных на Камчатке государственных университетов, которые работают в тесном контакте с местной властью, рассказывают, что у них в вузах дают шикарное образование.

- Не уверен, что это так. Я немного знаю ситуацию в КамГУ имени Витуса Беринга. Там есть кафедра геологии, географии и геофизики. Она была создана, чтобы готовить специалистов для нашего института. И мы эту кафедру ведем. Базовые знания студентов там очень слабые. Я имею в виду основные предметы – физику, химию, математику. То, что необходимо вулканологу. Впрочем, это не столько вина университета, сколько его беда. В вуз приходят выпускники школ, где все преподается еще хуже. Наше образование основательно разрушено. А сейчас идет разрушение науки.

- Может, вам следовало бы по примеру некоторых коллег вступить в партию «Единая Россия»? Не исключено, что после этого ручеек бюджетных денег потек бы и к вам в институт…

- Я думаю, что в «Единую Россию» стремятся те, кто хочет получить карьерный рост. У меня все-таки иные задачи.

Лучше строить, чем прогнозировать

- В Википедии сообщается, что вам удалось предсказать ряд землетрясений. Где они происходили?

- Здесь, на Камчатке, в районе Шипунского полуострова. Когда там произошло небольшое землетрясение с магнитудой около 7, мы зафиксировали определенные аномалии в химическом составе подземных вод. Потом в этом же месте произошло еще два события, которые имели такие же аномалии. По ним мы и сделали прогноз.

- За какое время до начала землетрясения вы его спрогнозировали?

- Где-то за месяц-полтора. Раньше работы по прогнозу сейсмособытий велись очень активно. Но сейчас интерес к ним уменьшается, потому что результатов немного.

- Ученые пришли к выводу, что прогноз землетрясения – бесперспективное занятие?

- Почему же, как у научного направления у прогноза есть перспективы. Однако решение подобных задач требует детальных и длительных наблюдений. Все это очень дорого стоит. Практически во всех странах, которые раньше занимались проблемой прогноза землетрясений, работы свернуты. В России же они планомерно ведутся только на Камчатке…

- Почему в других странах работы свернули?

- В Японии, например, пришли к выводу, что эффективнее не предсказывать сейсмособытия, а надежно строить здания. Так сегодня действуют и в Америке… Дело в том, что неоправдавшийся краткосрочный прогноз может нанести больший ущерб, чем само землетрясение. На некоторых территориях уже сталкивались с подобными явлениями. После объявления прогноза уменьшалась деловая активность, начинался отток населения, люди паниковали, снижалась производительность их труда. В результате, возникало больше социальных проблем, чем могло принести землетрясение, которое еще не факт, что случится.

- Как вы оцениваете состояние Петропавловска-Камчатского, учитывая, что город построен в сейсмоопасной зоне?

- Стабильное состояние. Камчатка находится в лучшем положении, чем многие другие регионы. Люди, здесь живущие, знают, что такое землетрясения, неоднократно их ощущали. Подобные события, как правило, не вызывают паники. Хуже в тех местах, где землетрясение – редкость. Там действительно бывает много неожиданностей.

- В Москве, например, которую несколько лет назад немного потрясло…

- Нет, в Москве никогда ничего серьезного не произойдет. Я говорю про Китай, Турцию, Иран. Землетрясение там может случиться один раз в несколько сотен лет. Люди со временем забывают об этом и строят не очень крепкие сооружения, которые, условно говоря, через 300 лет опять разваливаются... А вот там, где трясет регулярно, ответственно подходят к строительству. Возьмем ту же Японию. В 2011 году там произошло сильнейшее землетрясение. Однако здания не пострадали – даже те, которые находились близко к эпицентру.

- Но люди гибли…

- Они гибли от цунами, а это совершенно другая история.

Корякский может взорваться

- Землетрясения зависят от деятельности вулканов?

- Вулканы и землетрясения связаны опосредованно. Это просто явления одного гигантского процесса. Он называется – субдукция тектонических плит. Под дном Тихого океана находится твердая поверхность, кора, толщиной 5-7 километров. Есть другая плита, материковая, толщиной 35-40 километров, на которой расположена Евразия. Тихоокеанская плита поддвигается под евразийскую со скоростью 8 сантиметров в год. Из-за этих подвижек в местах соприкосновения плит нарастает напряжение, периодически в земной коре происходят разломы, которые и вызывают землетрясения в районе Камчатки, Курил, Японского архипелага. Движение плит является также и причиной извержений. Магму, раскаленный жидкий расплав, выдавливает с глубины 100-110 километров, и она изливается на поверхность земли через вулканические кратеры. Однако извержения не являются причиной мощных тектонических землетрясений.

- Какой самый опасный вулкан на Камчатке?

- Вулканов, опасных для населения, на Камчатке два –Авачинский и Корякский. Потому что они находятся рядом с Петропавловском и Елизово, крупнейшими населенными пунктами полуострова.

- Насколько они опасны?

- Авачинский может образовать мощные грязевые потоки, как следует, присыпать города пеплом. На Корякском возможен мощный взрыв.

- Камни до города долетят?

- Едва ли, а вот грязевые потоки теоретически могут дойти до Елизова. Но прогнозировать будущее воздействие – очень сложно. Все зависит от мощности извержения, направления потоков и многих других факторов.

- Какие следы мощных извержений мы сегодня можем наблюдать в Петропавловске?

- Город в принципе построен на отложениях взрыва Авачинского вулкана.

- Он больше не взорвется?

- Не должен. Как правило, это одноактный процесс.

- Можно ли искусственно вызвать извержение?

- Это исключено. Процессы происходят на глубине до 100 километров. Мы туда не проникнем и ничего не сможем сделать.

- А если сбросить в кратер атомную бомбу?

- Ну и что? Она только разрушит постройку вулкана.

- Как люди могут использовать вулканы с выгодой для себя?

- Самый перспективный способ – использование геотермальной энергии. На Камчатке уже работают ГеоЭС – Мутновская, Паужетская. Но это только один из вариантов. Теоретически можно строить гигантские тепличные комплексы, которые круглый год будут обогреваться энергией вулканов. Тогда Камчатка сможет обеспечить овощами не только себя, но и другие регионы страны...

Беседовал Владимир Хитров

Справка

Евгений Гордеев – родился 25 ноября 1948 в селе Пономаревка Оренбургской области. На Камчатке с 1972 года. Третий академик РАН за всю историю полуострова (до него высшего научного звания в ХVIII веке был удостоен этнограф Степан Крашенинников, а в ХХ веке – сейсмолог Сергей Федотов). Автор и соавтор более 150 публикаций, в том числе 7 монографий. Преподавал в университетах Италии и Японии.