Беженцы в Европе требуют всё больше и не хотят работать

Автор – Георгий Низовой

Интервью с сотрудником распределительного центра для мигрантов в Германии

Последние события в Германии всколыхнули всю Европу. Можно много говорить о случайности того или иного преступления, совершённого мигрантами, но надо понимать, что они были неизбежными. Неважно, кто конкретно занёс нож над головой или взорвал бомбу. Всё это было предопределено логикой событий и стало следствием принятых ранее роковых решений.

Это интервью было записано 6 февраля 2016 года. Мой собеседник, человек много лет назад переехавший в Германию, наш бывший соотечественник, который сегодня работает в одном из центров по работе с мигрантами. То, что он рассказал тогда, в некоторых моментах меня поразило. Но спустя полгода, я понимаю, как был он тогда прав. Его предположения полностью совпали с реальностью. Интервью разбито на три части, каждая из которых на разную тему.

Часть 1.

– Существует ли возможность проверить, где находятся несовершеннолетние дети, которые поступают к вам с родителями, в случае если ребёнок в Австрии, а его родители в Германии, или наоборот?

– Конечно, такая возможность есть, но только теоретически. Те же самые родители, пребывающие на территорию Австрии, как и их дети – на территорию Германии, очень часто подают совершенно неверные данные, изменив одну или две буквы в фамилии или имени. Разночтения данных фамилии или имени уже не дают возможности подтвердить его ли это родители и этот ли это ребёнок вообще.

– Как же потом доказать, что это его семья?

– Скорее всего, потом он будет подавать заявление, в котором он будет стучать себя в грудь и доказывать, что здесь допущена ошибка.

– И документы сразу найдутся?

– Да. Есть у нас целая группа детей из четырёх братьев, и каждый раз все они зовутся по-разному. На вопрос: как такое может происходить? Он мне отвечает: «У меня шесть имён». Правдой можно крутить в любом направлении, как вы пожелаете, и они это прекрасно знают. У меня часто закрадывается ощущение, что с этими детьми кто-то хорошо поработал, настолько они ловко умеют выходить из любых ситуаций.

– То есть Вы считаете, что они прошли подготовку с той стороны?

– Скорее всего, да. Я приведу вам пример. Когда ребёнок приезжает в наш центр на ночлег, утром мы обязаны прийти к нему, чтобы проверить всё ли с ним в порядке. Зачастую, когда я вхожу в номер этих детей, то они лежат босыми на полу, укутавшись во всю одежду и одеяло, учитывая, что условия, которые для них созданы в наших центрах, по европейским меркам – практически пятизвёздочный отель. Складывается впечатление, что люди привыкли жить где-то в горах и аулах, и у них не было батарей и окон.

А когда возникает необходимость подписания какого-нибудь документа, он не понимает, что это такое, при этом прекрасно владея английским языком, который, по их словам, они изучали в школе. А по документам он посещал школу всего полгода. Откуда они знают этот язык, когда они не умеют даже писать, – неизвестно.

– Если это дети из Афганистана, то они могут знать язык, благодаря американцам, которые находятся там более 15 лет.

– Да, это возможно, но когда они не умеет ни читать, ни писать, становится очевидно, что над их английским явно кто-то поработал. При этом они практически досконально знают, что им делать и что с ними будет дальше. Предположительно, они уже успели поговорить с детьми, которые уже находятся здесь.

– Даже если это наработанная годами схема, то дети всё же разные. Как они в основном себя ведут?

– Наиболее спокойные – всё-таки сирийцы. Их мало, всего 10% от общего числа проживающих у нас. Их можно назвать более-менее культурными, и они действительно много пережили. Я как психолог сразу вижу, запуган ли ребёнок, либо, наоборот, обученный и к чему-то подготовленный. В основном это дети, попавшие сюда из районов боевых действий.

Если говорить о других детях, например, тех же марокканца, то это люди, приехавшие продолжать тот образ жизни, который они вели у себя на родине. В основном это воровство, причём мелкие кражи, иногда даже у своих соотечественников, соседей и друзей. Их часто задерживает полиция. При этом той суммы, которая им выделяется ежемесячно, вполне бы хватило, чтобы каждый месяц обновлять гардероб.

– А питание им предоставляется?

– Конечно, питаются они у нас. После очередной покупки они привозят нам чек, чтобы отчитаться о том, что ребёнок ничего не украл. Но через полчаса может раздаться звонок из полиции, из которого выясняется, что он этот пуловер украл. Это у них в крови.

Ещё как психолог я заметил, что у этих детей, вообще у арабских наций, (я бы хотел их обобщить, хотя понимаю, что подводить под одну гребёнку всех нельзя) – система социальных отношений находится на низком уровне. Способов разрешения проблем при помощи разговора у них просто нет. Они не могут объясняться словами, не могут помириться, даже оскорблений я не слышал, они сразу хватаются за нож.

– Это идёт от родителей?

– То, что делают родители – это вообще ужас.

– После того, как эти дети выходят в большую жизнь, вы за ними наблюдаете?

– В той системе, в которой я работаю, наша главная задача – вторичный приём. Первичный приём происходит на уровне пограничных участков, когда их привезли в наш город или в наш край, мы провели с ними первое медицинское и социальное обследование, узнали все подробности, как и откуда они пришли, завели на них документы и после этого для детей, которые имеют родственников, мы стараемся найти жильё поблизости. Если таковых нет, то мы просто ищем им место, где они смогут продолжать жить. Дальше мы передаём дела ювентам, которые прослеживают их дальнейшую жизнь, и её контролируют. Мы находим для них место учёбы, а всё остальное – уже не наша забота.

– То есть вы являетесь переправочным центром?

– Да, у нас есть скрининг и клиринг. Скрининг – это дети, которые находятся в нашем центре около четырёх-пяти недель. Мы проводим их первичный приём, разбираемся в состоянии их здоровья, снабжаем документами и передаём их дальше. В какие-то дома, где они будут проживать от четырёх месяцев до года, может быть, будут изучать язык, получать какие-то профессии.

– А как они учатся? С удовольствием?

– Очень малый процент из этих детей желает чему-то учиться, и это весьма настораживает.

– Они не хотят стать полноценными членами общества?

– Да, в большинстве случаев они настроены на то, что им должны всё дать: квартиру, деньги, и каждый из них считает, что приехал сюда развлекаться, отдыхать, но никак не учиться. Преподаватели в нашем центре занимаются с ними с большим трудом, поскольку ребята предпочитают играть в компьютерные игры. Он говорит Key вместо немецкого Schlussel. Человек, желающий учить язык, проявлял бы какой-то интерес. У них же нет настроя выучить даже элементарные слова.

– Это гарантированные проблемы для будущего всей страны?

– Это понимают практически все, кроме руководства нашей страны, а может быть, понимают, но уже ничего не могут сделать.

– Как в немецком обществе относятся к данной проблеме?

– Может быть, среди немцев действительно есть процент, который верит, что эти люди будут ассимилированы и станут настоящими немцами. Но в том районе, где я живу, мне ещё не встречались люди, которые были бы положительно настроены на этот счёт.

– Как беженцы распределены по районам? Нет такого, что в одном районе их мало, а в другом меньше?

– Больший удар на себя взяла Бавария.

– Именно поэтому их премьер-министр относится к этому негативно?

– Бавария – богатая земля, но испокон веков здесь наблюдались проблемы с жильём. Заселён регион не плотно. Это сельскохозяйственная часть Германии, поэтому здесь нет многоэтажек, домов, где можно поселить людей в большом количестве. Естественно, присылая огромные группы беженцев в города, где негде их селить, службы создают огромную проблему. После того, как людей туда поселили, их нужно чем-то занимать, а им там нечего делать.

– Я общался с человеком, который уехал в 90-е года в Германию, и он говорил, что в Германии есть признаки того, что «плавильный котёл» работает, но неизвестно, как он сработает с беженцами. Отличаются ли современные мигранты от тех, которые были пять-десять лет назад? Есть ли разница?

– Разница огромная. В те годы, чтобы получить статус беженца, требовалась серьёзнейшая проверка, которая занимала до двух лет. Проверялось всё досконально, и если появлялось подозрение, что это человек не является тем, за кого он себя выдаёт, его разворачивали назад. Естественно, многие пытались оставаться, искали какие-то способы, но насколько я знаю, этот номер в Германии не проходил и их возвращали.

Сегодняшние же беженцы – это абсолютно наглые люди, которые адаптируются в течение нескольких недель. Те беженцы, которые прибывали сюда около двух-трёх лет назад, пытались ходить на курсы, что-то учить язык, для нынешних же эти курсы воспринимаются, как каторга.

Они прекрасно себя чувствуют и без обучения. Многие психологи, политики, которые работали в этой области, прекрасно знают, что для того, чтобы человек начинал адаптироваться, ему нужно находиться в этой среде одному. Если вокруг него образуется группа, говорящая на его родном языке, адаптация идёт намного сложнее, а если эта группа составляет половину населения города, то адаптация не нужна ему совершенно. Он будет строить свои магазины, требовать свои районы, выпускать свои газеты на своём языке, строить свои мечети.

– Те же ошибки, которые допустили США, когда не смогли ассимилировать другие нации, примером тому стало образование chinatown. Видимо, Германия идёт по тому же пути. Разросшееся количество беженцев формирует националистические группировки. Видно ли это невооружённым глазом или это только разговоры из европейских СМИ?

– Нет, это не показуха, сейчас это принимает серьёзные формы. В районе, в котором я живу, это не настолько развито, потому что здесь изначально не было националистических партий и группировок. Многие люди высказываются о том, что на следующих выборах не будут голосовать за партию Меркель, я лучше проголосую за ту же ПЕГИДУ, чтобы предотвратить исламизацию Европы.

– Как относится население к политическому движению ПЕГИДА? В России о ней говорят одно, а в Европе, возможно, всё по-другому?

– ПЕГИДА – не партия, это течение против мусульманского засилья. Насколько известно мне, в той среде, в которой вращаюсь я, среди педагогов, психологов, социологов, я не слышал плохих отзывов и её осуждения. Также я регулярно слышу о том, что Германия идёт к краху. ПЕГИДА развита в Восточной части Германии (бывшей части ГДР), где была катастрофическая ситуация с работой, есть сильные националистические настроения, так как, по моему мнению, изначально были сделаны большие ошибки, поскольку нельзя селить беженцев туда, где им потом будет нечего делать, где не существует рабочих мест. А местные воспринимали их как тех, кто отбирает у них работу.

Это нормальная психология обычного человека, он считает, что причина его жизненных проблем в новоприбывших мигрантах, забирающих рабочие места. А сейчас понаехали те, кто либо вообще не захотят работать, сидя на социальном обеспечении, либо будут соглашаться работать вообще за копейки, естественно, это будет вызывать ещё большую агрессию у людей. Почему я получал за свою работу 80 евро, а теперь я должен соглашаться на два-три. Конечно же, коренных немцев это не устраивает.

– В США есть чёрные кварталы, в Лондоне давно сформированы кварталы, где живут пенджабцы, а в Германии подобный процесс квартализации уже происходит?

– Это происходит автоматически. Если не говорить о кварталах, то есть большое количество домов: например, стоит два-три многоэтажных дома, куда заселяют огромную группу мигрантов. Он стоял пустым или его готовили для чего-то, а потом строительство остановили, немного видоизменили и отдали для беженцев. Они волей-неволей оказываются в таких кварталах.

– Затем эти кварталы разрастаются и людей, живших там ранее, выживают?

– Да, вновь прибывшим мигрантам естественно хочется поселиться там, где живут его соотечественники, и такой квартал образуется сам, хотят этого немцы или нет. Раньше подобное наблюдалось в турецкой общине, проживающей на территории Германии, на сегодня турков уже можно считать европейцами, они живут компактно, семьями, но турецких кварталов нет. Сейчас же дом, находящийся по правую руку от меня заселён толпами беженцев. Каждый день я наблюдаю, как они ходят, собираются в группы, общаются, присматривают дома, что сдаётся, идут в штаб, просят квартиры, чтобы им выдали их именно в этом районе.

– А были ли случаи, когда немцы уезжали из таких районов из-за того, что усиливается криминогенная ситуация?

– Конечно есть, как бы это ни замалчивалось, какие бы полиция ни получала установки, чтобы информация не доходила до народа, – всё равно это происходит. Социальные сети и интернет распространяют всё мгновенно, если в официальной газете это не прозвучало, то мы тут же, буквально через полдня уже знаем, что где происходит.

Люди съезжают, некоторые только задумываются, некоторые сразу переезжают, кому позволяет это финансовое состояние, – переезд всё же дело затратное. В Германии, чтобы даже поменять квартиру, необходимо прождать около трёх месяцев, просто так ты не съедешь, ты сначала должен сдать квартиру, а потом уже поселиться в новой, плюс нужен определённый доход, для того чтобы снять квартиру у частного лица. Всё не так просто, но народ всё равно съезжает.

– А такое понятие как обмен жильём существует в Германии?

– Такого нет, потому что есть юридическая сторона вопроса и официальный договор, в котором всегда оговорено, если это твой переезд, то сначала нужно написать заявление о том, что ты хочешь уехать, и на всё даётся три месяца. Ты должен сдать это жильё в том состоянии, в котором его взял, человек должен подписать документы, либо снять с тебя определённую сумму за нарушения, и только тогда ты переезжаешь. Я уже и сам задумываюсь съехать со своего района.

Реалии мигрантов в Европе: взгляд изнутри

Автор – Георгий Низовой

Интервью с сотрудником распределительного центра для мигрантов в Германии

Часть 2.

– Каковы основные проблемы в приспособлении мигрантов к жизни в Германии?

– В Германии стоит очень большая проблема – это вопрос общественных саун и бассейнов. Мусульманские мужчины не привыкли к подобному поведению европейских женщин, когда те раздеваются и плавают в купальниках. Многие немецкие сауны – совместные, соответственно, многие раскованные женщины считают нормальным явлением лечь на полотенце и не обращать ни на кого внимания. Для них это является шоком, и такие места становятся для них местами сексуального расслабления. Они не могут держать себя в руках, и всё заканчивается приставаниями, потом полицией, а затем запретом на посещение подобных мест.

– Их можно понять, они приехали в Европу без женщин.

– Да, но большинство из них извращенцы, буквально сегодня я просматривал информацию из баварских СМИ, в одном из городков был изнасилован мальчик. Это произошло в душевой. Был целый цирк, когда подозреваемого беженца арестовали, начали выяснять у него подробности. Он извинился и сказал, что не сдержался, я много месяцев нахожусь без женщины. Другой случай, когда в общественном джакузи, в которой могут находиться одновременно 10-15 человек, один из беженцев начал «снимать напряжение» прямо при всех, люди это увидели и стали выскакивать из ванны, после чего мужчину охрана вывела за шкирку. Через некоторое время туда пришла целая группа беженцев, онисели в джакузи и тут же нагадили.

– То есть новогодние кёльнские развлечения уже не являются сверхординарным событием?

– 8 августа планируется карнавал, теперь у людей возникают сомнения, будет ли он проводиться в Баварии, и вообще, будут ли теперь проводиться подобные мероприятия в Германии? Мы получили ряд вопросов от наших юношей, желающих посетить данный карнавал, с ними проводятся разговоры и беседы, но самое смешное то, что был получен наказ, с беженцами всегда должен находиться представитель. Невзирая на то, что с юношами могут происходить какие-то противозаконные вещи, мы не имеем права вмешиваться. Мы должны просто наблюдать и констатировать последствия и факты, что мы видели, как это происходило. Вот такая толерантность. В Германии это понятие переходит все разумные рамки.

– Немцы не задаются вопросом, что их разрушают извне: США или ещё кто-то?

– Это передают из уст в уста. Не буду врать, во всех проблемах немцы винят США. Слышны такие слова: «политический враг для США – это Россия, а экономический – Европа». Уж больно хорошо они стали жить, уж больно сильно они стали независимы от хозяина.

– То есть это хорошая почва для того, чтобы Германия смогла изменить свой внешнеполитический курс?

– На сегодня 70-80% немцев больше не готовы голосовать за Меркель, потому что её действия не поддаются объяснению.

– А за кого, если не за неё?

– На сегодня я не смогу точно назвать политическую партию, но в любом случае, кто красиво наговорит, кто красиво себя преподаст, за того и будут голосовать.

– То же самое, что и на Украине, там им пообещали морковку в виде Евросоюза, а немцам пообещают избавление от проблем. Это схема Гитлера. Он говорил: «Я избавлю вас от всех проблем, у вас есть проблемы с евреями, я их решу, с Францией – пожалуйста».

– Все повторяется, все идёт по спирали!

– Очень жаль, хорошая была страна.

– В маленьких городах обстановка ещё пока терпима. Крупные города приняли удары на себя: у всех сейчас одна и та же проблема – наплыв беженцев.

– Это дело времени, они доберутся везде: до малых городов и до больших.

– Много политиков до сих пор поддерживает политику миграционного потока, они не понимают, что мы только выходим на первый гребень волны проблемы. Сейчас – принять или поселить, а вторая волна начнётся, когда они начнут требовать больше. Они видят тех беженцев, которые приехали сюда пять лет назад и хотят той же жизни.

– Они делали то же самое и в других странах. Приезжали, требовали и разрушали страну изнутри. Мой друг, который живёт в Лондоне, на вид типичный англосакс, однажды поехал в Шотландию, зашёл в паб и его удивило, что приезжих нет вообще. Когда он спрашивал местных, почему в Лондоне их много, а в Шотландии нет, ему объяснили: «Когда нам скучно и нечего делать, мы одеваем свои юбки, выходим на улицу, видим любое лицо другой национальности и просто без разговора бьём. И это действует».

– На сегодняшний день оружейные магазины – одни из самых популярных. Я человек, далёкий от оружия, и то на сегодняшний день заинтересовался этим вопросом. Другого выхода я не вижу. Если завтра будет происходить то же, что и сегодня в городе, в котором я работаю, и если это будет происходить там, где я живу, другого выхода я не вижу. Защищать себя и свою семью необходимо.

– Когда весной 2015 года Меркель приняла послабления для беженцев, чем она это обосновывала?

– Сначала это всё было принято на ура, ведь мы должны были спасти людей, должны были им помочь. Об этом много раз писалось в различных СМИ. В сознании немцев ещё осталась вина за Гитлера и за Вторую Мировую войну. На начальном этапе это сработало, но тогда никто и не предполагал о каких масштабах идёт речь. Германия всегда принимала беженцев с трудом, но принимала, и к ним, теоретически, спокойно относились. Когда один-два мигранта проходили по городу, к ним относились спокойно. Никто не предполагал, что в первый же год будет миллион с лишним. Эти люди привыкли жить совершенно по другим законам. Это не беженцы, а захватчики.

– А как обстоят дела в других странах? ЕС ведь это единство.

– Никакого единства не существует, это сплошная ложь. Каждая страна пытается сейчас бросить этих беженцев или отказаться их принимать, закрыть свои границы.

– Когда Германия введёт свои запреты, то что делать этим людям? Они же отдали последние деньги, им некуда возвращаться. Ведь родственники им говорили: «Махмуд, я же тебя отправлял, чтобы ты нас забрал, а не вернулся обратно».

– Они будут собираться в банды, другого варианта нет. Те же афганцы сейчас прибывают сюда с небольшой порцией наркотиков, чтобы её продать и жить на эти деньги. Марокканцы – воришки, и живут в наших домах. Есть статистика, что дети живут в наших центрах от 4-х недель до полутора месяцев, а потом убегают. Куда они убегут, никто не знает. Сирийцы и афганцы сидят безвылазно, а вот марокканцы, приобрели телефоны, приоделись и бегут,они настоящие кочевники, это у них в крови. Они не собираются оставаться здесь, хотят передвигаться. У меня возникает вопрос: за какой счёт они живут? Скорее всего, это только воровство.

– Отличается ли отношение жителей западных и восточных немецких земель к беженцам?

– Безусловно. Если западно-немецкие земли на каком-то этапе относились к ним либо лояльно, либо молча, то восточные, в том числе и Дрезден, никогда этого не терпели. Был абсолютный протест большинства населения. Небольшой процент выходил против них, чтобы что-то выкрикивать. У них ещё осталась советская закалка.

С одной стороны получается, что немцы не любят беженцев, потому что они конкуренты. Они сразу дали понять: здесь место занято, идите-ищите других. Причём социальный пакет в Западной и Восточной Германии отличается. На западе он больше. Если появляется какая-то неквалифицированная работа, её в первую очередь отдают беженцам. А немец сидел и ждал 2-3 года в очереди, когда ему дадут это место. Его возмущает это ещё больше. Беженцы продолжают прибывать, и шансов получить работу у немца становится всё меньше.

– Самое смешное, что в России тоже есть креативщики, креаклы, которые говорят: «понаехали!». Но в РФ ситуация с мигрантами устаканилась. Не знаю, как правительство решило эту проблему, но напряжение заметно спало.

– В Германии последнее время сбили цену на строительные работы, укладку асфальта, многие не хотят брать в аренду машины, краны, им проще нанять двух поляков, которые будут трудиться, как челноки за 50 евро, а аренда машины стоит 800. А сейчас сбивают цены и меньше, чем полякам будут платить.

– Я не так давно понял, в чём главное отличие украинца и русского. Для украинца государство – это не ценность сама о себе, а для русских – всё! А в Германии как?

– Патриотизм присутствует, у украинцев его никогда не было, потому что Украина – не страна и её никогда не существовало, это объединение земель, территория, собранная по интересам. Пока они совпадают, она есть. Сама нация – украинцы – довольно спорная. Это объединение полурумын-полуполяков.

– Недавно, работникам социальных центров, подобно вашему, сербский журналист задал вопрос: Если война придёт на вашу территорию, какими будут ваши действия? Почти все отвечают: я соберу чемоданы и уеду во Францию или ещё куда-нибудь. Это так?

– Это правда, дело в том, что у старшего поколения ещё осталось понятие патриотизма, хотя оно очень сильно у немцев забито. Настоящий патриотизм был при «дедушке Гитлере», он был очень развит. Долгое время после этого его выбивали калёным железом, теперь он представляет собой слова из фильма Брат-2: «Где заднице тепло, там и родина тебе». Примерно такой уровень. Мы хорошая страна, потому что здесь хорошо платят, есть социальная защита, а в других странах плохо. Молодёжь не патриотична.

– Но ведь в таком случае у Европы нет шансов на спасение, ведь патриотизм – это базис. Я смотрю и удивляюсь, сравнивая украинскую молодёжь. На Украине я по работе много общался с подростками. Потом эти ребята выросли, приходили ко мне в гости, мы общались, дружили. Сейчас им уже по 25 лет, и у них есть чувство патриотизма, хоть он и своеобразен.

– В Германии есть возрастное деление. Где-то от сорока и старше – в людях ещё остался патриотизм, от 40 и моложе – его просто нет. В том виде, в котором мы его себе представляем.

– Возможно, это вызвано тем, что, когда был СССР, молодёжь воспитывали так, что Германия должна защищаться от советского вторжения. Их так воспитывали. А сегодня в Германии готовы бороться за свою страну?

– Они здесь все любят свою страну, но это возрастная категория от 40 и младше в случае чего, не намерены бросаться на амбразуры, они скорее побегут в Австрию, находящуюся рядом.

То есть, если ещё два миллиона сирийских беженцев прибудет, то они, местные, уедут жить в другое место. Они не будут пытаться поставить этих беженцев на место. Может быть, есть небольшой шанс, и когда-то этот народ вспомнит, что когда-то они были одной из самых воинственных наций, в генах ведь, наверняка, это всё осталось. Это же должно работать!

Как мигранты подрывают европейский покой изнутри

Автор – Георгий Низовой

Интервью с сотрудником распределительного центра для мигрантов в Германии

Часть 3.

– На Украине и в России футбольных фанатов-националистов выращивали в спортивных клубах, а вот в Германии с этим как?

– Футбольные фан-клубы здесь очень развиты, тут их много, но на Украине они немного другого направления, они более националистичны. В Германии же просто футбол и национализма в его фанатах мало.

– Я видел, как это всё создавалось, организовывались все эти фан-клубы изначально как боевые ячейки. Было сразу понятно, как их будут использовать. В Германии такого нет, как я понимаю. Фан-клуб представляет собой лишь образование любителей футбольной команды, которая живёт рядом с нами?

– Молодые немцы 20-25 лет – это то поколение, которое приучено к американской культуре, в которой не принято драться. Если там дерутся два парня, то дело обходится одной пощёчиной, после которой получивший её плачет и проигрывает. Приучили так, что до кого-то дотронуться рукой – практически преступление, если к немцу близко подходишь, он от тебя шарахается. Никакого физического контакта, а если он всё-таки происходит, то всё ограничивается пощёчиной, и тот, кто получил эту пощёчину – проиграл, причём плакать – введено в норму. Меня поначалу очень удивляло, когда я видел плачущих парней и мужчин по любому поводу, но это всё навеяно американской культурой.

– После Второй Мировой войны многих мужчин воспитывали женщины: мама и бабушки, причём, не только в России, но и в Германии. Может быть, это сказалось?

– Женщины тут, наоборот, ведут себя, как мужчины. Я недавно на работе столкнулся с ситуацией, когда пытался помочь девушке перенести какие-то вещи, так она не то что возмутилась, а всерьёз на меня обиделась и сочла это сексуальным оскорблением. И такое сплошь и рядом, доходит до безумия. Женщины превратились в мужиков, мужчины – в баб. Для чего это всё делается, я не понимаю.

– Я слышал, что поляки более националистичны, чем немцы, – это правда?

– Сам я с таким не сталкивался, только слышал от своих знакомых и коллег, которые работают со мной с взрослыми беженцами. По их рассказам, когда они начинают шуметь и нарываются на поляков, те готовы их убить и закопать. Мигранты очень боятся прибалтов и поляков. Русские немцы, приехавшие сюда 15-20 лет назад, уже ассимилировались. Выросшие тут пошли в школу и воспитывались полностью на немецкий лад, потому не способны защититься. Эти же приезжают сегодня, завтра уезжают в Польшу, – у них советская закалка, и готовы чуть что ввязаться с этими мигрантами в драку, и последние это уже поняли. Именно поэтому они и шугаются поляков.

– Как правило, когда люди приезжают в новую страну и видят систему, которая не готова воспринимать их такими, какие они есть, у них есть два пути: или сломать эту систему, или ей подчиниться. У Германии нет никаких шансов, ведь системы там нет?

– Немцы пытаются, но здесь, например, извели уже даже полицию. В предыдущем центре, в котором я работал, жили около 40 детей, и каждый вечер они между собой воевали, дрались, порой доходило до поножовщины. Решили пригласить представителей частной охранной организации – это военизированная структура, которая немного подчинена полицейским. Спрашиваем у них: «У вас есть силовая подготовка?». Потому что внешне они выглядят высокими и худощавыми. На что мне ответили, что вся подготовка сводится к бегу: убежать или догнать.

Я не понимаю, как человек, который должен защищать граждан, занимается только спортивным бегом. Вся полиция в Германии больше тренируется бегать, чем защищать кого-то. Немецкое общество очень культурное и законопослушное, они приучены к порядку. Ты обязан заплатить штраф, если ты уклонишься от его уплаты, тебя найдут, и ты заплатишь потом в два раза больше.

Каждый гражданин Германии имеет свой контрсчёт, на который приходит зарплата, социалка. И если ты не работаешь, тебя очень быстро найдут. Хочешь ты этого или нет. Поэтому все подчиняются приказам полицейских. Если он сказал стоять, то все стоят, если он сказал «лежать» – все легли.

А в ситуации с беженцами они впервые столкнулись с тем, что коп говорит лежать, а в ответ ему: «Да пошёл ты», и на глазах у него рвёт выданный ему паспорт и говорит: «Попробуй, докажи, кто я, и попробуй меня выследи». Полицейские в шоке от такой наглости, они привыкли, что люди по щелчку делают то, что им говорят. И пистолет, который находится у него в кобуре, не вынимался оттуда больше десяти лет.

– Видимо, у них теперь возникла проблема с раскрываемостью преступлений, ведь любое нераскрытое дело порождает новое.

– Уже не секрет, что, как у нас подписывают документы о неразглашении, так и в полиции всё откладывается, если выясняется, что преступление связано с беженцами. Документация тут же уходит в отдельную папку, дальше она либо вовсе не рассматривается, либо спускается на тормозах. Такое отношение порождает наглость этих людей, они понимают, что являются безнаказанными.

– На Востоке люди привыкли подчиняться сильному. В немецком обществе им адаптироваться – значит отказаться от своего мировоззрения. При этом они видят плачущих мужиков, полицейских, готовых в любой момент убежать, и они не захотят становиться такими. Это и является, очевидно, главной проблемой?

– Конечно, безнаказанность порождает ещё большую безнаказанность.

– Конечно, если мигрант здесь может показать средний палец полицейскому, а тот ничего не сделает, а значит, он понимает, что может творить, что угодно. Значит, это они – сила, и им должны подчиняться. Что немцы должны сделать, чтобы этот произвол предотвратить и остановить?

– Здесь должны вспомнить, что немцы – это немцы, и показать свою арийскую силу. Полиция должна вернуться к той системе работы, которая была когда-то у полиции Германии, полностью отказавшись от толерантности. Если этого у них не получится – дело табак.

«Беженцы» в Германии терроризируют немцев в их домах

Беспредел беженцев в Германии

Беженцы стали главной проблемой Германии