Разговоры о повышении пенсионного возраста выглядят цинично на фоне расходов на здравоохранение, которые у нас в полтора раза ниже, чем в Восточной Европе.

 

Если бы властелина преисподней назначили министром экономики, первым делом он приступил бы к разрушению пенсионной системы. Если в других областях экономики действуют механизмы саморегуляции и они стараются выжить при плохом управлении, то пенсионная система — беззащитнее всего перед государством. Как скажет чиновник, так оно и будет. Альтернативные системы социальной поддержки старшего поколения, придуманные в других странах, в России обернулись жульничеством. Государственные схемы, впрочем, тоже вошли в режим заморозки, отчего пенсионеры с радостью отправили бы весь кадровый состав Пенсионного фонда гореть в аду синим пламенем.

 

Минувшая неделя прошла под знаком горячих дискуссий о повышении пенсионного возраста и о социальных и экономических последствиях решения, которое кажется все более неминуемым. Президент РФ на днях объявил Десятилетие детства, и это очевидное признание острых демографических проблем, а вместе с тем, дефицита рук на рынке труда и опять же треклятого пенсионного возраста.

 

Кстати, когда речь заходит о детстве, руководство нашего Минздрава с гордостью сообщает, что младенческая смертность в России год от года снижается, забывая при этом добавить, что она все равно на 50% выше, (а дети до 14 лет умирают в два раза чаще, чем в Восточной Европе. Так что не десятилетие надо объявлять, а целое столетие.

 

Но вернемся к старикам и пенсиям. Первый аргумент в пользу повышение пенсионного возраста состоит в том, что повсюду в Западной Европе он составляет 65-67 лет. И это святая правда. Но не надо телегу ставить впереди лошади. Разговоры о повышении пенсионного возраста в Европе начались, когда доля людей старше 65 лет поднялась выше 20%. А в России она составляет 13%. То есть стариков у нас мало просто из-за низкой продолжительности жизни.

 

Да, прежде всего, именно стариков. В России разница в продолжительности жизни между мужчиной и женщиной составляет 11 лет. Это европейский антирекорд! В России мужчины живут почти на 8 лет меньше, чем в Восточной Европе. Несомненно, это результат мудрой реформы здравоохранения — в советское время разница составляла всего два года. В России нарушен ключевой баланс между потоком больных и мощностями системы здравоохранения. Цифры оптимизации поражают воображение, смысл содеянного надо анализировать в больнице Кащенко.

 

Разговоры о повышении пенсионного возраста выглядят цинично на фоне того, что расходы государства на здравоохранение в России в полтора раза ниже, чем в Восточной Европе, в том числе в бывшей советской Прибалтике. На лекарства направляется в четыре раза меньше средств, чем в той же Восточной Европе. После всех оптимизаций и сокращений дефицит участковых врачей составляет 56% расчетного норматива. При этом число больных в стране за три года увеличилось на полтора миллиона человек.

 

Таким образом, увеличение пенсионного возраста мужчин до 65 лет приведет к тому, что значительная их часть элементарно не доживет до счастливой старости. Хотя для Пенсионного фонда это будет крупная экономия. Если быть последовательным, логика российских реформ может подтолкнуть к идее повысить, да побольше, пенсионный возраст только для выносливых русских женщин, а мужчин лучше оставить в покое, все равно доходяги.

 

Теперь об экономической стороне аргументации. По прогнозу министерства экономики, численность трудоспособного населения в России сократится на три миллиона человек — с 83,7 до 80,6 миллиона в 2020 году. Соответственно вырастет нагрузка на Пенсионный фонд. Сейчас на одну тысячу трудоспособного населения приходится 752 нетрудоспособных. А в 2020 году — 834. Примерно такие же цифры приводит Центр стратегических разработок Алексея Кудрина. Повышение пенсионного возраста — один из немногих вопросов, где Кудрин и министр экономического развития РФ Максим Орешкин совпали в мнениях, что навевает грусть и опасения.

 

Однако есть и другая позиция. И каждый, кто осматривается вокруг, не может не согласиться, что нас окружает армия бездельников, которые нашли себе синекуру. По многим оценкам в России имеется резерв в 10 миллионов вполне трудоспособных лиц в правоохранительных структурах (при том, что президент РФ в 2015 сократил численность МВД на 10%, это все равно самая крупная полицейская структура в мире), в частных охранных предприятиях, в бюджетной сфере, в бухгалтерии.

 

Кроме того, резервом рабочей силы является безработица, которая сейчас оценивается в 4,2 миллиона человек. Откуда же разговоры о близких и значимых демографических угрозах для экономики? Не честнее ли признать, что людей хочется оставить на рабочем месте просто по той причине, чтобы не платить им пенсии, которые, кстати, если посчитать долю от средней зарплаты в России в несколько раз меньше, чем в Европе. В России — 33%, в Германии и Швеции — от 50 до 70%.

 

Российские граждане будут работать едва ли не до гробовой доски. Впрочем, люди и сейчас продолжают трудиться, иначе не выживешь, но в будущем обойдутся без скромной прибавки в виде пенсии. К тому же уже обещано, что до 2030 года пенсии в России расти не будут. При уровне инфляции в 4-5% это означает, что они растворятся до нуля. Тогда можно пенсии вообще взять и отменить. И наступит благодать.

 

Все чаще российские граждане, которые поколениями верили в высокие обещания о грядущем благоденствии, задаются вопросом: зачем нужен обещанный к 2035 году экономический рост на уровне среднемировых значений, если государство признается, что жизнь пенсионеров будет нищенской? Зачем теневой экономике выходить из тени в легальную зону и честно платить налоги, если государство признает, что платить пенсию практически не будет? Что это вообще за государство, которое не может выполнить социальный контракт: граждане — налоги, государство — подъем уровня жизни?

 

Сергей Лесков