Экс-министр обороны СССР, Маршал Советского Союза Дмитрий Язов: Никакого путча не было. Мы пытались спасти страну

Автор – Виктор Баранец

Один из членов ГКЧП рассказал в интервью Виктору Баранцу, что на самом деле происходило в Москве 25 лет назад, 19 августа 1991 года

О драме провалившегося 25 лет назад ГКЧП по-разному рассказывают участники тех событий с обеих сторон. Одни утверждают, что «путчисты» учинили военный переворот, вероломно захватив власть. Другие доказывают, что это ложь. Вчера мы предоставили слово Михаилу Горбачёву. А сегодня – публикуем интервью с одним из членов ГКЧП маршалом Дмитрием Язовым.

Министр обороны СССР маршал Дмитрий Язов в 1990 году

Никакого плана не было. Вот и включили для посмешища «Лебединое озеро»

– Дмитрий Тимофеевич, откуда вообще взялся этот ГКЧП?

– Многие уже забыли, что 19 августа 1991-го был опубликован проект так называемого нового Союзного договора. Причём, опубликовали его в пятницу, когда все уехали на дачу. Ясно, что никто его не будет читать в субботу и в воскресенье. А в понедельник уже предстояло его подписание! И это означало конец единого СССР. Что шло вразрез с волей народа. Ведь 17 марта 1991 года 77% граждан Союза проголосовали на референдуме за его сохранение.

И вот группа политиков и офицеров поехала в Форос, где тогда отдыхал президент Горбачёв, просить его ввести Чрезвычайное положение.

Зачем? Чтобы не подписывать этот Союзный договор. Разобраться в опасной ситуации. Но Горбачёв не согласился. Те, кто к нему ездил, говорили, что он покрыл их матом. А потом махнул рукой, – мол, делайте что хотите.

– А вы лично как в ГКЧП оказались? Кто вас «завербовал»?

– Мы все встретились в КГБ. Практически всё правительство. Ну, а что, в Кремле собираться? Дело было в субботу. Крючков предложил – у него. Собрались человек 10-15. Там и решили ехать в Форос к Горбачёву. Я не поехал, потому что оставался один в Москве с «ядерным чемоданчиком». И должен был принимать решение на случай ракетного удара. Был чемоданчик у меня и у Горбачёва.

– А дальше?

– К Горбачёву летали пять или шесть человек. Вернулись оттуда часов в 10 вечера. Мы сидели, ждали их в кабинете Павлова (главы правительства, – ред.). Уже в Кремле. И когда прилетевшие сказали, что Горбачёв послал всех подальше и не согласился вводить ЧП, тогда Янаев (вице-президент СССР, – ред.) предложил: давайте сами введём. Павлов поддержал. Так и родился Госкомитет по Чрезвычайному положению.

– Был ли у ГКЧП чёткий план действий?

– Не было никакого плана. Даже текста обращения к народу не было. Не решили, кто должен выступить по телевидению. Поэтому для посмешища включили «Лебединое озеро». Если бы на самом деле готовился заговор, могли бы сообразить – кому выступить, как обратиться к народу.

Не собирались никого штурмовать

– А каким боком армия в это ГКЧП втискивалась? Янаев сказал: вводим войска? Или вы сами подняли руку?

– Рук никто не поднимал. Сидели за столом. Войска вводили только для охраны стратегических объектов. Чтобы не было провокаций.

– С чьей стороны?

– Ельцина и его сторонников. Они распускали слухи.

– Какие?

– Что его самолёт на вылете из Москвы мы якобы задержали, хотя он просто после тенниса был в бане и вылетел на 4 часа позже. И якобы хотели даже сбить его. Но никто и не думал об этом. Никто не собирался и Белый дом захватывать. Но они зачем-то начали вокруг баррикады строить.

В это время мне звонят – надо охрану к Белому дому приставить. Я Лебедя (будущего героя Приднестровья, главу Совбеза и Красноярского губернатора. – Ред.) с батальоном десанта направил туда. Приказал зайти к Ельцину, который там сидел, доложить, что Белый дом охраняется. А Ельцин понял это по-своему, на танк вскочил, начал кричать, что армия перешла на сторону народа… Это уже была игра.

Борис Ельцин с башни танка обращается к народу

– Тогда было много спектакля.

– Да, говорили, что Белый дом будут штурмовать. Нагнетали. Туда пришёл Шеварднадзе с автоматом. Растропович. Ну, он же у солдат на коленях спал! Как бы они его штурмовали?!.

– Они, наверное, жалеют, что их никто не штурмовал.

– Если бы собирались штурмовать, отключили бы свет, воду. Как Ельцин сделал в 1993 году. А потом расстрелял собственный парламент. Мы же ничего этого не делали.

Выворачивали карманы, обвиняли в «измене родине»

– Горбачёв по возвращении в Москву пытался в чём-то разобраться?

– Когда его привезли из Фороса, он специально сказал: «Кто есть ху?» В смысле «хунта». Это было его право – как угодно обзывать. Никто с ним не спорил. Но мы, всё руководство на президентском самолёте полетели, чтобы привезти в Москву Горбачёва. Надеялись, он поймёт, что государство пропадает. И Ельцин полетел отдельно. И под видом, чтобы поговорить в самолёте, они Крючкова взяли в свой самолёт. Чтобы разъединить нас. Я уже понимал, что это означает. Арест.

Хотя мне ничего не стоило захватить все эти аэродромы. Любыми войсками.

Смотрю, во Внуково много людей. Бегают, суетятся. Подходят ко мне два крепыша и Баранников – их глава МВД. Я сразу понял.

«Если бы на самом деле готовился заговор, могли бы сообразить – кому выступить, как обратиться к народу»

– Что он вам сказал?

– Пригласил в зал. Там сидит Степанков, прокурор РСФСР: «Вы арестованы по подозрению в измене Родине». Ну, здорово. Кому я изменил? «Это потом разберёмся». Пригласили в машину. Я сел, сразу два охранника справа и слева сели. Я был в форме. Впереди машина – там уже Крючков. Следующие – ещё трое арестованных.

– Это было какого числа?

– С 21 августа на 22-е.

– Вас на этой машине сразу повезли в «Матросскую Тишину»?

– Нет. Повезли по Ленинградскому шоссе, повернули к озеру Сенеж. Я там заканчивал училище в 1942 году и оттуда на фронт уходил.

Привезли. Там были финские домики. Завели каждого в отдельный домик. Посадили на скрипучий диван. Прибывает дознаватель Ликанов, такая пышная мордочка, прищурился. «Поговорим?» Начали обыскивать. Понятыми пригласили двух солдатиков. И вот Ликанов выворачивает мне карманы. А эти ребятишки стоят, думают: чёрт возьми, какой позор. Начинают допрос. Я говорю: а по какой статье вы меня обвиняете? По 64-й – «Измена Родине». Как вы можете мне предъявлять такую статью, если я с 17 лет в армии. Всю войну прошёл. И после войны – от курсанта до министра обороны.

– И какой ответ был?

– «Это мы докажем». Так и не доказали. «Измену Родине» потом заменили на «захват власти». И это не доказали. Потому что Горбачёв сказал: я не чувствовал, что у меня отняли власть.

– Всё-таки, что удалось вам инкриминировать?

– Да ничего! В итоге, измерили расстояние, которое шли танки по Москве, сколько они могли сделать вреда. На 70 миллионов рублей.

У ГКЧП не было никакого плана

Всё так издевательски было

– А жена знала, где вы?

– Никто не знал.

– Вы были полностью изолированы?

– Совершенно. В час ночи положил на тумбочку яблоко один майор из МВД. Берите яблоко, сейчас выезжаем.

Проехали Тверь, куда-то повернули. Уже светло, солнце. А я еду в кителе. Остановились. Подходит один, предлагает плащ-накидку закрыть погоны. Я: а зачем? Пусть увидят, что министр едет арестованный.

В конце концов мы оказались в Кашино. Это старинный районный городок. Там в монастыре сделали тюрьму. И нас там спрятали.

– Допросы были в это время в тюрьме?

– Были. Выпытывали – кто в конце концов в ГКЧП был «паровозом». Кто какую роль играл. Я говорю: вы обратите внимание – кто в ГКЧП. Зам Горбачёва, глава правительства, все министры, секретари ЦК. Кого вы собираетесь обвинить в измене Родине? Все изменники, что ли?

А потом, тоже ночью, нас перевезли в «Матросскую Тишину».

– Без наручников возили?

– Без наручников. Форму с меня сняли, ещё в монастыре. Одели в тюремную. Дали такие штаны, что надо держать всё время в руках. Подвязал бинтом, чтоб не спадали. Всё так издевательски было. Дескать, вот с тобой что угодно сделаем, мы – хозяева.

Какой шкурный интерес? Я осенью уходил в отставку

– Какие у вас были отношения с Горбачёвым?

– Он ко мне всегда относился нормально.

– А в мае 1987-го года случилось, что маршала Соколова сняли с министров обороны…

– Да, самолёт Руста сел на Красную площадь. А в это время Соколов находился с Горбачёвым, Шеварднадзе и Рыжковым в Берлине. И когда оттуда прилетели, назначили Политбюро.

– Говорят, Горбачёв метал гром и молнии…

– Да нет. Особенно не метал. Но сказал Соколову: вам надо определиться. А мне минут через тридцать: предлагаем должность министра обороны. Я говорю: Михаил Сергеевич, я всего три месяца в центральном аппарате, многие вопросы не знаю. А он: мы тебе дадим целые сутки для вхождения в должность. Га-га-га!

– И вы согласились?

– А что делать? Я – военный. Ну, что я буду упираться?

– Когда между вами и Горбачёвым пробежала чёрная кошка?

– По-моему, никогда не пробегала.

– И вы во всём одобряли действия Горбачёва?

– Нет. Когда он пригласил всех членов правительства и объявил о новом Союзном договоре, я не согласился. Он спросил моё мнение. Я говорю: Михаил Сергеевич, я так понял, что Вооружённые силы будут одни прикрывать все суверенные государства. Этого не будет. Почему? Каждый захочет иметь свой почётный караул, свою охрану, свою милицию... Значит, он в итоге, будет тогда самостоятельным государством.

– И как Горбачёв отреагировал?

– Сказал: вы не понимаете! Ещё никто ничего не решил, а вы уже заранее приговор. И больше не стал Горбачёв приглашать на эти совещания ни меня, ни Крючкова, никого.

– То есть тех, кто был против Союзного договора?

– Да. Нас ещё из Политбюро вывели. Горбачёв его по национальному признаку переделал. Все секретари ЦК союзных республик стали членами Политбюро. Это удобно ему было так вырабатывать Союзный договор. И все соглашались, коль они во главе этого стоят.

– Горбачёв сейчас говорит, что путчисты спасали не СССР, а свою шкуру, свои должности. Потому и пошли на госпереворот.

– Я не держался за должность министра. За год до ГКЧП я к Горбачёву сам пошёл и говорю: мне скоро 70 лет. Нужно молодого, послевоенной генерации человека найти. Специально ввели должность свободного заместителя министра, назначили Ачалова. Он за год должен был бы проехать по гарнизонам, посмотреть, что из себя представляет армия. И я должен был осенью 1991 года сдать ему должность. 8 ноября мне исполнялось 70 лет...

Так что никакого шкурного интереса у меня не было.

Возвращение Михаила Горбачёва в Москву 22 августа 1991 года

Избрали бы Ельцина членом Политбюро, и по-другому было бы

– Считаете ли вы Горбачёва и Ельцина предателями Родины?

– Трудно сказать. По-моему, Горбачёв, как только пришёл к власти, он уже ... не верил сам себе. А Ельцин не был против советской власти до тех пор, пока его не обидели. Представляя миллионную парторганизацию Москвы, его держали кандидатом в члены Политбюро. Это его тяготило. Я сидел с ним рядом на знаменитом пленуме, где он впервые всех раскритиковал. Он спрашивает: ты пойдёшь выступать? Я: мне не о чём. Он: а я пойду. И выступил. Без бумажки. Что хотел, то и сказал. Главное – что перестройка объявленная не идёт. Никакой перестройки нет.

Если бы его избрали членом Политбюро, может, по-другому было бы. Если бы Дудаева не выбросили за борт, а дали бы генерал-лейтенанта, и в Чечне бы войны не было.

– Вы после того, как вышли на свободу, встречались с Горбачёвым?

– Единственный раз, когда был суд над Варенниковым. Все члены ГКЧП согласились с амнистией, а генерал Варенников не согласился. И правильно сделал. Но мне, например, так, как поступил Варенников, нельзя было.

– Почему?

– Меня бы осудили. Я уже говорил: нашли вот – дороги в Москве попортил. А Варенников ссылался на Язова. Язов приказал. И я ничего не отрицаю.

– И что вам Горбачёв тогда, на суде, сказал?

– Мимоходом: мне тебя жаль и Ахромеева (экс-начальник Генштаба, покончивший с собой после повала ГКЧП, –ред.). А остальные – чёрт с ними.

– А вы?

– А я ему говорю: а мне жаль, что Родину потеряли. Он махнул рукой и ушёл. И больше мы с ним не встречались.

Дмитрий Язов и Виктор Баранец в коридорах редакции «Комсомольской правды»

Надо было тогда сказать народу правду

– Чувствуете ли вы до сих пор свою ответственность за то, что развалился Советский Союз?

– Конечно, какое-то чувство сожаления есть. Можно было действовать по-другому. Не значит, что надо было кого-то убивать, стрелять. Важно было поднять народ. Сказать ему правду – что Советский Союз готовились развалить. Это сейчас народ понял, что его обманули. А тогда не понимал. И никто ему не объяснил.

Даже дачи служебной у меня не было

– А вот любопытный вопрос читателя «Комсомолки». «Видел вашу дачу в Ватутинках. Почему такая неказистая и скромная? Потом сказали, что вы её продали. Почему?»

– Никому я ничего не продавал. Да, была неказистая дача. Теперь никакой дачи не осталось.

– У министра обороны не было служебной дачи?

– Служебной не было. Был детский сад. В Камышитовой даче. Будённый там себе построил дачу. А потом там образовали детсадик. А когда меня назначили министром, ночью позвонил Горбачёв. «А что же ты не на «ВЧ» (правительственной связи, – ред.)?» – «Так вы вечером меня назначили. Где я возьму «ВЧ»? У меня обычный телефон. И больше пока ничего» – «И дачи нет?» – «Ничего нет». Утром я поехал сам искать дачу. И в этом домике, который был детсадом, провели связь. И я уже на другой день докладывал Горбачёву, что аппаратура у меня есть.

– А в Ватутинках что за объект?

– Там на радиополе строили дачи. И один адьютант мне сказал, что можно там участок получить. Я приехал. Посмотрел. И решил построить там домик, чтобы выехать летом. Из деревянного сруба. Небольшой домишко. Пять на шесть метров. И потом говорят, что некрасиво. Надо кирпичом покрыть. Сделали кирпичную кладку. А где кухня? Ну, пристроили.

Депутаты потом ездили проверять, а что там за дачи. Проверяли и у меня.

– Вот эти пять на шесть метров?

– Нет. Этой дачи не было ещё вообще.

– А что за дачу проверяли? Служебную?

– Ну да, служебную. Детсад. В котором я занимал две комнаты. Остальное – там плита была для сотни ребятишек...

– И что сказали депутаты?

– Посмотрели – да и уехали. Убедились, что у меня ничего нет.

Операция «ГКЧП»

Один день большой страны. 23 августа 1991 год. Конец ГКЧП