В этом материале предлагаем узнать о том, как устроена пропаганда на российском телевидении, непосредственно от сотрудников государственных телеканалов. Первая часть «исповеди», которую мы публикуем сегодня, посвящена цензуре и пропаганде в новостном эфире, вторая часть — тому, как организована пропаганда в политических ток-шоу.

В сегодняшнем тексте представлены исповеди сотрудника телеканала «Россия», сотрудника телеканала RT, и бывшего шеф-редактора «Вестей». Они рассказывают о том, как Кремль контролирует политическую повестку, почему редактора новостей можно безнаказанно избить прямо в студии, что сотрудникам госканалов говорят люди из регионов и как деньги вытесняют политические убеждения.

Сотрудник телеканала «Россия»

Понятно, что не может быть ни социальных, ни политических протестов в эфире. Навальный когда в апреле выступил, каналы молчали 2 недели, потом только что-то стали комментировать. Все, что касается политики, согласуется, иногда перестраховываются и на всякий случай не дают ничего. Иногда, наоборот, дают указание освещать – например, когда были майские указы, нам из Кремля привезли папку, на которой крупными буквами было написано «ИМБАРГО» через «И». Когда Трамп стал кандидатом, дали указание давать только позитив. Так и давали, пока он не начал по Сирии удары наносить. Если в Кремле были чем-то недовольны – все решалось моментально. С коллегой был случай: президент был на елке в Кремле, то ли не тот ракурс дали, то ли еще какой-то технический момент – сотрудника мгновенно убрали с дневных эфиров. Но вообще в Кремле смотрят только 20-часовой выпуск «Вестей Недели», все остальное Добродееву малоинтересно. Он вообще уже от всего устал, и ему не до чего, кроме того, чтобы выходила итоговая программа.

Помимо политической цензуры есть еще и блок на некоторые госкорпорации. Я знаю как минимум про одну государственную компанию, у которой есть бюджет на блокировку негативных упоминаний. Это общеизвестный факт. В эфире она если звучит, то очень обтекаемо, а если серьезное что-то, то не звучит никак.

Я говорю не только о техническом браке, но и о профессионализме в целом. Вот, скажем, был скандал с Антоном Лядовым, корреспондентом «Вестей», когда он снял репортаж во Франции, исказив слова участниц акции протеста. Каналу пришлось оправдываться… Или он же, Антон, во время Олимпиады в Бразилии в одном из своих репортажей вновь отличился: «Здесь говорят на бразильском языке»… Вот недавно ему медаль дали, говорят, что его кто-то крышует активно. Ничего ему после того эфира из Франции не было, канал его стал выгораживать. Сделали отдельный выпуск, 150-минутный репортаж, что французы не знают французский, бабушки сказали то, что сказал Антон Лядов и так далее. Дурость какая-то.

Ведущий, если хочет сесть в кадр, должен с кем-то вступить в интимную связь, чтобы его продвинули. Или кого-то надо сознательно очернить или подставить, чтобы человек говорящий допустил брак в эфире, разными способами можно это сделать.

В этих условиях, разумеется, нет никакого корпоративного духа. Когда двух наших ребят корреспондентов убили на Донбассе, в 11 утра было прощание. Пришел Добродеев, Златопольский, еще несколько человек. Не было некоторых сотрудников «Вестей». Добродеев звонит Ревенко, тот говорит: «У нас же летучка»…

Пропаганда, конечно, мощно промывает головы, особенно в регионах. Я сам был шокирован тем, насколько люди однобоко воспринимают. Когда общаешься с жителями регионов, понимаешь, насколько легко все-таки управлять Россией. Я удивляюсь – как можно так рассуждать, а они в ответ — «вы же сами сказали». Я пытаюсь им объяснять: «Надо же анализировать. Смотрите РБК, смотрите Дождь». — «А что такое Дождь?». — «Включите и посмотрите». — «Но они же врут все!».

Воровство и кумовство на канале страшное. Обычные корреспонденты получают по 30 тысяч, а, к примеру, у Скабеевой почти 400 тысяч зарплата. Там образовался такой семейный тандем, Скабеева-Попов, командировки были у них с таким бюджетом, в Нью-Йорк они летали, какие-то проводили свои «расследования».

Супруги Ольга Скабеева и Евгений Попов

Еще один показательный момент: помните, принимали закон о «гей-пропаганде»? На телевидении много представителей ЛГБТ-сообщества, включая топ-менеджмент. И что, кто-то хоть слово против сказал? И такое не только на ТВ. Общался с одним депутатом, когда был принят этот закон, спрашиваю его: «Что это было? Вы же там все одного цвета. Поименно могу назвать». Отвечает: «Старина, пойми правильно, это был социальный запрос общества, мы пошли навстречу, так было надо». Но не было такого запроса, конечно. Государственные СМИ, власть, депутаты, госкорпорации – везде есть в руководстве геи. Живут ли они в конфликте с совестью, не знаю, но, по крайней мере, все на своих местах, значит, всех всё устраивает… Я что-то не слышал о громких отставках и резонансных увольнениях.

Дмитрий Скоробутов, шеф-редактор «Вестей» до августа 2016 года.

На канал «Россия» я пришел в 22 года. Проработал там 15 лет. Последние 10 лет был шеф-редактором ночных, утренних и дневных выпусков «Вестей». Признаюсь, у меня были убеждения. Искренне считал, что все у нас делается правильно, что тот же Навальный – агент Госдепа, и так далее. Мы же там как в зазеркалье. Мне нравилась моя работа и я делал её качественно. Претензий не было. В этом смысле стыдиться мне нечего.

Но, конечно, я видел несоответствие между тем, что мы показываем и реальностью. Я же человек простой, не элита, вижу, что происходит. Постепенно стал более критично воспринимать работу. Иногда пытался давать в эфир то, что не разрешали. Например, массовое отравление детей-инвалидов в Иркутской области в августе прошлого года. Замдиректора «Вестей», после сомнений и раздумий, разрешил. В итоге были проверки, ситуация получила резонанс. Но эта тема была неполитической. В политике никто самодеятельность не позволит.

Многие коллеги все понимают. Вот, например, шеф-редактор программы «Вести Недели», насколько я знаю, придерживается оппозиционных взглядов, но все это не мешает ему делать «Вести Недели». Думаю, это вопрос денег. Высокая зарплата помогает побороть сомнения тем, у кого они есть.

Но далеко не все хорошо зарабатывают. У меня и моих сотрудников были смешные зарплаты. На руки я получал 57 тысяч, из которых оклад по контракту – 8 600. Мои редакторы, девочки, за которых я бился, около 40 тысяч на руки. Был скандал, когда я пошел к Жене Ревенко (бывший директор «Вестей»), говорю: «Евгений Васильевич, вот такая ситуация: одна моя сотрудница – мать-одиночка, вторая – молодая семейная девочка, зарплаты 35 тысяч. Как вы считаете, это нормально?». С большим трудом он прибавил по 5 тысяч. Конечно, за это я получил по голове – истерику устроила так называемая «куратор» утренних выпусков Саша Воронченко: «Да как ты мог?! Да кто ты такой?! Да в обход меня!» Отвечаю ей: «у тебя люди по 10 лет и копейки лишней не видели, а тут 5 тысяч…» И люди за такие деньги работают. Дежурная у эскалатора в метро получает столько же, а мы делали федеральные выпуски «Вестей».

При этом именно утренние выпуски — я, в частности, говорю о своих программах, давали самый высокий рейтинг на канале. Иногда цифра достигала 37-42%. Значит, люди смотрят, продукт востребован. Но при этом мы даже «спасибо» не слышали, не говоря о каких-то премиях. Их дают «кому надо»… Как-то зашел к заместителю Добродеева, говорю: «Ольга Генриховна, посмотрите, пожалуйста. Это унизительно же! Мои сотрудники получают по 35 тысяч!». Она полистала свои ведомости: «Вот, Дмитрий, есть зарплаты 29 500, в «Вестях-Москва», так что у вас все хорошо». А есть зарплаты для своих «жучек-внучек-дочек». По 200-300 тысяч и больше… В холлах ВГТРК долго висело объявление: «На ВГТРК работает антикоррупционная комиссия. Просим о фактах коррупции сообщать по такому-то адресу». Смешно…

В общем, работал за совесть, можно сказать. Нравилось делать новости. Жить ими. Старался защищать коллег, помогать им. Но…

Переосмыслить всё заставил инцидент, который произошел 17 августа прошлого года. Меня избил мой сотрудник – режиссер монтажа Михаил Лапшин, на рабочем месте, при полном бездействии охраны. Причина нападения – мое замечание по случаю его очередного брака в эфире. Когда я сел писать докладную (на них руководство «Вестей» все равно не реагировало, хотя брак в эфире буквально множился), он набросился на меня. Я попал в Склиф. Сотрясение мозга, ушиб головы, закрытая черепно-мозговая травма. Миша любил выпить, нападение на меня – не первый такой случай, несколько лет назад был избит другой сотрудник. Руководство «Вестей» и этот случай решило «прикрыть», а меня – заставить молчать.

Директор «Вестей» Андрей Кондрашов, который испугался огласки, неоднократно повторял, что уволит меня, если я буду защищать себя юридически, пойду в суд. Саша Воронченко потребовала не писать заявление в полицию. Начали давить, игнорируя состояние моего здоровья. Самого Лапшина сразу после нападения спрятали от полиции – быстро отправили в отпуск. Я же, в свою очередь, начал получать угрозы от руководства.

На мои официальные запросы ни Служба безопасности ВГТРК, ни руководители холдинга не реагировали. Записи камер видеонаблюдения, которые все зафиксировали, от меня спрятали, полиции их не выдали. Кондрашов на личной встрече повторил, что «я буду уволен, если пойду в суд с иском против Лапшина», что «выяснять отношения с Лапшиным я смогу лишь не являясь сотрудником «Вестей». Кондрашову важна «репутация компании», как он мне сказал. А то, что в его редакции производственные вопросы решаются побоями, его, похоже, не волнует. Больше месяца пытался решить всё мирно, внутри холдинга, предлагал Кондрашову хотя бы административное взыскание наложить на Лапшина, но ничего не происходило.

Примерно через месяц, на условиях анонимности, коллеги сообщили, что «готовится твое увольнение, твой вопрос на повестке дня, но они ничего не могут придумать» и т.д. Тут я уже начал бороться за себя: пытался забрать с канала свои трудовые документы – мне практически ничего не выдавали. Пришлось вызывать Государственную инспекцию труда. После того, как она провела проверку и вынесла предписание каналу, мне кое-что выдали, но некоторых важных документов у меня нет до сих пор.

Новый юрист канала «Россия» Инна Лазарева не смогла выполнить команду руководства – «что-то придумать», поэтому грубо нарушила закон, Трудовой кодекс, и незаконно уволила меня, зная, что я на больничном листе. И уверенно заявила, что «я совершаю большую ошибку», что «ничего не докажу» и т.д. Сейчас уголовный иск в отношении Лапшина находится в кассации, в Мосгорсуде, мой адвокат и я, мы не можем ничего сделать: мировой и районный (Савеловский) суды незаконно отказывают в приеме иска к производству. Трудовой иск к каналу «Россия» слушается в Симоновском суде. 20 июня первое заседание.

Мы же воспринимаем любое событие как картинку и текст

До этого инцидента с избиением я жил, как мои коллеги, в параллельной реальности. Мы же воспринимаем любое событие как картинку и текст, это уже издержки профессии. Для меня события автоматически превращаются в редакторский или корреспондентский текст и видеоряд. Теракты, катастрофы, социальные проблемы и все прочее – это лишь картинка и текст. Потом уже, дома, после эфира, и то не всегда, думаешь: Боже мой! Там же погибло 100 человек! В этом теракте в Кабуле… Или еще что-то – задней мыслью. А, поскольку работаем в прямом эфире, это же еще и оперативность, надо быстрее все это делать, рефлексировать не успеваешь.

Но в целом все и всё понимают, но кого-то удерживают деньги, а кого-то, кто работал за гроши, как я – желание оставаться в профессии. Все-таки, несмотря ни на что, мы получаем удовольствие от этой работы, производство новостей – это очень интересно.

Идеологическую повестку нам, шеф-редакторам, не формулировали, мы двигались в общем русле. У многих интуиция на таком уровне, что без указания сверху мы всё правильно даём в эфир. Помню, кстати, как президент и премьер-министр сделали противоречивые заявления по поводу Химкинского леса. Премьер дал один комментарий, президент другой. Воронченко, которая в тот момент была на Дальнем Востоке, вообще слилась: «Выкручивайся сам». В общем, сделал все правильно – противоречий между словами президента и премьера в эфире не было…

Проблемы возникают редко, потому что нам заранее говорят, что не давать в эфир. Например, прошлым летом арест ректора Дальневосточного университета. Замдиректора «Вестей» сказал «не давать». Выяснять причины я не стал. Иногда бывает, что вводные меняются несколько раз в течение дня, ситуация же развивается, бывает что и в течение получаса приходится, что называется, в прыжке переобуваться. Со временем формируется профессиональная интуиция, ты понимаешь сам, что дать в эфир, что не дать. Советуешься, если сомнения.

Обычно за несколько часов до эфира согласовывался план выпуска, в котором все расписано: что даем, что нет. В том числе и по персоналиям. В плане есть такая строчка «не даём» или, как ее гениально «зашифровала» Саша Воронченко, «НД». Почему-то в неё попадали какие-то фигуры даже из власти. Бастрыкин был, Астахов, Жириновский почему-то. Кого только не было. Я не спрашивал, почему.

К сожалению, профессиональный уровень руководства «Вестей» снижался с каждым годом. Долгое время у нас была великолепная руководитель Юлия Анатольевна Ракчеева. Железная дисциплина и высочайшее качество новостей. Потом Женя Ревенко, сейчас Андрей Кондрашов. Деградация, на мой взгляд. Из-за этого и люди уходили: корреспонденты, шеф-редакторы, редакторы, ведущие… Атмосфера на канале тоже та еще. Интриги, кумовство, унижения, алкоголизм.

Все это отражается на эфире. Меняется отношение и телезрителей к «Вестям». В прошлом году я дал интервью в родном городе, Красноярске, был шквал негативных комментариев. Спрашиваю земляков: «Почему?». Отвечают: «Дима, потому что ты из «Вестей». И дело не в тебе лично…». Когда «Вести» говорят одно, а реальность другая, люди это видят и чувствуют на себе, возникает протест.

Со знакомыми тоже было тяжело общаться. Задают вопросы. «Почему это не так даете? А вот тут исказили. А вот тут переврали». Многие мои знакомые телевидение не смотрят. Молодежь вообще давным-давно потеряна. «Первый канал» ещё держит аудиторию, потому что там более качественный продукт, очень хорошие деньги вкладываются. Константин Эрнст прекрасно делает телевидение. А Добродееву «надоело всё» и он «давно хочет на пенсию», как говорят люди в его окружении…

Многие ведущие – говорящие головы, которые не понимают, что им пишут и что они озвучивают. Был случай, когда Совбез ООН решал судьбы мира – важнейшее голосование, мы его ждали, это была первая новость. Мы оперативно всё дали, и вот мой ведущий один выпуск читает, второй, третий, четвертый, на пятом или на шестом он мне говорит: «А ты видел, что Совбез ООН проголосовал?». Отвечаю: «Коля, а ты видел, что это у тебя первая новость уже шестой выпуск подряд?». Думаю, им вообще все равно, что зачитывать, они лишены любой рефлексии. Как-то в беседе с помощником Добродеева – Сашей Ефимовичем — я задал вопрос: «Саша, вы же видите, что ВГТРК деградирует, что умных и думающих людей убирают. Почему?» Он ответил: «Нам нужны люди-функции, а не творческие единицы».

Выйду ли я на акцию 12 июня? Не знаю, я в сомнениях. Как сказал один мой приятель: «Дима, из таких, как ты, формируются самые ярые оппозиционеры». Может это и правда. Я же знаю, как все это устроено и что я сам делал…

Сотрудник телеканала RT

Как место работы RT — хорошая компания. В смысле зарплаты, медстраховки и условий вообще. А идеологически — это обычный пропагандистский канал. То есть освещаются только «правильные» темы и под «правильным» углом. Например, там куча сюжетов о нарушении прав человека в США, но о нарушении прав человека в России – ни слова. Короче, это то же самое, что биография Сталина, написанная Сталиным: проклятый Запад стремится к власти над всем миром, а Россия, в которой живут честные и миролюбивые люди, под руководством опытного наставника им успешно противостоит.

При этом на RT много нормальных и адекватных людей. Как мне показалось, большинству из них абсолютно наплевать на идеологию. Они работают, потому что им хорошо платят. Немало и тех, кто свою работу искренне ненавидит, но терпит, потому что уйти некуда. Уверен, что на «Первом канале» такая же фигня. Очень многие сотрудники RT ненавидят свою работу. Фразы типа «Как меня все *******» можно услышать где-угодно: в курилке, коридоре, столовой, студии, ньюсруме и проч.

Аудитория RT в основном это та самая целевая группа, ради которой канал и создавался — люди в США и западной Европе, действительно недовольные своими властями и в целом политикой так называемого «Запада», но ничего не знающие о России. Последующие языковые версии — арабская и испанская — изначально были в большей степени рассчитаны на бывших воспитанников советских вузов и их потомков, но на сегодняшний день и эти два канала уже работают не для «русофилов», а для антизападников, также ничего не знающих и не особо желающих знать что-либо о России. Тут-то и кроется успех RT. Практически весь контент направлен на то, чтобы очернить Запад, подчеркивая и выпячивая те моменты, где тамошняя правящая элита себя дискредитирует. RT не говорит о России, а о «загнивающем Западе», поэтому вопрос о цезуре практически не стоит.

В конкретно моей работе вообще никто не указывает мне, что можно, а что нельзя говорить. Конечно, у канала есть формат, позиция по разнообразным вопросам. Поэтому какие-то темы RT поднимает, какие-то — игнорирует, события освещаются под каким-то углом, а не равноудаленно. Конечно, это не значит, что RT — царство свободы, равенства и братства, на котором можно вещать всё что в голову взбредёт. Кто-то, кто не согласен лично с позицией RT, разграничивает личное и профессиональное — выполняет ту работу, за которую получает деньги. Кто-то, кто не может этого сделать, уходит. Но у нас были случаи, когда сотрудники отказывались работать над той или иной темой, потому что были не согласны с позицией канала. Ничего, просто перебрасывали их на другую тему.

Политическая составляющая той информации, которую мы передаем, меня мало интересует, т.к., на мой взгляд, на «телеке» деньги не пахнут. Да и в политику я не лезу, мне и так радостей хватает. Но что мне сразу бросилось в глаза когда я пришел на канал, так это то, как совместились европейская модель организации работы внутри RT и наш, российский, менталитет! Что я имею в виду: нас всех изначально организовали в группы (team). Идея — банальна и стара как жизнь — сплоченность группы во время работы (эфира). В определенном роде руководству это удалось — со временем мы стали понимать друг друга с полуслова. Сюда же хотели включить некий командный дух, соревновательность… Но! Мы же в России… Это все обернулось тем, что каждый следующий team опускал работу предыдущего. И так — по кругу.