22:28 Как били женщин на Руси |
Из историй о современных избиениях «Я не боюсь сказать» - просто цветочки по сравнению с тем, что творилось с крестьянскими женщинами в царской Руси. «И только тогда, когда «терпеть нет уже моченьки», когда уже на ней, как говорится, нет ни одного живого места, она, избитая и изможденная, нередко с вырванной мужем косой в руках, плетется к мировому судье в надежде, что он защитит ее если не формально, то хоть своим авторитетом», - писал мировой судья Яков Иванович Лудмер в «Юридическом вестнике» в 1884 году. «Ни одно судебное учреждение не может в пределах нашего законодательства оградить женщину от дурного и жестокого обращения с нею». К Лудмеру несчастные бабы шли и шли. А всё, что он мог сделать – это посадить их извергов-мужей на несколько суток. Вернувшись домой, они ещё сильнее били жён – за то, что посмели пожаловаться. Статистики пострадавших не существовало, ведь большинство терпели и молчали, принимая свою участь, как должное. Убивали женщин повсеместно, и никто за это из мужчин не нес никакой ответственности. "Ты, Евграф, погодь свою Полинку за Григория отдавать. Трех уже забил, не жаль свою кровинушку?" На что Евграф отвечает : " Не лезь, Федот, не твово ума дело. У меня 6 ртов в хате,всех кормить надо. Коль помрет,так планида у нее такая. Бог дал,Бог взял..." На статью Лудмера в 1885 в том же «Юридическом вестнике» откликнулся следователь Д. Бобров. Он тоже жаловался, что у судей и следователей нет возможностей защитить женщин от произвола, потому что законодательство не предусматривает наказания для мужей-садистов. Приводил в пример историю расследования по делу одной крестьянки, которую похоронили, как умершую от простуды. Но сноха настояла на вскрытии могилы. Обследовав труп, обнаружили, что у умершей была выдрана со скальпом половина косы, крестец в нескольких местах был проломлен тяжелым острым предметом, рёбра переломаны. Обычным делом было, что священники соглашались хоронить зверски убиенных, становясь на сторону мужей, и считая брак с главенством мужчины во всём – священным. То есть, терпи хоть до смерти, раз замуж вышла. Даже во время беременности на женщинах была вся домашняя работа, молотьба, посадка и сбор картофеля… Почувствовал приближение родов в поле, бабы бежали домой рожать. «Отпусков по уходу за ребёнком» им тоже никто не предоставлял. От непосильного труда после родов почти каждая женщина страдала опущением матки. Терпели до последнего, а когда ходить уж совсем было невозможно, шли к бабкам-целительницам. Бабки правили живот «через горшок». Ни беременность, ни рождение ребёнка не избавляли женщин от побоев. Били за то, что стала менее поворотлива, за то, что родила девочку…. За то, что не родила сына, могли и вообще из дома выгнать. Били палками, ухватами, ногами, кулаками, вёдрами, да и просто любым тяжелым предметом, попавшим под руку. Это называлось «учить жену уму-разуму» и считалось совершенно обыденным. «Баба паши, баба коси, баба сгребай сено, баба жни, баба правь все женские работы и убирай все по хозяйству, даже дрова руби. Едут в гости, — баба отвори ворота, поправь лошадь, пьяного спать уложи… Хорошее и гуманное отношение с женой у русского — исключение, а у иноверцев наоборот», - писал судебный врач О. Верещагин. А вот отрывок из письма крестьянки Марьи Васильевны Татариновой, которое митрополит Антоний передал императору Николаю II: «Страшно вспомнить свое несчастное детство, когда являлся отец пьяный, избивал нашу мать и все, что было в доме, не щадя даже нас, малюток, а какую мы несли бедность, питаясь чуть не подаянием, потому что наша мать содержала нас своими трудами, а пьяный отец, доходивший до озверения, отнимал у нас все побоями, силой и негде было искать защиты; так велось всюду». Яков Лудмер описывал то, с чем ему пришлось столкнуться, совершая поездки по деревням. Он вёл приём женщин, которые хотят пожаловаться на мужа. Крестьянка Степанова рассказала, что муж бьёт её смертным боем, так что кровь идёт горлом, а всё тело в багровых пятнах. Кроме того, он отнял её имущество, - а это уже могло быть основанием для судебного заседания. Лудмер добился примирения сторон. Муж обещал имущество вернуть, впредь жену не бить, и разрешить ей пройти лечение в больнице. Через два для после заседания Степанова умерла в больнице от травм внутренних органов, вызванных еще более страшными побоями. Крестьянке Ивановой муж откусывал куски кожи с мясом от лица. А когда старший сын заступился за мать, муж выгнал из дома всё семейство. Лудмер опять уговорил стороны примириться, а мужа заставил пообещать больше жену не истязать. Но обещания какому-то заезжему судье ничего не значили для озверевших мужей. Через неделю Иванова пыталась повеситься, из петли её вынули, но не пожалели, а ещё и секли розгами за попытку самоубийства. А уж что делали помещики с крепостными девками и несовершеннолетними девочками... Неизвестно что было хуже, жить с мужем-садистом или приглянуться хозяину. А многие терпели и то, и то. Крестьянину приказывали: «Завтра ступай пшеницу веять, а жену посылай к барину»… А.П. Заблоцкий-Десятовский, который по поручению министра государственных имуществ собирал подробные сведения о положении крепостных крестьян, в отчёте писал: «Вообще предосудительные связи помещиков со своими крестьянками вовсе не редкость. В каждой губернии, в каждом почти уезде укажут вам примеры… Сущность всех этих дел одинакова: разврат, соединенный с большим или меньшим насилием. Подробности чрезвычайно разнообразны. Иной помещик заставляет удовлетворять свои скотские побуждения просто силой власти, и не видя предела, доходит до неистовства, насилуя малолетних детей… другой приезжает в деревню временно повеселиться с приятелями, и предварительно поит крестьянок и потом заставляет удовлетворять и собственные скотские страсти, и своих приятелей». А это из записок анонимного автора: «После обеда полягутся все господа спать. Во все время, пока они спят, девочки стоят у кроватей и отмахивают мух зелеными ветками, стоя и не сходя с места… У мальчиков-детей: одна девочка веткой отмахивала мух, другая говорила сказки, третья гладила пятки. Удивительно, как было распространено это, — и сказки и пятки, — и передавалось из столетия в столетие! Когда барчуки подросли, то им приставлялись только сказочницы. Сидит девочка на краю кровати и тянет: И-ва-н ца-ре-вич… И барчук лежит и выделывает с ней штуки… Наконец молодой барин засопел. Девочка перестала говорить и тихонько привстала. Барчук вскочит, да бац в лицо!.. „Ты думаешь, что я уснул?“ — Девочка, в слезах, опять затянет: И-ва-н ца-ре-вич…» Тех, о ком писал в своих записках француз Шарль Массон, по сравнению с остальными можно назвать счастливицами: «У одной петербургской вдовы, госпожи Поздняковой, недалеко от столицы было имение с довольно большим количеством душ. Ежегодно по ее приказанию оттуда доставлялись самые красивые и фигуристые девочки, достигшие десяти—двенадцати лет. Они воспитывались у нее в доме под надзором особой гувернантки и обучались полезным и приятным искусствам. Их одновременно обучали и танцам, и музыке, и шитью, и вышиванью, и причесыванию и др., так что дом ее, всегда наполненный дюжиной молоденьких девушек, казался пансионом благовоспитанных девиц. В пятнадцать лет она их продавала: наиболее ловкие попадали горничными к дамам, наиболее красивые — к светским развратникам в качестве любовниц. И так как она брала до 500 рублей за штуку, то это давало ей определенный ежегодный доход». |
|
Всего комментариев: 16 | |||||||
|