Площадь Разделения, или на турецкий манер Таксим Мэйданы – центр Стамбула, если не сердце, то точно главная артерия. Увидишь, что творится здесь – поймёшь, как бьётся пульс всей Турции. Сейчас пульс бьётся быстро и дёргано.

– Держи его! – кричит по-турецки дородного вида мужчина и бегом бросается через площадь.

Над Таксимом реют гигантские национальные флаги – красный фон, серебряный полумесяц, звезда. Впрочем, реют – слово слишком общее: флаги связали на манер сачков, поэтому они скорее извиваются, бугрятся на ветру, рвутся к земле. Их натянули на десятиметровой высоте на следующий день после провалившегося военного переворота.

Флаг с огромным турецким полумесяцем отбрасывает тень на брусчатку. Над площадью заходит солнце. В его ровном прямом свете красное национальное знамя кажется угрожающим рубиновым морем, готовым выйти из берегов.

– Ай! – кричит на интернациональном языке радости турок, хватает край багрового знамени и замирает в позе победителя. Его товарищ делает фото, затем они меняются местами.

Ловля национального флага – новая забава в стране проигравшего мятежа. Стоит ветру спасть, как знамя оседает к земле, и к нему несутся взрослые и дети с фотоаппаратами наперевес. Чем-то это напоминает рыбалку – ждать, пока флаг «клюнет», можно часами.

В советское время и в СССР – массовые мероприятия простые участники иронично называли «флаги и фляги» – то есть, поход на митинг был хорошим поводом не только взмахнуть национальным стягом, но и незаметно опрокинуть в себя грамм сто пятьдесят – для поддержания возвышенного состояния духа. В Турции пить публично не принято, а вот знамёна теперь здесь повсюду.

Количество флагов к вечеру возрастает в разы. На автострадах ими машут пассажиры машин, высунувшись из люков и окон. На узких улочках с флагами пробегают излишне громогласные подростки. Таксисты украшают флагом крыши своих автомобилей, натягивая знамя на манер покрывала. Девушки, с ног до головы покрытые чёрной тканью мусульманского платья абайя, тоже держат в руках флаги. На их головах ленточки: там читается фамилия Эрдогана и надпись «Турция умрёт неделимой».

Флаги вывешивают на балконы, на фасады домов, на деревья. Приобщиться к массовому ликованию просто и недорого – маленький флаг 10 лир, большой – 20. Их продают с рук в пробках, а также в киосках и на площадях. Стамбул, который на первый взгляд живёт обычной утомительной жизнью перенаселённого мегаполиса, сильно меняется с наступлением вечера, когда тысячи людей едут на Таксим.

Песни и марши прекрасно слышны от кафе Килгин Дурум. Его держат Шафки, Умар и Эсмет – турецкие мужчины среднего возраста, такие типажи вполне могли бы сыграть в патриотическом кино, хоть трёх товарищей на фронте, хоть передовиков производства на важной стройке, но они повара.

Уже больше десяти лет здесь неизменное меню и постоянная очередь. Ассортимент небольшой: эк дёнер, да тавук дёнер – курица или говядина, в лаваше, батоне, пите, со специями и овощами. Немудрёное блюдо, однако готовят его так, что турки и туристы не стесняются стоять на довольно проходимой улице, чтобы увезти с собой пять десять рулончиков восточного фастфуда.

Ночью в пятницу 15-го июля солдаты стояли в пятидесяти метрах от кафе, окружив плотным кольцом памятник республики 1928 года. Среди героев турецкой революции, первым из которых был Кемаль Мустафа Ататюрк, можно рассмотреть и статуи советских военных деятелей Ворошилова и Фрунзе. Но в ночь переворота рассматривать Фрунзе с Ворошиловым времени не было. Так же как не было времени у восставших зайти в соседнее кафе. Солдаты действовали поспешно, туристов не трогали, молча занимали площадь.

Переворот был коротким, говорит Эсмет. Действительно, рассказ о нём умещается в один абзац.

– Они пришли быстро, не трогали нас, просто чего-то ждали, а потом уже пришёл народ и начал им кричать: «Убирайтесь». Накинулись на них, начали бить. Я видел сам, потом у солдат были слёзы, когда их увозили в тюрьму, – Эсмет улыбается.

Рад он не страданию солдат, просто в ту ночь в Стамбуле никто не мог понять, что это за люди и чего от них ждать, поэтому Эсмету приятно, что вернулась политическая определённость, в которой хорошо продаётся что курица, что говядина.

– Эрдоган всегда побеждает! – смеётся Эсмет и поднимает большой палец. Следом за ним, но чуть с опозданием, пальцы поднимают Шафки и Умар.

О том, что президент Турции побеждает, говорят все газеты. Впрочем, оппозиционных изданий в стране давно уже нет. На пешеходном турецком Арбате – улице Независимости – маленькие, средние, большие Эрдоганы высматривают прохожих с крутящихся газетных стендов. Первую полосу многочисленных печатных изданий президент делит с главой неудавшегося мятежа – военным генералом Акином Озтюрком. Соседство идёт на пользу Эрдогану. Там, где глава Турции властно щурится с видом настигнувшего добычу сокола, заговорщик в камере – беспомощно-хмуро взирает из-под отёкших век.

Проходящие мимо молодые турки, завидев камеру, бросаются к газете с Эрдоганами. В этот момент кажется, что даже напечатанные президенты удивлены происходящим.

На груди у Жанны аккуратный золотой православный крестик, она его ни разу не скрывала за 26 лет жизни в Турции и сейчас не собирается.

Произошедший переворот проходил у неё на глазах и оставил больше вопросов, чем ответов: почему взять власть пытались не ночью, не ранним утром, а вечером в пятницу, когда люди выходят гулять на улицу, почему заговорщики действовали так нерешительно, почему, например, не отключили электричество и интернет?

Жанна переехала в Турцию в 1990-м – влюбилась и теперь живёт счастливой семьёй, преподаёт русский и турецкий в Русском обществе Стамбула. Но в последнее время ей кажется, что медленно и верно светская страна маленькими шажками топает к религиозному фундаментализму.

– Когда Эрдоган объявил, выходите, мол, на улицы и защищайте демократию, то из Кяытхане стали автобусами людей везти. Серьёзно, они не сами на метро поехали, их автобусы сюда бесплатно довозить стали.

Районы Кяытхане и Фатих – самые ортодоксальные исламистские районы города. В районе Фатих в мусульманский пост можно нарваться на неприятности – если ты идёшь с сигаретой, то тебя могут избить. В этих районах Эрдоган, которого поддерживают рабочие, лавочники и религиозные общины, всегда пользовался огромной популярностью.

Сама Жанна живёт в международном районе Куртулуш – оттуда мало кто ездит на митинги в центр.

– Вы посмотрите – это здание театра оперы и балета, где здесь портрет Ататюрка?

На остове здания театра – огромном стеклянном витраже из осколков стекла и кусков бетона, висят два портрета Эрдогана и флаг Турции, их повесили здесь несколько дней назад. Портреты выполнены странно: из головы Эрдогана растёт что-то, напоминающее то ли звезду, то ли корону.

– Всегда, когда вешают флаг, то должны вешать и портрет Ататюрка, а теперь что? – добавляет Жанна. Традицию, по которой изображение основателя турецкой республики должно быть везде рядом со знаменем, в этот раз почему-то проигнорировали.

Жанна очень переживает обо всём происходящем.

– Вы не думайте, что сейчас всё нормально, мои многие турецкие знакомые уверены, что это не конец. Они вообще советуют пореже теперь выходить на улицу.

Жанна смотрит на людей, которые бегут к площади Таксим, размахивая флагами, и вздыхает. Она в прямом эфире видела, как яростная толпа до смерти избивала солдат, которые участвовали в восстании.

– Но это же простые мальчишки! Им что приказали, то они и делали. А что теперь скажут их матерям? Эти люди убили детей, чему они радуются?

Сыну Жанны 18 лет – на следующий год он пойдёт служить в турецкую армию. Она не хочет говорить о политике и делать далекоидущих выводов, но её пугает то, что происходит в Стамбуле сейчас – радость ей кажется нервной и какой-то обязательной.

Небольшая улица Айхан Исик бодро подпрыгивает на повороте, а потом задорно укатывается под горку, виляя между старыми домами чешуёй каменной брусчатки: кафе, офисы, покемоны. Покемоны в центре Стамбула смотрятся как пришельцы с другой планеты. Однако Пикачу, Бульбозавр и Чермондер смотрят своими расписными мордашками на туристов, гордо заявляя, что здесь «Покемон Ноктаси» – то есть точка, где японских зверей можно поймать.

– Ну, вот же смотри, открываешь приложение и идёшь по карте, – Элван, терпеливо, как пришельцу из Османской Империи, объясняет, как пользоваться приложением с ловлей рисованных зверей.

Элвану около сорока, и он совладелец небольшого кафе, где можно выпить турецкого кофе или турецкой раккии. За шумными Стамбульскими событиями, будь то стрельба или крики радости, он наблюдал с экрана телефона – по лентам новостей, хотя всё происходило в десяти минутах ходьбы.

– Мне не нравится Эрдоган, – говорит Элван, но при этом как-то рефлекторно посматривает по сторонам, – он очень авторитарен, а то, что сейчас произошло, это только ему на руку. Я не знаю, был ли этот переворот им спланирован или он просто воспользовался ситуацией, но сейчас он точно воспользуется этим. Тем более, что большинство за него.

Элван относит себя скорее не к подавляющему политическому большинству, а к рефлексирующему меньшинству, которому в тени Эрдогана очень душно. Впрочем, на военных у него тоже особой надежды не было. Элван закуривает и листает карту, где-то на ней есть ещё несколько спрятанных покемонов, если их найти, то можно будет подняться на уровень выше. Но только ловить их лучше идти днём – когда заходит солнце, люди опять съезжаются к площади Таксим.

Сегодня здесь необычайно многолюдно. Везде развеваются флаги. В толпе можно рассмотреть плакаты, шарфики и... гроб. Гроб проносят над головами – в нём похоронят оппозицию нынешнему президенту, говорят турки.

В нескольких километрах от митинга – по дороге в аэропорт Ататюрка – также ликует толпа. На проезжей части они машут флагами, кричат и вешают куклу – это лидер вооружённого мятежа. Кукла в человеческий рост безвольно болтается в петле, подпрыгивает, когда её дёргают и поднимают выше, чтобы показать всем проезжающим автомобилям.

Вместо лица у куклы фотография главы мятежников. Но в ярком свете фар лицо бликует, растворяется, меняется. Повешенная толпой кукла словно играется, раздумывает, чей же ещё портрет примерят на неё потом, когда найдут новых врагов.