22:49 Марк Бернес и последняя, главная любовь его жизни |
Его считали мнительным, уверяли, что он выдумывает себе болезни, нарочито хватаясь за сердце. Когда у него случился инфаркт, многие были уверены, что это инсценировка. О его скверном характере ходили легенды. Он отпугивал композиторов и поэтов с той же лёгкостью, с какой и влюблял их в себя. Они мечтали, чтобы Бернес спел их песни. Писали для него тексты, а потом проклинали себя за то, что связались с «привередливым Марком», который будил их по ночам звонками, требуя изменить очередную строку, изводя убийственным аргументом: «Вы написали, а мне петь!» И они переделывали, корёжили – как считали, – а потом включали в свои сборники эти стихи в бернесовской редакции – иначе было уже невозможно: именно в этой редакции песни пела улица – высшая награда для композиторов и поэтов-песенников. Августовским утром 1969 года на панихиде в Доме кино не было ни речей, ни траурных маршей. Бернес отпевал себя сам. Звучали четыре его песни: «Три года ты мне снилась», «Романс Рощина», «Я люблю тебя, жизнь» и, конечно, «Журавли». Двух последних в том виде, в каком мы их знаем, не было бы вовсе – настолько велико было вмешательство Бернеса в текст. Четыре песни повторялись без пауз по кругу... * * * Он делал свою биографию, не надеясь на актёрский случай и везение. В 1937 году Николай Погодин прочитал сценарий «Человека с ружьём». Роли для молодого Бернеса, дружившего с драматургом, там не оказалось. И тогда он её выдумал: полностью сочинил своего Костю Жигулева, блондина, опоясанного пулемётными лентами. Сочинил его по репликам – изобретательно и хитроумно наращивая объём роли, и в конце концов спел мгновенно прославивший его городской романс Павла Арманда «Тучи над городом встали». С чего он взял, что его персонаж должен вдруг запеть в серьёзном фильме про вождя мирового пролетариата? Этого не знал никто. Просто Бернес так чувствовал. Просто он умел убеждать. И Дмитрий Шостакович согласился включить эту песенку в музыкальную ткань картины. А если бы композитором фильма был не Шостакович?.. Отчасти Бернес поступал так же, как и Раневская, сочинившая большую часть своих эпизодов, а эпизоды превратившая в роли. Это было время, когда одно появление на экране могло сделать актёра всенародным любимцем. Так и случилось с Бернесом, получившим за эпизодическую роль вместе с орденом «Знак Почёта» всеобщее признание. Мгновенный и вертикальный взлёт, после которого режиссёры стали воспринимать Бернеса как счастливый талисман, гарантирующий успех. Сценаристы вместе с композиторами начинают писать на Бернеса. Он снимается в «Большой жизни» и «Истребителях», в которых встречается с Никитой Богословским, сочинившим для него «Любимый город может спать спокойно...». А спустя два года в «Двух бойцах» он спел «Тёмную ночь» и «Шаланды, полные кефали...». В том, что Бернес родился и вырос в Одессе, были уверены почти все. * * * Много лет спустя на встречах со зрителями он терпеливо разъяснял, что родом из Нежина – города, в котором провёл гимназические годы Гоголь, что в Одессе никогда не бывал. – Ерунда, – отчётливо раздался однажды голос из зала. – Мне кажется, кто-то знает мою биографию лучше, чем я! – удивился Бернес. – Я знаю. – Молодой офицер поднялся со своего места. – Я знаю, Марк Наумович, но... объясню вам всё после концерта. После концерта он прорвался за кулисы, но был мгновенно нейтрализован двумя здоровяками-одесситами, поклявшимися, что, пока они живы, «у Марка волос с головы не упадёт». Потом выяснилось, что офицер перед концертом похвалился своей жене, что знает Бернеса с детства, что они с одной улицы, учились в одной школе. И вот теперь пытался как-то спасти свою честь. К слову, такие диалоги со зрителями Бернес отчасти провоцировал сам. Он первый заговорил с эстрады в паузах между песнями – как это потом делал Владимир Высоцкий. Он рассказывал не только о том, как создавались его песни и фильмы, но и о себе, о своей жизни. Семья бухгалтера в Нежине, постоянное безденежье, долги... Когда Марку было пять лет, семья перебралась в Харьков. Отец мечтал, чтобы у сына была более надёжная профессия. Марк думал иначе. В 15 лет он попал на спектакль в театр, и тема выбора отпала сама собой. Он расклеивал афиши на улицах, а потом сам превратился в живую афишу: ходил по улицам с транспарантом, приглашавшим на очередную премьеру харьковского драмтеатра. Через какое-то время 16-летнего Бернеса представили старосте театральных статистов. В то время статисты были люди востребованные. В них нуждались и в оперетте, и в драме, они были необходимы гастрольным и местным труппам. Его дебют состоялся в «Мадам Помпадур», где он выступил в образе безмолвного кельнера. Ему казалось, что все смотрят только на него. Так оно и было: у взволнованного дебютанта прямо на сцене отклеились огромные войлочные бакенбарды. Впрочем, Марк готов был работать в театре кем угодно – помогал рабочим сцены, бутафорам, осветителям, суфлёрам. До того как стать артистом, он прошёл в театре весь путь, узнал театральную изнанку. В 17 лет сбежал в Москву с бутербродами в кармане, уверенный, что его ждут в Малом театре. Где, собственно, находится Малый, он узнал на Курском вокзале от просвещённого носильщика. Самое удивительное, что в Малый его приняли с первого захода. Правда, поручаемые ему роли не отличались многословием: третий слуга, второй копейщик, неизвестный в трактире... Всё в таком духе. Через полгода он перешёл в другой театр. Переход не отнял много времени: достаточно было пересечь Театральную площадь, чтобы оказаться в Большом, тоже испытывавшем нужду в статистах: секундант Онегина, испанский посол. Теперь кажется неправдоподобным: в сущности, Бернес нигде не учился, не окончил никаких театральных студий. А вернее, учился он всему, что видел в тогдашней театральной Москве. Его кумирами на всю жизнь стали Михаил Чехов и Иван Москвин. Своим учителем он считал Николая Радина. В начале 1930-го его приняли в театр Корша актёром вспомогательного состава: те же роли на выходах. В трудовой книжке Бернеса появилась запись: «За лучшие качественные показатели работы премирован ордером на обувь. Протокол от 4 июля 1932 года». У Корша он познакомился со своей первой женой – Паолой Липецкой, Пашей. В то время они жили в Петровском переулке, рядом с филиалом МХАТа, в крохотной комнатушке. Здесь, у Бернесов, Исаак Бабель впервые прочитал свой новый рассказ «Отелло», в котором после посещения театра жена обращается к мужу: «Наум! Ты видел сейчас любовь? А у тебя что?..» Слово «любовь» Бабель произносил без мягкого знака. С тех пор рефреном Бернеса – когда он сталкивался с пошлостью в искусстве и жизни – стала фраза: «Сегодня животные штуки, завтра животные штуки, а где же любов, ребята?..» В 1932 году театр Корша закрылся, и Бернес перешёл в Театр Революции. Его удел – всё те же роли третьего разбора, но тут неожиданно его приглашают в кино на эпизодическую роль в фильме «Заключённые» с Михаилом Астанговым. Настоящей удачей для Бернеса стало не само появление на экране, а дружба с Астанговым и знакомство с Николаем Погодиным, у которого он в течение года работал литературным секретарём. Как из секретаря он превратился в друга Погодина – история отдельная. Скажем только, что не будь этой дружбы, наверное, и не было бы Кости Жигулева и первой спетой Бернесом песни. * * * Впервые он спел на концерте 30 декабря 1943 года, потому что его попросили. Это было сборное театрализованное представление. Волновался он страшно, но успех был настолько очевидным, что его стали приглашать выступить именно с песнями. Бернес-актёр и Бернес-певец мирно уживались до той поры, которую в кино принято называть периодом «малокартинья»: конец 40-х – начало 50-х годов. То, что ему предлагалось, трудно было назвать ролями: эпизоды или служебные, похожие на обкатанные резолюции образы людей в погонах, написанные в расчёте, что Бернес оживит их своим обаянием. Он и оживлял, как мог, брал на себя работу сценариста: дописывал или полностью сочинял текст, придумывал целые сцены, но у всех есть свой запас прочности. Так, постепенно и вынужденно, Бернес уходил в песни. Он не знал нот, называя их «чаинками», работал мучительно, теребя поэтов бесчисленными ночными звонками и требованиями переделок. Очень долгое время пел только на закрытых вечерах в Доме актёра или Доме кино. Выступать на широкой публике в Москве начал лишь с конца 40-х годов. Говорил, что уверенность в новой профессии придали ему пародии на него Зиновия Гердта. Усреднённое и безликое, как известно, «передразниванию» не поддаётся. Однажды ночью он был разбужен горланящей за окном молодёжью. Прислушавшись, понял, что распевают его репертуар. Бернес на ночной улице – это было пиком его признания и популярности в конце 1950-х. * * * В апреле 1958 года Бернес выступал в концерте, посвящённом очередному комсомольскому съезду, на котором присутствовал Хрущёв. Выступления были строго регламентированы – Бернесу отводилось две песни. После второй зал начал бисировать. Продолжалось это невероятно долго. Бернес кланялся, уходил за кулисы и снова появлялся на сцене – зал не унимался. Ситуация требовала разрешения: было ясно, что Бернес должен петь ещё. В очередной раз уйдя со сцены, Марк Наумович начал искать организаторов, чтобы спросить дозволения спеть на бис. За кулисами никого не оказалось, те, кто готовил концерт, в панике разбежались, боясь взять на себя ответственность за «регламент». Бернес вынужден был уйти под несмолкаемые овации. Знал бы он, как используют эту ситуацию некоторые «заинтересованные стороны». Сидевший рядом с Хрущёвым Алексей Аджубей начал демонстративно возмущаться поведением «зазнавшегося» артиста, не пожелавшего «спеть для народа». Не вникавший в тонкости концертного регламента Хрущёв с энтузиазмом подхватил слова зятя: завести Никиту Сергеевича на тему «зазнайства» было проще простого. Вскоре после этого у Бернеса произошла «встреча» с гаишниками. Возвращаясь домой, он успел проскочить на зелёный свет, но постовой посчитал иначе. За бернесовской «Волгой» пустились в погоню. Зная, как уверенно водил машину Марк Наумович, можно утверждать, что он легко ушёл бы от этих фарсовых преследователей, но он благоразумно остановился. Был составлен протокол – и банальный дорожный инцидент возвели в ранг уголовного преступления. Реакция последовала незамедлительно – газетные статьи, вышедшие с небольшим интервалом: «Пошлость на эстраде», «Звезда на «Волге». Последняя была особенно опасна. В ней Бернесу инкриминировалось ни много ни мало неподчинение властям. Договорились до того, что актёр протащил несчастного постового несколько метров на капоте. Было заведено уголовное дело, рассыпавшееся довольно быстро: в частности, постовой утверждал, что машина, проскочившая мимо него, была светло-серого цвета, в то время как Бернес ездил на чёрной «Волге». Никаких опровержений, разумеется, не последовало. Вскоре в квартире артиста надолго замолчал телефон. Прекратились звонки с киностудий, приглашения на концерты. Но больнее всего было видеть реакцию людей, которые ещё вчера подобострастно заглядывали ему в глаза, а теперь отворачивались при встрече. Это был страшный период в жизни Марка Наумовича. Незадолго до этого от рака умерла его жена Паола. Он остался один с трёхлетней дочерью Наташей и домработницей. Сдвоенный удар обернулся инфарктом. Он почти не выходил на улицу. О том, что Бернес, в сущности, живёт в нищете, знали немногие. За четыре года он не снялся ни в одном фильме, принял участие в считаном количестве концертов. Лишь в начале 1961 года «тёмная ночь» вокруг Бернеса начала понемногу рассеиваться. Пошли приглашения на съёмки и озвучание. 1 сентября 1961-го, когда Наташа пошла в первый класс, он познакомился с молодой женщиной, сын которой тоже стал первоклассником. Звали её Лилия Бодрова. * * * Лилия Михайловна Бернес-Бодрова: – Когда я пришла к Марку... Это было страшно: полная нищета. Хвост той истории всё ещё тянулся за ним. Должна вам сказать, что газетные статьи – это результат негласного конфликта Марка с Аджубеем из-за одной актрисы, за которой оба ухаживали. Были люди, которые действительно отвернулись от Марка, – их измену он переживал очень болезненно, но были и те, кто писал в прокуратуру в его защиту. Например, Константин Ваншенкин. Прошло время, и однажды, случайно встретившись, Аджубей извинился перед Бернесом. Помню, он сказал: «Марк, прости за всё, что я сделал...» Думаю, это было искренне. Во всяком случае, Марк его извинения принял. Знаете, самым-то страшным для него во всей этой истории было отлучение от работы, от песни. – А разговоры шли постоянно, что Бернес купается в роскоши... – Да какая там роскошь! Что у Марка было? Он очень любил музыкальную технику – у него был великолепный приёмник, магнитофон и проигрыватель. И машина. Вот и всё. Кстати, машину в то время можно было купить только с разрешения Министерства торговли. При этом сдав предыдущую – если она у вас была, разумеется. Машине он радовался, любил о ней заботиться. Это было. Единственное, что мы себе позволяли, – это ездить по странам. Начали с Польши. Были в Праге. Когда ввели танки в Чехословакию, он рыдал, зная, что ничего не может сделать, – в Праге у него было много знакомых. А потом – Югославия, Франция, Англия. В Польше и Югославии Марка обожали, приглашали в Сопот как почётного гостя. Я помню, посол в Варшаве Аристов однажды сказал: «Марк Наумович, вы столько сделали в Польше, сколько не удалось мне». А в Югославию мы приехали туристами – тогда вдруг разрешили индивидуальный туризм. И Марка пригласили выступить. Он сказал, что мы в туристической поездке. Саша Субота, руководитель популярнейшего югославского ансамбля, предложил: «Езжайте, а мы пока подготовим несколько песен, отрепетируем и вам покажем». Так и сделали. И вот концерт. В первом отделении – все югославские звёзды. Во втором – Бернес. Заиграли «Три года ты мне снилась», вышел Марк, и зал встал. – Насколько достоверны разговоры про скверный характер Бернеса? – Ну, характер-то у Марка действительно был не сахар. Его выводили из себя мелочи. Мог взбеситься из-за того, что режиссёр не так составил программу – он мог ему просто нахамить. Был такой случай. Марк снимался в фильме «Путь к причалу» у Данелия. И параллельно в Риге. И кто-то из группы Данелия прислал ему телеграмму, чтобы он срочно выезжал. А сроки Марк всегда оговаривал точно. И тогда он дал телеграмму: «Пьёте – закусывайте». Я ему: «Марк, что ты делаешь?!» В результате его сняли с роли. Был случай в Англии... Марку предложили выступить на ТВ. Он согласился спеть три песни. После выступления спросил: «А где гонорар?» Тётка-переводчица ответила: «Я его отдала компартии». Марк позеленел: «Я вас об этом не просил. Деньги вернуть!» – Неужели вернули?! – Вернули. Триста фунтов, тогда колоссальные деньги. – Тётя, как я понимаю, деньги просто сама «заныкала»? – Ну конечно. И мы побежали по магазинам. За нами «хвост». Деньги надо было истратить за несколько часов. Привозить их в Союз было нельзя. Помню, Марк накупил мне кучу духов. А вот ещё, к слову, о характере Марка. Ему предлагали выступить и на французском телевидении. Он спросил: «В какое время?» Оказалось, в пять вечера. Тогда Марк спросил: «А когда работают Азнавур и Монтан?» «В девять». Он мне подмигнул: «Ну что, поехали домой?» И мы уехали. – Марк Наумович любил Азнавура? – Мы ходили на все концерты Беко, Азнавура, Монтана, когда они приезжали. Вообще Марк больше всего ценил личностное, авторское исполнение. Он обожал Синатру. У нас были все записи Вертинского, Галича, Высоцкого. Володя к нам однажды позвонил и пришёл. Он хотел, чтобы Марк спел одну из его песен. Марку очень нравились его песни, они были у нас на кассетах. Но взять он не мог. Сказал: «Володенька, мне нужна мелодия, а не только ритм». И всё-таки Марк спел «На братских могилах...» в одном из фильмов. – Правда, что Марк Наумович переживал, что у него нет звания народного СССР? – Правда. Я говорила: «Да наплюй ты на эти звания – у тебя есть любовь народа. Утёсов начал гораздо раньше тебя – а у него вообще ничего нет!» По натуре Марка нельзя было назвать пробивным человеком. Для себя он ничего не просил. Надо было очень сильно наступить на его самолюбие, чтобы он завёлся в этом направлении. А другим помогал всегда. Друзьям и знакомым говорил: «Если моя визитка сработает, я тебе помогу» – имел в виду, если его узнают. – Было ли что-то неосуществлённое, о чём Марк Наумович жалел в конце жизни? – Была одна мечта... Он хотел создать театр авторской песни. А ещё... Однажды Марку позвонил Григорий Михайлович Козинцев и пригласил на роль короля Лира. Марк очень хотел это сыграть. Не вышло... Больше звонков не было. Фильм сняли, но Марк его уже не увидел. Его увезли прямо с концерта. Во время выступления Бернесу стало плохо. Он допел до конца, вышел за кулисы и упал. Когда у него начались боли в спине, первое, что пришло в голову: радикулит. С этим его и положили в клинику. А на другой день Лилии Михайловне позвонили с просьбой прийти часа на два раньше условленного. – Я приехала. Мне сказали, что Марк умирает. Рак корня лёгких – он был неоперабельный. Отец Марка тоже умер от рака. И Паола, первая жена. Возможно, сказались и газетная травля, и нужда, и безработица. Начиналось всё очень медленно. Марка оставляли силы. Он говорил, что не может петь по пятнадцать – двадцать песен, сокращал выступления. Не было сил гулять, потом передвигаться. А по-настоящему – когда уже поставили диагноз – он болел всего 51 день. Он лежал один в огромной палате. Был консилиум: Перельман, Шехтер, Чазов, Павлов. Кто-то попросил меня выйти. Марк сказал: «Нет, она останется здесь». При мне они его осмотрели, а потом, уже наедине, сказали, что ничего нельзя сделать, можно только облучать. – Он знал диагноз? – Думаю, догадывался. Однажды сказал: «Пришли Жана (это мой сын), я скажу, к кому пойти в Дом звукозаписи, чтобы он на маленький магнитофон записал четыре песни. Когда будете меня хоронить, чтобы никаких речей и оркестров не было». Жан это сделал. Потом Марк сказал: «Лилька, у тебя будет забота похоронить меня на Новодевичьем». А с другой стороны, говорил врачам: «Вот поправлюсь – такой концерт вам закачу!» Последние дни он не отпускал меня ни на минуту. Мне даже предлагали лечь рядом в палату. Умер он в субботу, 16 августа 1969-го. Через два дня должны были подписать указ о присвоении ему звания народного артиста СССР. * * * Среди песен Бернеса есть одна, которую, наверное, не имеет права петь никто. И не потому даже, что это последняя записанная им – смертельно больным человеком – песня. Просто её слова практически созданы Бернесом на основе текста Гамзатова, который и помещал её потом в этой редакции. Чтобы записать «Журавлей», уже не встававший с кровати Бернес поднялся, зная, что идёт на свою последнюю в жизни запись. Вернувшись, сказал жене: «Кажется, хорошо...» (Фото из архива автора) Марк Наумович Бернес (1911–1969) – один из самых популярных исполнителей советских песен и актёров советского кино. Не имел ни музыкального, ни актёрского образования. В кино прославился ролями в фильмах «Человек с ружьём», «Истребители», «Два бойца» и др. Лучшие песни из его репертуара: «Тёмная ночь», «Шаланды, полные кефали», «Любимый город», «Я люблю тебя, жизнь», «Журавли» и др |
|