В России продолжается стачка дальнобойщиков, протестующих против введения в действие «Платона» — системы денежного сбора с владельцев грузовиков массой свыше 12 тонн за пользование федеральными дорогами. Предполагалось, что она вызовет перебои в поставках товаров массового потребления и вынудит власти сесть за стол переговоров с представителями Объединения перевозчиков России (ОПР) — общественной организации, возникшей на волне этого протеста. Однако стачка оказалась не настолько массовой, как ожидали ее вдохновители. Чтобы выяснить причину, корреспонденты «РР» отправились в Рязань, одну из множества точек на карте забастовки

Братья

— Я за брата своего, Василия Анатольевича, так переживаю — ничего с собой поделать не могу! — рассказывает рязанский дальнобойщик Дмитрий Анатольевич. — Вы не представляете, как мне было тяжело, когда я на него чужого наездника сажал! Ночами не спал. Все воображал: а как этот чужой у Василия Анатольевича передачу переключит, а как этот чужой на Василии Анатольевиче проедет по гололеду — в кювет бы не завалил…

— Машина — не железка. Машина — человек. Особенно если ты его как себя знаешь: в двигатель влез, а через выхлопную вылез, — заключает брат о брате.

Любимый фильм Дмитрия Анатольевича — балабановский «Брат».
«Я узнал, что у меня нет в России… ничего», — вольно цитирует он оттуда.

Мы сидим с ними в кафе, расположенном при въезде в Рязань; из окна видно трассу М-5, на обочине которой одиноко припарковался видавший виды «КАМаз» Алексея Борисова, застрельщика рязанских протестантов, координатора от ОПР.

Алексей поставил здесь свой грузовик, чтобы люди видели, что протест продолжается. Он и ночует тут же в легковушке вот уже три недели. Стачка разрушила его семью: супруга сказала — хватит. А он скучает по двум дочерям. Жены — вообще одно из основных препятствий на пути гражданской активности.

Если бы не флаг ОПР, прикрепленный к тягачу, и две-три листовки на лобовом стекле с призывом присоединяться к стачке, можно было бы подумать, что грузовик остановился для ремонта или на передых. Между тем это основная координата местного протеста.

— 27 марта, когда началась стачка, тут у дороги много машин было. Конечно, не так чтобы очень… Нормально, — вспоминают водители.

— …Потом все разъехались, и остался один Леха, — добавляют водители, презрительно глядя на груженые фуры, потоком идущие по «пятерке» — на «этих крыс», не присоединившихся к протесту.

Актив рязанской стачки обсуждает, продолжать ее или закончить красиво и с шумом

— Через нас на Урал московская трасса идет, весь транзит. Мы стоим, не работаем, деньги теряем, заказы, с клиентами и диспетчерами из логистических компаний портим отношения, которые в этом бизнесе складываются и оберегаются годами, потому что отказываем им в перевозках. А мимо — вжих-вжих! — груженые многотонники проносятся. Вон Мордва, Пенза катят… Они никогда не присоединятся к нам. Их предупреждают: не поедете вы — поедут транзитчики. Они и ломаются.

— Естественно, что и у наших ребят дух слабеет, — говорит Татьяна Сячнева, еще один координатор рязанского отделения ОПР. — Нам сообщают, что Чита встала, штрейкбрехеров гоняют. Но там ведь угол, все свои, поэтому им проще. Нам сообщают, что Саратов хорошо стоит. Но вот проедет всего одна полная фура с саратовскими номерами — и все, энтузиазм пропадает.

«Крысы»

Так случилось и с Павлом Петровичем. Он одним из первых пригнал свой грузовик на обочину протеста. А потом посмотрел, что никто с дороги ему не сигналит в поддержку и проезжающие мимо коллеги у виска пальцем крутят — так и плюнул, и психанул: уехал в гараж, чтобы ремонтироваться, краситься. Ничего не поделаешь, человек настроения. Говорит так: хочу — стою, хочу — не стою. А ведь его в водительской среде Рязани уважают, за ним следуют. Вот и другие после снялись, сказали: «Ну, раз Паша отчалил, то и нам тут делать нечего». Подвел, в общем, товарищей. Они на него немного обижены, хотя стараются не показывать, понимают: такая натура.

Павла Петровича мы встретили на выезде из Рязани. Он пригнал сюда свою старую и тоже украшенную атрибутикой ОПР «вольво», словно для того чтобы искупить вину. «Мы с тобой, — говорит он Алексею Борисову, — с двух концов город заперли».

К тому же у него есть волшебная палочка, как у Гарри Поттера, сообщает, — битой называется. Да ну, от греха.

«Елки-палки, да я и сам себя чувствую сейчас крысой, — говорит он растерянно, — высунул голову, пасть оскалил — и обратно в норку».

«Э»

Что там говорить, не только транзитчики и чужегородние — многие свои, рязанские, решили отстраниться от активных протестных действий. Алексей Борисов накануне стачки обзванивал сочувствующих, просил приехать на обочину, объяснял, как это важно — выставить длинную колонну хотя бы в первые дни. Но ему отвечали: «Лех, ты не обижайся. Мы постоим. Но не на виду, а тут, у себя».

Почему люди оказались такими пассивными? На этот вопрос Алексей отвечает длинно и с видом фаталиста: дескать, такой народ, другого у нас для вас нет.

Говорит, что кто-то испугался, насмотревшись в интернете видео, как ОМОН разгоняет демонстрантов. К тому же, добавляет Алексей, рядом постоянно пасутся сотрудники департамента «Э» — борцы с экстремизмом, зовут за угол «доверительно общаться», а из машин тем временем снимают на камеру все мероприятия ОПР. Активисты их уже всех в лицо знают, здороваются, те нехотя кивают в ответ.

— Почему у нас отстаивание своих прав квалифицируется правоохранительными органами как экстремизм? Где здесь демократия? — задается риторическими вопросами Алексей Борисов. — То есть они хотят, чтобы у нас правила грузоперевозок были как в Европе, а правила гражданского протеста оставались как в средневековье?

Есть еще те, кто надеется приспособиться, договариваясь с клиентами, чтобы расходы по «Платону» они брали на себя.
Большинство просто не верит, что может что-то изменить.

— Люди не готовы протестовать?

— Люди не готовы брать на себя ответственность за свою жизнь. Просто плывут по течению. «Вы сами виноваты, что вам плохо живется, вы не заслуживаете большего, — говорю я им, — такими, как вы, легко манипулировать, и если вы не требуете свое, у вас и дальше будут отнимать».

— Знаете, что такое наш народ? Я вот вам сейчас расскажу, — неожиданно вступает в разговор Дмитрий Анатольевич. — Вожу я одному гражданину кирпич, он дом строит. На следующий год вожу уже другому, на сто метров дальше первого и мимо него. А этот первый меня не узнал и говорит: «Ты мне тут давай заканчивай ездить — дорогу портить».

Всуе

Но есть и такие, кто видит в Алексее Борисове и его соратниках натуральных вредителей.

Раз было дело на большой парковке, где грузились машины с разных областей. Начал Алексей Борисов водителей обходить, разъяснять, почему надо против «Платона» выступать, какие требования выдвигать, чем занимается ОПР. Подошел и к двоим здоровым мужикам, приехавшим на двух «вольво». Так, мол, и так, говорит, стачку готовим. А в ответ брань: «О, смотрите, хохлов к нам заслали! Или вы либералы проснувшиеся? Что, как на Украине хотите — раскачиваете?!»

— События на Украине очень выгодны нынешней российской власти, — говорит Алексей Борисов. — Теперь можно что угодно оправдать опасностью их повторения у нас: продвинуть любой закон или налог. А если кто протестует против чего-то, того сразу записывают во враги государства. Потребовали ставки на перевозки повысить — ага, захотели украинского сценария. Попросили дороги отремонтировать — то же самое. Любая гражданская активность воспринимается как попытка ввергнуть страну в хаос и утопить ее в крови.

Все это, считают, отпугнуло людей: аккуратнее надо было, не так радикально.
Вскоре некоторые водители как по команде прощаются и отправляются по своим делам.

— Обратите внимание, — говорит Игорь Хатунцев, частник, владелец американского грузовика, — кто был на обочине, все остались, а кто не стоял — разъехались. Вот вам и корпоративная солидарность.

Одиночка

Стачка дальнобойщиков представлялась совсем не такой. Воображение рисовало матерых широкоплечих мужиков, с рукопожатием, ломающим пальцы, поддерживающих друг друга в борьбе против власти, морозной апрельской ночью греющихся у костров, разведенных в бочках из-под соляры, рядом со своими машинами… На деле все оказалось куда менее воинственно. Зато более романтично.

Выяснилось, например, что Алексей Борисов — веган. Водитель грузовика — веган, даже не вегетарианец! Вы можете себе это представить? Но это так. Уже много лет со своей стройной идеологией сохранения всего живого. И сейчас его, например, живо интересует, как кормят в тюрьме: найдется ли там пища под его рацион, если вдруг что, и на каком масле там жарят (хорошо, если на растительном, а если нет — то голодать?).

Лидер рязанских забастовщиков Алексей Борисов: «Еще два года назад я, как и все, смотрел телевизор»

Хотя справедливости ради надо сказать, что лидером он стал, поскольку другого выбора у него не было.

В 2015 году, когда протест против «Платона» только зарождался, Борисов отправился на своем «КАМазе» в Химки, где были сосредоточены основные силы стачки. Скорее из любопытства, чем для участия. Движуха какая-никакая, подумалось ему.

— Я ведь тогда такой же был, как и большинство. Тоже по телеку Киселева с Соловьевым смотрел… Дурак дураком, короче говоря, и раздолбай, если честно.

Себя полуторагодичной давности вспоминает — и не может понять, как мог таким быть, морщится даже.
Но тамошняя атмосфера его захватила: эти энергичные люди, этот Шевчук, поющий рядом с его грузовиком, — кого такое оставит равнодушным? Так и «переформатировался», говорит.

— Оказалось, что есть другая жизнь?

— Оказалось, есть жизнь.

— Не знаю, как так получилось. Я ведь одиночка по жизни, толпы и всяких сообществ всегда избегал. Помню, первым в классе пионерский галстук снял и сделал из него алые паруса для яхты в кружке судомоделирования. Наш председатель совета отрядов выносил этот мой поступок на обсуждение: не совершил ли я кощунство. Он умер уже.

— Но потом я опомнился, подумал: мне же вроде свободы хочется, а тут снова — рамки, указания сверху, какие-то нашивки на мою куртку лепят, и порядки, как в КПСС. Хоть я и атеист, но так скажу: слава Богу, что меня отвело.

Раковина

А еще куда-то делось, например, воспетое в кинофильмах водительское братство. Дальнобои тоскуют о нем как о потерянной ценности, которую ни измерить, ни монетизировать — потому что она либо есть, либо ее нет.

Конечно, на стоянках разговоры задушевные разговаривают за рюмкой чая с «дошираком» и сообщат по рации, куда ведет объездная дорога, кто на трассе вкуснее кормит — Анзор или тетя Регина, и за каким кустом спрятались гаишники с радарами. Но не более того.

На трассах проявился имущественный раскол. Все смотрят, у кого машина круче. Как школьники айфонами меряются. Дорогой «американец» не остановится, чтобы помочь застрявшему на дороге дешевому «русскому» автомобилю. И наоборот. Сословное неравенство рождает недоверие.

Игорь Хатунцев, владелец «Белой Америки» всю жизнь крутит баранку. Сейчас он раздумывает, как приспособиться к «Платону» таким образом, чтобы его семья не разорилась

— У меня «КАМаз» был, и сломался я на морозе в Оренбургской области, — вспоминает Игорь Хатунцев. — А мимо «американцы» проносятся, смотрят пренебрежительно. У них в кабинах ковры постелены, они тапочками на босу ногу педали жмут. Разве такие будут выходить и помогать мне? Ох и завидно мне тогда было, и злость распирала, аж до слез! Но ничего: поменял деталь и поехал дальше. А сейчас я и сам на белой «Америке» езжу.

К тому же водители, работающие на грузовиках, одиночки по натуре и образу жизни. Долгие часы проводят в кабине машины, как в раковине, наедине с самими собой, что-то там думают, варятся в своем соку… У каждого свое мнение — договариваются тяжело, жестко стоят на своем. Словом, все это черты характера, выработанные за годы дерзких выяснений отношений с бандитами, гаишниками и прочими людьми с большой дороги.

Объединить таких сложно. Пусть даже для протеста против налога, затрагивающего интересы всех и каждого.

Это же не шахтеры, допустим, которые и рубят уголь бригадами, и стучат касками по горбатому мосту — тоже бригадами. К слову, рязанцы рассказывают, как ездили в Ростовскую область, чтобы поддержать местных фермеров в борьбе с агрохолдингами, и там заодно пытались наладить контакты с местными шахтерскими организациями — те как раз протестовали против задержек зарплат. Однако на предложение дальнобойщиков выступать вместе шахтеры ответили отказом. Объяснили тем, что, мол, у вас своя свадьба, а у нас своя.