Внешние проявления совестливости и стыдливости очень похожи. Именно поэтому веками люди думали над гранью явления: совесть и стыд являются одним и тем же, или различны? Если различны – то в чём разница между ними? Они различны по объёму (как «малое» и «микроскопическое») или по содержанию? Стыд – это просто «маленькая совесть» или нечто совершенно иное?

Например, в английском языке нет слова "совесть". Conscience - это в наших словарях так переводится как совесть, но если быть точным - у них это "сознание". Ведь science – «Знание»… Ещё в английском есть remorse - это «угрызения» - но оно не разделяет совести и стыда. Есть понятие sense of shame – оно ближе к понятию "совесть". И всё же Shame в английском – неразделённые и совесть, и стыд. Точно так же, как Conscience – неразделённые сознание, сознательность, мораль.

Это всё не случайно. В русском языке есть чёткое разделение стыда и совести.

Стыд – предотвращает какой-то убыток человека, чаще всего моральный.

Стыдно за то, что сделал во вред своей репутации, своему имиджу, своему положению в обществе. Например, бегать голым по улицам стыдно, примут за сумасшедшего, и прощай, карьера! К совести это никакого отношения не имеет. Если человека застали голым – он стыдится, но даже самый начинающий писатель не напишет – «он испытывал угрызения совести за свой обнажённый вид»…

Так что стыд – предохранитель от потерь, в первую очередь, репутационных.

Совесть – нечто прямо противоположное.

Совестливость в русском языке и философии проявляется как УПУЩЕННАЯ ПРИБЫЛЬ, ПОТЕРЯННАЯ ВЫГОДА личности, и тем жёстко отделена в русском сознании от стыда.

Я стыжусь делать позорящие меня вещи. Но в то же время я совещусь делать некоторые полезные, выгодные мне вещи.

В английской, и шире взяв, западной философии, картине мира, метаидеологии воспитания – нет не только слова «совесть», но и отдельного от стыда понятия совести. Оно считается излишним: раз есть слово «огромный» - зачем слово «громадный»? Они же одно и то же означают!

Поэтому в любом переводе с английского переводчик имеет полную возможность инварианта: «он (она, они) стыдились» или «он, (она, они) мучились совестью». Любой из вариантов принимается как равнозначный.

Обнаружив у русских совестливость, как некое, отсутствующее в западной модели сознания, качество (нечто не только не тождественное стыду, но даже и противоположное ему) советологи (военные социопатологи) стали думать, как его использовать.

Гуманитарии им восхищались – отсюда европейский культ Достоевского, Толстого и др. русских писателей: европеец у Достоевского прикасается к неведомому для него (Чубайсу вообще ненавистному) измерению – совести. Это как бы дополнительное измерение пространства и времени…

А советологи – они же военные люди. Им нужно было придумать, как использовать русское качество, чуждое европейскому духу и ментальности. В особом измерении совести сокрыта сила русского народа, но в нём же сокрыта и слабость, уязвимость…

Если человек эрудированный разберёт те ПРЕТЕНЗИИ К РУССКОЙ СОВЕСТИ, которые используют русофобы, то он поразится абсолютной бессовестности этих обвинителей.

Всякий раз – идёт ли речь о Чаадаеве или Кюстрине, современном «Эхе Москвы» или «Дожде» - берётся АБСОЛЮТНО СИММЕТРИЧНАЯ ситуация, которая русским предъявляется обвинением, а западу нет.

Сталин расстрелял пленных польских офицеров. А Черчилль не расстрелял пленных французских офицеров? Но Черчиллю можно: была военная необходимость. А Сталину нельзя…

Россия вторглась в Польшу и расчленила её с Гитлером. А западные союзники не вторглись в Данию, расчленив её с Гитлером? Исландию не оттяпали, пока немцы Копенгаген брали? Но Западу можно – там была военная целесообразность. А Сталину нельзя…

И так – за что не возьмись…

+++

Само существование русофобии связано с обнаружением у русских совести. Если по аналогии с русофобией мы бы сделали англофобию, франкофобию, германофобию – то мы попали бы пальцем в небо, и не потому, что там накопать нечего…

Дело в том, что русофобия толкает русского человека на невыгодные ему поступки, а это связано с попытками использовать совестливость. Русофобия требует от русских нанести себе ущерб – во имя совести, некоего общего нравственного закона, который, якобы, нарушен выгодой для России.

Если вы такую модель будете преподносить европейцу – он вообще не поймет, о чём вы. Европейцу прекрасно знаком стыд – как страх за упускаемую выгоду. Европеец может стыдится бандеровцев, как убийц евреев (потому что это выгодно), и одновременно восхвалять их, как убийц русских (потому что это тоже выгодно). И за то, и за другое дают сладкие пряники.

Если бы такое предложили русскому человеку – у него в голове случился бы «когнитивный диссонанс», то есть мозги бы закипели.

Ведь совесть не только упускает прямую выгоду, но зачастую навязывает человеку откровенно невыгодное для него решение!

Именно это и восхищало европейцев в книгах Достоевского, заставляя одновременно говорить о «загадке русской души».

Именно это сделало в России невозможным европейский принцип «чей князь, того и вера»[1] - породив в ней типажи вроде боярыни Морозовой и самосжигающихся старообрядцев…

+++

Вопрос о совести – ключевой во взаимном непонимании России и Запада.

Он снова во всей полноте встал во время Косовской трагедии, когда Запад, в полном составе, при полном нарушении собственных деклараций, признал независимость Косова. И никакими угрызениями по этому поводу не мучился.

Да и не мог: аргументу «нам это было выгодно – мы это и сделали» на Западе неотразим, им, собственно, дискуссия заканчивается. Попытки совестить западников приводят к тому, что они говорят о «загадочной русской душе», которой «непонятно чего нужно».

Почему перекрытие водных потоков в Руанде ООН торжественно осудило особым протоколом, как акт геноцида, и возвело в юридический принцип, запрещающий перекрывать воду регионам под страхом обвинения в геноциде? Так было выгодно США. Почему, когда фашистская Украина перекрыла воду в Крым, не было сделано даже формального заявления? Даже пальчиком не погрозили – хотя имеется ведь решение ООН на этот счёт?

Западное общество, которое по самой сути своей бессовестное (я не в ругательном смысле употребляю это термин – в познавательном) – никак не рефлексирует тождество случаев Косово и Крыма, перекрытия воды в Руанде и в Крыму. Ему не тяжело от таких решений своего правительства. Как не тяжело ему от осознания бесконечного количества изведённых народов, на землях которых поселился англо-иудейский мир…

Методом опытов западники установили, что русским становится тяжело, когда им тыкают в нос расстрелянными поляками, выселенными ингушами или крымскими татарами…

Западники не понимают, почему русским тяжело? Они это эмпирическим путём установили: если русскому внушать, что он ради себя и своего блага кого-то чужого обделил, то русскому станет тяжело и противно.

Тут никакой ответки быть не может, потому что западному человеку, скроенному по западной мерке, такие обвинения – как об стенку горох. Он их вообще не воспринимает, как глухой звуков – нет того органа, которым воспринять мог бы…

Перенявшие западную культуру русские становятся такими же бессовестными. Яркий пример – казённое и формальное морализаторство рыночных реформаторов над «жертвами сталинизма» - при том, что они погубили жизнь миллионам людей буквально вчера…

Никакой живой моральной рефлексии у западника в РФ нет. Зато у него есть мёртвый морализаторский протез, некая пластмассовая имитация совести, и он может часами рассуждать о «слезинке ребёнка» в 30-х годах, наплевав на ещё не высохшие потоки детских слёз 90-х и «нулевых»…

Разгадка феномена западнической русофобии очень проста. Бессовестные люди не являются бесстыдными. Просто стыд и совесть – разные вещи.

Стыд апеллирует к выгоде, к тому осуждению и самоосуждению, за которое дают гранты или просто поощрения. Немцы демонстративно и показушно полвека стыдятся гитлеровщины – и совершенно спокойно совмещают это с поощрением гитлеровских недобитков в Прибалтике, Югославии, на Украине… Потому что стыдится Гитлера в Германии – хороший тон, без этого карьеры не сделаешь, не будешь считаться добропорядочным гражданином.

И немцы приглашают к себе в парламент престарелого писателя Д.Гранина, где он их стыдит пережитым в блокаду Ленинграда, а они картинно и очень живописно стыдятся… Мастера жанра, так сказать, актёрства не занимать!

Но как русский человек мог бы стыдиться блокады, случившейся 70 лет назад – и при этом совершенно не стыдится современных блокад, устроенных теми же самыми фашистами? Да ещё и поощрять их?

Стыд – это, в сущности, нравственная мода, модельный дом Юдашкина или Кардена для души. Наши бабушки умерли бы от стыда, если бы показались на пляже в купальных костюмах наших подруг. Мода переменчива, и стыд – тоже переменчив, ибо он есть духовная мода.

По давно вросшему в плоть и кровь Европы аугсбургскому принципу вероисповедания все европейцы из поколения в поколение учатся стыдиться того, его стыдится их верховная власть, и не стыдится того, чего она перестала стыдиться. Источник стыда – внешняя среда, общественное мнение. Источник совести – внутренний суд над самим собой, где тебя судят принципы, а ты сам – отнюдь не судья, скорее подсудимый.

Внешняя оценка для совести не важна. Человек может быть осуждён всем миром – но остаться в гармонии со своей совестью. Наоборот, весь мир может ему рукоплескать (как, например, иуде Горбачёву) – а совесть будет грызть изнутри (я не про Горбачёва, он на такое не способен).

В состоянии стыда «кровавых мальчиков» человеку предъявляет внешнее обвинение. Если, к примеру, меня голым никто посторонний не видит – мне совсем не стыдно. Иначе как бы я мылся?!

Именно потому стыд – удел побеждённых. Немцев победили, сломили, и заставили стыдиться (зачастую тех вещей, которые делали и победители, но без всякого стыда).

Стыд не может терзать победителя. Вот, к примеру, США - на пике дружбы, на пике взаимного доверия предали союзника, СССР, и предательски расчленили дружественную державу на 15 кусков. На пике доверия к "новому мышлению" у обожавших тогда америку советских людей! Теперь они приходят к нам и спрашивают - а почему вам не стыдно? Мы говорим - как это, вы же должны стыдится, вы же это иудство совершили! Они пожимают плечами: мы выиграли, значит были правы...

Это он, победитель, решает, кому стыдится, а кому нет. По принципу – «эй, крымский татарин, а ты знаешь, что в войну твои с моими вытворяли?! А ну ка стыдись, и так, чтобы я видел твоё искреннее раскаяние…»

Для западного человека это абсолютная органика. Проиграл – стыдись. Выиграл – твоя правда. Раз ты выиграл – значит, ты всё верно сделал! Победа и является доказательством твоей эволюционной, дарвиновской правоты!

+++

А русского победителя можно, оказывается, загрызть совестью изнутри! Если ловко подтасовать факты, слепить нужную картинку, подсунуть в нужное время и в нужном контексте… Потому что для русского человека победа не тождественна правоте (что, собственно, является формулой феномена совести).

Конечно, с одной стороны – это доказательство особой роли русского человека в истории, того, что только он один не является тупиковой ветвью антропологического развития. Любой иной народ, захватив власть, уничтожает всех, кроме себя, и всё, кроме своего. Что библейские евреи, что современный англосаксы (сносящие под корень всё не-английское в Европе) не вышли из биологического уровня борьбы за существования. Они неспособны к переходу в ноосферу из биосферы.

А русские – могут. Они разделяют власть – и насилие, мощь. Такое разделение и противопоставление есть в русском, греческом, армянском языках – но его нет в английском, французском, немецком, испанском…

Власть, влада у русских – создана для «лада», а не для подавления. Английский же язык в слове power никакой отсылки к «гармонии-ладу» не даёт. Это сила, энергия, мощность – и только[2].

+++

Но в чём наша сила – в том и наша слабость, используемая врагами с умопомрачительным цинизмом! Снова и снова приходящие с Запада абсолютно бессовестные люди требуют от нас покаяний, совестливого отношения – ни в коей мере не распространяя это на себя.

Ответ им может быть один: мы вынем сучок из своего глаза, но только после того, как вы из своего удалите бревно!

Иначе они нас жалостливыми песнями сирен изведут до полного исчезновения…

Виктор ЕВЛОГИН, обозреватель "ЭиМ".; 5 апреля 2017