Я редко туда спускаюсь. Но когда делаешь это не часто, в глаза бросаются детали, которые ранее списались бы сознанием как повседневность.

Долгий подземный переход. У него своя жизнь. В первой половине дня он один, во второй ближе к часу пик — иной. Последнее время там насыщенно, иногда весело. Торговые латки с разносортными товарами, бабушки и дедушки, продающие садово-огородные разнообразия, и живая музыка, разная, окутывающая усталых москвичей.

Мое сердце всегда ранят старики. С протянутой рукой, — они просят на жизнь. И тут же бабушка с охапкой совсем негламурных детских теплых носков, навязанных ею же. Дрожание рук, и старое пальтецо на обвисших ее плечиках. И слышится, — это шерсть? И мысль, — купи просто так, поддержи ее. В такие секунды чувствуешь холод, лютый, сквозящий. Такие моменты отрезвляют.

С другой стороны вспоминаю, как в жаркий и душный летний день спустилась в него, — прохлада была спасительной. И бабушки были в огородах, на дачах, при делах.

Сегодня Россия находится в таком же подземном переходе. И пройти его с закрытыми глазами, не учитывая вороха социальных проблем, не получится. С вопросами о том, почему не всем россиянам жить весело и как улучшить жизнь в России-матушке обратилась к Михаилу Ремизову, президенту Института национальной стратегии. Новая Госдума и ее влияние, Владимир Путин и вертикаль власти, распад России и «спасательная сетка», кадровые перестановки и преференции экономическому блоку — тезисы моих вопросов. Ответы стоит прочесть.

«СП»: — Темпы падения реальных доходов граждан достигли максимума за семь лет. Ваш прогноз на будущее.

— Кризис усиливает социальную поляризацию общества. И это общемировая тенденция. И в США, и в Европе отмечается то же самое. К России это относится в еще большей степени — у нас эта проблема носит патологический характер. По некоторым международным исследованиям, в России одному проценту населения принадлежит порядка 70% активов. Это патологический, аномальный уровень неравенства. Причем бедность становится «застойной» — она наследуется у поколений. Жители России в этом смысле становятся похожи на общество Латинской Америки, Африки.

В структуре нашей экономики уже сейчас ограниченное количество качественных рабочих мест, что обрекает общество на определённую деградацию. Понятно, что наша система образования далеко не в лучшем состоянии. Но даже она в каком-то смысле избыточна по отношению к нынешней структуре экономики и, соответственно, работает вхолостую или на утечку мозгов. Это очень тревожная тенденция. И для того, что бы её переломить, не достаточно просто достичь экономического роста. Как отмечают многие экономисты и эксперты, которые анализируют западные истории успеха, опыт «нового курса» в США, необходима целенаправленная политика выравнивания распределения общественного богатства.

«СП»: — За счёт чего? За счет налога на прибыль?

— Есть несколько способов. Один из них — это прогрессивный налог на доходы физических лиц, другой — это прогрессивный налог на наследство. Также это повышение доступности образования и медицины — для всех граждан. У нас скорее идет обратный процесс — бесплатный сектор сужается, а не расширяется. Да и «платность» не гарантирует качества.

«СП»: — Что нужно изменить помимо налоговой политики?

— Необходима более жёсткая политика деоффшоризации, потому что те законодательные решения, которые приняты, не слишком результативны. Нужны меры, которые преградят доступ ко всем высокодоходным видам деятельности в России компаниям, находящимся в иностранной юрисдикции. То есть нужно определить статус «национальной компании». И если компания хочет зарабатывать на госзакупках или на стратегических секторах с высокой доходностью, она должна работать как национальная структура. Что, кстати, сразу приведет к расширению налоговой базы. Пока эти меры не приняты.

Необходимо более равномерное распределение активов и инвестиций налоговых резидентов по регионам России. Сейчас и президент стал говорить об этом.

Как, кстати, и о том, что государственная экономическая политика должна ориентироваться не на средние доходы, а на медианные доходы. Средний доход — это средняя температура по больнице. Есть условный «Абрамович» и есть условный «слесарь Иванов». Мы суммировали их доходы, разделили пополам и получили средний доход. Ценность информации, которую мы получили, стремится к нулю. А медианный доход — это доход среднего представителя данного общества.

«СП»: — Грубо говоря, берём среднюю зарплату по Москве в 40 тысяч рублей, и 15 тысяч рублей в регионах.

— Да, и чем ближе медианный доход к среднему доходу, тем равномернее распределены доходы в обществе. Поэтому политика выравнивания — это та тема, которой есть смысл заниматься в условиях кризиса, в условиях стагнации. И это будет делать общество более здоровым и более справедливым. Это создаст лучшие предпосылки для экономического роста, потому что один из его двигателей — внутренний спрос. А более равномерное распределение общественного богатства — это более ёмкий внутренний рынок. Взаимосвязь бесспорна. Понятно, что тот один процент, которым принадлежат 70% активов — это потребители заграничных особняков, дорогих яхт, люксовых заграничных автомобилей, в общем, импорта. Конечно, вокруг них складываются целые сектора экономики и обслуживающий персонал, и рабочие места, но отечественная промышленность может развиваться только за счёт низового и среднего спроса. Поэтому, с точки зрения экономической — это тоже правильная и необходимая политика.

«СП»: — На днях начала работать новая Государственная Дума. Абсолютное большинство у Единой России. Как вы думаете, новый расклад в Думе что-то изменит? Парламент на что-то влияет у нас в стране?

— Влияние парламента — это системная проблема. Причем объём конституционных полномочий, который есть у парламента, выбирается далеко не полностью. Что мы слышали о парламентских расследованиях?! Была пара попыток, мало чем закончившихся.

Ещё в 2011 году, когда спикером парламента стал тяжеловес Нарышкин, говорилось, что хорошо бы не просто штамповать законы, поступающие из администрации президента и правительства, а проводить их социальную апробацию. То есть выстраивать диалог с теми группами людей, интересы которых затронуты соответствующими законопроектами. Это повысит качество законодательной деятельности. Но этого скорее не произошло, по крайней мере, сам парламент не стал местом такого диалога. Сейчас у нас снова есть надежда, что новый спикер парламента Вячеслав Володин как опытный политический менеджер сможет придать Госдуме функцию модератора общественных интересов в части законодательной деятельности. Это было бы полезно и важно.

«СП»: — Слабый парламент выгоден администрации президента?

— В конце 90-х в России сложилась модель власти с администрацией президента в качестве чрезвычайного, параллельного центра власти. Причем этот центр очень эффективный и всех переигрывает. Но сложилось это не от хорошей жизни, а как компенсация определённой слабости президента Ельцина. Он был не популярен, не поддерживался значительной частью элиты. Тогда было активное противоборство между центром и регионами, президентом и Госдумой, правительством и Госдумой. Сейчас всего этого нет. Конечно, есть разные интересы, но президент очень силён. И у него есть достаточное количество рычагов воздействия на всех основных участников процесса. И в этой ситуации сохранять модель конца 90-х годов просто не эффективно. Это означает — превращать официальные институты в пустые фасады, а вместо них держать дублирующий личный аппарат. Не лучше ли попытаться их выстроить так, чтобы они работали по назначению, брали на себя свою часть нагрузки?