В статье «Современное значение экономической теории К. Маркса // Экономические эссе. Теории, исследования, факты и политика» (М., 1990).В.Леонтьев писал: «Маркс был великим знатоком природы капиталистической системы…

Если, перед тем как попытаться дать какое-либо объяснение экономического развития, некто захочет узнать, что в действительности представляют собой прибыль, заработная плата, капиталистическое предприятие, он может получить в трёх томах «Капитала» более реалистическую и качественную информацию из первоисточника, чем та, которую он мог бы найти в десяти последовательных отчётах Бюро переписи США, в дюжине учебников по современной экономике и даже, осмелюсь сказать, в собрании сочинений Торстена Веблена».

Полностью соглашаясь с этим утверждением, осмелимся заметить, что одна из главных ошибок Маркса проистекает вовсе не из невежества или небрежности – а как раз наоборот: из упрямства и упорного следования «пунктику» – даже в ущерб очевидным фактам, хорошо Марксу знакомым.

Начали это классические экономисты, такие как Адам Смит и Давид Рикардо, которые разработали базовые элементы трудовой теории стоимости. Доселе люди прекрасно понимали, что сильный оплачивает труд слабого вовсе не потому, что «не может иначе». Может, поскольку тот, кто сильнее может делать с тем, кто слабее вообще все что угодно.

Но – худшего не делает, и оплата труда – есть отчасти религиозное действие, есть мера братской любви сильного к слабому. То есть – имея сына – могу ему ничего не платить, а могу и послать побираться, чтобы пропивать им собранное. Но – не делаю так (не потому что не могу иначе), а потому что не хочу (фактор доброй воли сильного), и даже выдаю сыну деньги на карманные расходы, хотя и не ОБЯЗАН ЭТО ДЕЛАТЬ.

Правда жизни в том, что не цена труда на рынке определяет добрую волю нанимателя, а наоборот – совокупность доброй воли нанимателей определяет цену труда на рынке. В отсутствии же доброй воли и бескорыстного желания поощрить труд «малых сих» у труда может вообще не остаться никакой цены. Было так? Миллион раз!

В чем тут загвоздка? Дело в том, что труд сам по себе ничего вообще произвести не в состоянии. Он, взятый сам по себе – переливание из пустого в порожнее и толчея воды в ступе. Ценность труд производит только соединившись с ДАРОМ ПРЕДОСТАВЛЕННЫМИ БОГОМ сырьевыми ресурсами. Если перекрыть труду доступ к ним – то труд можно шантажировать самым чудовищным образом, что часто и делают. Хочешь жить – соглашайся работать за еду, соглашайся работать только за то, чтобы не били, не подожгли, облив бензином и т.п.

Смит, Рикардо, Маркс не хотели, чтобы такие категории как «добрая воля», «давление христианских представлений о справедливости и добре», «дар Бога» и пр. попали в экономическую теорию. Это было именно НЕЖЕЛАНИЕ, «пунктик», которые вступили в борьбу с ОЧЕВИДНОСТЬЮ.

Цену труда попытались увязать с её продуктивностью, производительностью труда, с количеством и качеством труда, с рабочим временем, с величиной прибыли предприятия и т.п. При это отвязали оплату труда от главной её обеспечительной компоненты – доброй воли сильных мира сего, идеологии братства и ненасилия.

Я же берусь в два счета доказать, что любая производительность труда, любое его количество и самое высшее его качество, любые объемы прибыли работодателя, любое потраченное на труд время – ничего не дадут трудящемуся, если отсутствует идеология братства и ненасилия в обществе.

Постоянный и качественный труд раба – вовсе не повод поощрять раба, а его долг и обязанность, достигаемые палкой надсмотрщика.

Поэтому и те западные экономисты, которые в пику Марксу отрицают трудовой характер стоимости и акцентируют внимание на полезности (потребительной стоимости) товара, как на главном мотиве к обмену, кто считает, что пропорцию обмена диктует полезность и редкость, а также желание обладать полезными и редкими предметами – тоже говорят ерунду. Хочешь обладать полезными и редкими предметами? Спроси у викинга – как…

Маркс прекрасно знал, что нигде – кроме ареала христианской цивилизации – рабовладение себя не изжило и не собирается изживать. Он же сам писал об «азиатском способе производства» – но не захотел расшифровывать этот свой замечательный тезис, потому что – о, ужас! – расшифровка тезиса об «азиатском способе» заставила бы признать особую роль христианства в преодолении рабовладения, и то, что где нет желания идеологических обработанных масс преодолеть рабовладение – там не возникает и «объективно-производственных» причин его отменять. Его отменяют, когда созреет психика, потому что чистая экономика до его отмены никогда не созреет.

Зная и понимая это, Маркс (он ведь не Бог, как многие думают, а человек, великий человек, но с человеческими слабостями и чудачествами) стал ВРЕДНИЧАТЬ, по-детски закрывая глаза на очевидность, и выдумывая какие-то нелепицы об «объективной стоимости труда, как товара».

Но труд – в отрыве от ДАРОМ ДАННОГО БОГОМ СЫРЬЯ – это лестница без этажа. Она никуда не ведет, а потому сама по себе ничего не может стоить. Данное Богом даром сырьё захватывают сильные и хитрые люди. Если они морально готовы делится – возникают переходные к социализму ступени, и венчает это духовное взросление человечества социализм. Если они морально не готовы – никаких переходных ступеней, рабовладение «форевер»…

Но Маркс был материалист, ему непременно хотелось, чтобы духовный прогресс человечества двигался бы под влиянием мотыг и ткацких челноков. И получалась нелепица: для построения справедливого общества нужно развитие производительных сил. Чем богаче, тем добрее, так, что-ли? Разве жизнь, дорогой читатель, тысячу раз не опровергала этот тезис на ваших глазах?

Само понятие справедливости в социалистических идеологиях – оно ведь не свое, оно ведь заёмное, и занято оно у церкви. С точки зрения дарвинизма справедливое общество вовсе не то, где царствуют любовь и взаимопонимание, а то, где идет наиболее бешенная и бескомпромиссная борьба за выживание. Маркс и сам об этом писал – чем острее противоречия в обществе, тем быстрее его прогресс. Да, с дарвинизмом эта «диалектика» вполне согласуется, и ложится основой социал-дарвинизма. Но при чем тут социализм? И разве материализм не превращает понятие «справедливость» в какую-то условную и субъективную фикцию?

В христианстве справедливость отмерялась от эталона, которым была (правильно или неправильно понимаемая – другой вопрос) абсолютность божества. А чем и от чего отмерять справедливость в дарвинизме? Борьбой за выживание, что ли? Конкуренцией? Ну и получим в итоге эталон справедливости – «кто силен, тот прав» в полном согласии с практикой фабрикантов времен Маркса и современных приватизаторов-олигархов…

Но социализм имеет ведь в виду несколько иную справедливость, не так ли? Он предполагает, что слово «справедливость» чем-то отличается от простой силы и конкурентных преимуществ. Уже Аристотель указывал, что «справедливое равенство установлено так, чтобы земледелец относился к башмачнику, как работа башмачника к работе земледельца». Но Аристотель – вместе с тем и автор нескольких доказательств бытия Божия. И я подозреваю, что если бы он не доказывал бытие Божие, то и слово «справедливое равенство» не попало бы в его лексикон.

Никакой психически здоровый человек не может механически уравнять слона и мышь, сильного и слабого, умного и глупого, цивилизованного и дикаря. Когда христианская цивилизация (а мы ею пропитаны все – даже не осознающие этого атеисты Европы) говорит о «справедливом равенстве», она имеет в виду, конечно, не то безумие, что метр равен с сантиметром. Она имеет в виду то, что – перед бесконечным совершенством Творца (бесконечности и абсолюта) все наши отличия – ничтожны, мелки, несущественны. Все ограниченное одинаково мелко перед Безконечностью – вот эта мысль, путем многих трансформаций пришедшая в итоге к идее социализма, как общества справедливости, братства и торжествующего добра.

Маркс не хотел, не желал этого признавать. Он вычеркнул фактор влияния христианских идей на Европу (единственную, преодолевшую рабовладение) – и из каприза, по сути, начал производить «производственные» основания справедливости.

В своём главном экономическом труде «Капитал», исследуя рабочую силу как специфический товар, Маркс выявил и распропагандировал прибавочную стоимость, которая формирует прибыль. Маркс отмечал, что стоимость товаров зависит не столько от затрат рабочего времени при их непосредственном производстве, сколько от затрат рабочего времени для производства аналогичных товаров в нынешних условиях(1).

При этом Маркс начисто отбрасывал совершенно очевидный ВСЯКОМУ, КТО НЕ ВРЕДНИЧАЕТ В УГОДУ МАТЕРИАЛИЗМУ фактор культуры отношения к трудящемуся в том или ином обществе. А ведь даже язык сдвиги в этой области очень ярко отражает. Дохристианское «смерд» и христианское «крестьянин» означают соответственно смердящего, вонючего, ущербного недочеловека и – носителя христианской веры, брата во Христе. Эта перемена в отношении к трудящемуся элементу и была первым шагом к социализму, а вовсе не изобретение механической прялки.

Можно изобрести и прялку, и каталку, и атомную бомбу, оставаясь при этом духовным питекантропом, и это тоже – ОЧЕВИДНОСТЬ. Рост материального благополучия общества не предполагает автоматической его гуманизации, скорее, наоборот.

Если возьмем историю России, то наибольшая социальная справедливость наблюдается в наиболее тяжелые (в материальном отношении) времена разрух и нищеты. Напротив – периоды стремительного технического обогащения, потребительского развития в России – совпадают с отходом от социалистической мечты, духовным разложением общества.

Материальная обеспеченность, из которой Маркс выводил социальный прогресс, на самом деле не сокращает, а увеличивает соблазны потребительской подлости, корыстного эгоизма, использования возросших производительных сил в низменных целях. Это конечно, не значит, что любая нищета гарантирует духовность – это значит другое: социализм есть настрой масс, никак не связанный с их коллективным материальным обогащением. И коммунизм – это не когда «у всех все будет», а когда все будут относится к другому, как к себе.

В труде выражается стремление человека принести пользу обществу, и потому полезный труд – есть ОБЩЕСТВЕННО ПООЩРЯЕМОЕ ДЕЙСТВИЕ. Он поощряется в христианских обществах пропорционально его напряженности и сложности – наравне с подаянием Христа ради и наравне с другими (включая ритуальные) поощряемыми практиками.

Уберите этот НАСТРОЙ – и вы получите палку вместо стоимости труда. Вы получите колодки и кандалы от социал-дарвиниста, который отнюдь не станет заискивать перед трудом, заманивая его калачом оплаты, а станет грубо, по ельцински, шантажировать труд, «делая предложения, от которых нельзя отказаться».

Маркс же и вообще материализм не хотели вникать в такие тонкости, как «настрой», «коллективное мышление» и пр. Из очевидной схемы экономики «Дар+труд-отбор» они выбросили вместе с идеей Бога и ключевое звено Дара, и остались только труд с отбором. Естественно, в новой схеме ничего нельзя было понять и внятно объяснить.

Трудящиеся стали считать организаторов своего труда паразитами, а те отплатили им той же монетой, считая их тунеядцами, прикормленными при «нашем коммерческом деле». Хозяин фирмы, естественно, считает, что все деньги фирмы – его, а рабочий, если не согласен – пусть идет открывает собственную фирму. Напротив, рабочий считает, что все деньги фирмы – заработаны им, рабочим, а хозяином – только украдены…

Попытки материалистической экономики «объективизировать» понятие стоимости труда, в частности, и стоимости вообще – разбиваются при всяком соприкосновении с живой практикой.

Ценность – это лишь то, что принято считать ценностью у критически-достаточной массы людей, и ничего больше. Объективных ценностей не существует. Даже жизнь – ценность только по отношению к настроению жизнелюбия, а многие рассматривают её не как дар, а как уродство и проклятие. Придете продавать самоубийце жизнь – а он её и даром брать не хочет. Не ценность она для него, вещь, лишенная стоимости…

Главная тайна стоимости в экономике (ЛЮБОЙ стоимости) – в её тесной связи с ИДЕОЛОГИЕЙ данного общества, которая (а отнюдь не производственное бытие) и определяет, что считать дорогим, что дешевым, а что – вовсе бесполезным или вредным. Но – хотя практика подтверждает это постоянно – догматические марксисты цепляются за «объективный характер стоимостей».

Но это уже не наука. Это – сектантство…

—————————————-——————————

(1) – К. Маркс «Капитал» т.3, гл. VII — Добавления с.153 «Стоимость всякого товара, — а следовательно, и товаров, из которых состоит капитал, — определяется не тем необходимым рабочим временем, которое заключается в нём самом, а рабочим временем, общественно необходимым для его воспроизводства.»

В.Л. Авагян