Иногда произведения искусства действуют на людей самым странным образом

Забавное граффити уличного художника Бэнкси было «расстреляно»
синей краской. Видимо, кого-то задела за живое ситуация «муж
неожиданно возвращается домой» и «спрятавшийся» под окном
любовник. Большинство же англичан в восторге от остроумной
современной фрески

Искусство врачует – кто будет спорить. Однако не раз в его истории случалось, что великие произведения вызывали шок, ступор, боль, приступ болезни, а иногда даже приводили к смертельному исходу.

Отсчёт жертв начали с классика

Впервые синдром Стендаля – головокружение, учащённое сердцебиение и галлюцинации под впечатлением высокого искусства – был описан итальянским психиатром Грациэллой Магерини. Лоб покрывается холодной испариной, человек теряется во времени и пространстве. Крайние проявления – паника, обморок, неспособность что-либо объяснить. Чаще всего такие случаи происходят в музеях и картинных галереях.

Синдром (совокупность симптомов) назвали именем великого французского писателя Стендаля, так описавшего в одной из своих книг ощущения от Флоренции, которую он посетил в 1817 году: «Когда я выходил из церкви Святого Креста, у меня забилось сердце, мне показалось, что иссяк источник жизни, я шёл, боясь рухнуть на землю… Я видел шедевры искусства, порождённые энергией страсти, после чего всё стало бессмысленным, маленьким, ограниченным, так, когда ветер страстей перестаёт надувать паруса, которые толкают вперёд человеческую душу, тогда она становится лишённой страстей, а значит, пороков и добродетелей».

Ключевая фраза здесь – «мне показалось, что иссяк источник жизни».

Опасная Флоренция

Грациэллу Магерини чрезвычайно заинтересовал этот эффект полного, вовсе не полезного для здоровья поглощения человека искусством. Она стала наблюдать за посетителями 50 флорентийских галерей, особенно галереи Уффици, где такое бывает нередко. Психиатру удалось описать около 100 случаев патологической реакции на шедевры.

Так, молодой американец на некоторое время лишился памяти при виде микеланджеловского Давида.

Юная немецкая туристка упала в обморок, выйдя из церкви Святого Креста (той самой, которая потрясла Стендаля), где воочию узрела потрясающий алтарь, фрески Джотто, скульптуру Донателло, триста гробниц величайших людей Италии – Микеланджело, Галилея, Макиавелли, Данте, Россини…

Студент из Праги, любуясь фресками Мазаччо в соборе Санта-Мария дель Кармине, стал терять сознание. Он успел выйти на воздух и лишился чувств уже на ступенях храма. Магерини подробно обследовала его. Пражанин долго молчал и лишь через несколько месяцев стараниями психотерапевта начал складывать слова в предложения. В конце концов бедолага смог объяснить, что «полностью утратил ощущение себя»: ему казалось, что его «разобрали на отдельные, не связанные друг с другом части».

Кто же наиболее «стоек к искусству»? Таковыми оказались азиаты, чьи представления о нём и, главное, сути его воздействия существенно отличаются от европейских.

Маловосприимчивы к жемчужинам итальянского Ренессанса «простые» американцы. Недалеко ушли от них итальянцы, особенно местные.

Последний феномен Магерини объясняет тем, что шедевры, от которых у иностранного туриста заходится сердце, знакомы им с детства и, если так можно выразиться, уже приелись.

А кто входит в «группу риска»? Впечатлительные европейцы 25–40 лет, особенно одинокие женщины, начитанные, образованные и готовые к встрече с чудом, которого ждали не один месяц.

Нечего и говорить о религиозных людях, для которых впадать в экстаз вообще дело привычное. Картины и скульптуры на библейские сюжеты полны для них столь глубокого смысла, что при известной тонкости исполнения шедевр может буквально ввести их в транс.

С 1982 года диагноз «синдром Стендаля» был принят официально.

Зарезать от любви и ярости

В 1985 г. в Эрмитаже на «Данаю» Рембрандта вылили литр серной
кислоты. Реставрация длилась 12 лет

Видимо, он сыграл не последнюю роль в десятках случаев вандализма, среди которых есть поистине вопиющие.

В зале Репина в Третьяковской галерее непременно вспоминают историю о старообрядце Абраме Балашове, который в 1913 году с воплем «Довольно крови!» искромсал ножом действительно страшную картину «Иван Грозный и его сын Иван. 16 ноября 1581 года» (её потом отреставрировал Игорь Грабарь).

Как ни смешно, этой осенью вокруг репинского шедевра снова разразился большой шум: движение «Святая Русь» объявило его «намалёванной клеветой» на царя, призванной «очернить Россию», а председатель общества Бойко-Великий потребовал убрать «Грозного» из Третьяковки с глаз долой. Политологи и историки, признающие за великим художником право на образный вымысел, сочли эту бурю в стакане проявлением лёгкой шизофрении. И с юмором предложили просто заменить название картины на «политкорректное»: «Иван Грозный оплакивает сына, убитого польской агентурой».

В 1914 году в Лондонской национальной галерее эмансипе Мэри Ричардсон изрезала тесаком «Венеру с зеркалом» Веласкеса, нанеся по ней семь ударов. Как она объяснила – в знак протеста против заключения в тюрьму главы движения суфражисток. Мэри, изучавшая искусствоведение (!), заявила: «Сексисты пялятся на изображение прекраснейшей из женщин как на порнографическую открытку. Женщины всего мира благодарны мне за то, что я положила этому конец!»

Памятен и случай в Эрмитаже: в 1985 году литовец Бронис Майгис вылил литр серной кислоты на «Данаю» Рембрандта, а затем ещё дважды полоснул её ножом. На восстановление полотна потребовалось 12 лет! К слову сказать, Майгис, несколько лет после этого находившийся под наблюдением психиатров, по неизвестной причине ослеп…

Как же так получается, что гениальное искусство, казалось бы, созданное на волне вдохновения и призванное наполнить зрителя дополнительной жизненной силой, иногда, наоборот, высасывает из нас последние соки? Иначе говоря, что так остро провоцирует синдром Стендаля? Ведь жертвами чаще всего становятся картины, сюжеты которых далеки от трагических.

Семь ударов тесаком – месть Мэри Ричардсон мужчинам

Одна из теорий принадлежит научному сотруднику Эрмитажа Борису Сапунову. Он считает, что при восприятии картины включается и подсознание. Если рассмотреть фрагмент полотна под большим увеличением, можно разглядеть микромазки. То есть каждая картина словно бы содержит в себе эффект 25-го кадра, подсознательно вызывающего у человека определённое состояние. Если художник – пусть и несколько столетий назад – писал её в нервическом состоянии, особо чувствительный зритель болезненно воспримет этот нездоровый импульс. И именно такой человек способен на непредсказуемый поступок.

Эту теорию опровергает недавний случай с граффити всемирно знаменитого художника Бэнкси. В Англии, в Бристоле, расстреляли синей краской одну из его самых знаменитых, остроумных и любимых бристольцами работ на стене клиники для лечения сексуальных расстройств. По опросам, граффити, неожиданно появившееся в городе (это вообще манера Бэнкси), очень понравилось 97 процентам жителей: внезапно вернувшийся домой муж, обезумевшая от ужаса жена, а также её любовник, который, зацепившись рукой за подоконник, висит под окном совершенно голый. При чём тут какой-то там особенный мазок? Скорее, кого-то заела больная тема, позабавившая большинство вполне спокойно живущих людей…

Так что пока побеждает мнение психологов:

«Чрезмерное переживание произведения искусства – это результат… собственного жизненного и ещё в большей степени культурного опыта!»

Магерини пишет: «Наш мозг превращает неуправляемые эмоции в (знакомые) символы, которые сбиваются в блоки мыслей, дают толчок самому процессу мышления».

Вот и смейся после этого над грубоватой русской пословицей «Меньше знаешь – крепче спишь».

Хорошенького понемножку

Кстати говоря, вовсе не полезен для человека избыток произведений искусства, он просто не в состоянии их переварить. Вспомните, как вы, эмоционально отупев от прекрасного, уже со свистом пробегали мимо картин, штабелями развешанных в Третьяковке, Пушкинском, Эрмитаже или даже Дрезденской галерее… Недаром в уважающих себя современных музеях развеска экспонатов делается на почтительном расстоянии друг от друга, на тканевых панелях и не в два и, не дай бог, в три ряда.

Великий пианист Святослав Рихтер со всей его тонкостью восприятия внешнего мира считал, что больше пяти, в лучшем случае десяти картин за один присест смотреть не стоит. С его восприимчивостью больше «не умещалось».

На выставку или в музей Рихтер обыкновенно ходил по нескольку раз – сначала одни картины смотрел, потом другие.

Поведение великого музыканта, который, как известно, был и высокоодарённым художником, подсказывает нам, что подлинное искусство определённо хранит какую-то свою странную тайну, не поддающуюся рациональному объяснению. Можно, конечно, заглядывать за полотно Куинджи «Лунная ночь на Днепре» в поисках источника его освещения, как это делали современники автора, но только глядите, как бы вас не цапнул за нос Кощей Бессмертный.

В 14-й симфонии Дмитрий Шостакович, измученный
жизнью, восставал против ранней, несправедливой
или насильственной смерти

Роковые линии

Писал же Андрей Вознесенский: «Чтоб вам не оторвало рук, не трожьте музыку руками!»

А распространяется ли синдром Стендаля и на неё? Ещё как! Можно элементарно набрать в Интернете два слова: «музыка» и «мурашки» – и пользователи Сети завалят вас звучащими примерами сочинений и просто мелодий, вызывающих у них нервный озноб.

Есть среди них и ничтожные, но для кого-то они драгоценны (объяснения: «Под эту мелодию мы первый раз поцеловались»). Но чаще всего называют «Монтекки и Капулетти» из балета Прокофьева «Ромео и Джульетта», тему из фильма «Список Шиндлера» композитора Джона Уильямса, песню Окуджавы из фильма «Белорусский вокзал», импровизацию на дудуке Дживана Гаспаряна в фильме «Гладиатор», «Вокализ» Рахманинова. Из серьёзной классики без эффектного названия – это вторая часть 23-го концерта Моцарта, третья часть Третьей симфонии Брамса, адажиетто из Пятой Малера, вторая часть Седьмой симфонии Бетховена. Трудно сказать что-либо о «Белорусском вокзале», но вот Моцарт, Бетховен, Брамс и Малер раз и навсегда переворачивали жизнь тысяч людей.

К гениям этого высшего ранга принадлежит и Дмитрий Шостакович. Одна из самых потрясающих историй произошла с его Четырнадцатой симфонией. Он создал её в 1969 году на стихи Лорки, Аполлинера, Рильке и Кюхельбекера, посвятив исключительно теме Смерти.

Сегодня этой симфонии приписывается сверхъестественный характер. Недаром композитор, отдавая её переписчику, три ночи не спал и мысленно восстанавливал партитуру по памяти – на тот случай, если она потеряется.

Её первое исполнение в Москве состоялось в Малом зале консерватории, битком набитом, хотя объявили всего лишь открытое прослушивание. Дирижировал Рудольф Баршай.

Во время жутковатой четвёртой части на слова Аполлинера «Три лилии, лилии три на могиле моей без креста» дирижёр услышал за спиной в партере какие-то странные шорохи, но доиграл не оборачиваясь.

Другой свидетель, выдающийся дирижёр Кирилл Кондрашин, вспоминал, что заметил тогда среди публики Павла Апостолова, автора военных маршей, секретаря парторганизации Союза композиторов. (Кстати, именно Апостолов являлся одним из авторов постановления Политбюро ЦК ВКП(б) 1948 года, клеймившего Шостаковича как вредного формалиста.) До Кондрашина тоже донеслись немузыкальные звуки. Но он целиком был поглощён запредельной музыкой.

Что же произошло в зале во время исполнения, он понял только после концерта: у консерватории стояла «скорая помощь» и кого-то выносили на носилках. Несли Апостолова – во время исполнения его хватил удар, он с трудом вышел из зала, а по дороге в больницу душа покинула его.

К чему вообще было поднимать эту тему?

Все описанные здесь не совсем обычные случаи являются лишь доказательством того, что искусство – это не ничтожное ремесленничество. Хотя кое-кому удобно так думать, а некоторые даже во имя своего душевного спокойствия желали бы потреблять искусство именно как декоративное штукарство.

Но нет! Эти пугающие прецеденты доказывают нам, сколь сильно и таинственно влияние искусства на человека. Иногда сильнее, чем он может выдержать. Конечно, никто не станет отрицать, что в 99,9 случаях из ста это влияние волшебно: живительно, благотворно, благородно, оно одаряет нас целой радугой эмоций и чувством полноты бытия. Однако… никогда не стоит принимать его смертельно близко к сердцу и путать с жизнью.

Максим Цыпин