00:32 Из книги: ПСИХОЛОГИЯ ЭЗОТЕРИКИ |
ПРАВИЛЬНОЕ ЗАДАВАНИЕ ВОПРОСОВ Возможность свободы зависит от того, на чем вы делаете акцент: на теле или на духе. Если вы представляете собой центробежное течение жизни, тогда все предопределено. А может быть, в вас есть и что-то внутреннее? Не давайте заранее приготовленного ответа. Не говорите: "Я – душа", если вы чувствуете, что у вас внутри ничего нет, то будьте честны с этим. И эта честность будет первым шагом к внутренней свободе сознания. Если погрузиться глубоко в себя, то почувствуешь, что все является частью внешнего. Ваше тело пришло извне, ваши мысли пришли извне, даже вы сами даны себе другими. Вот почему вы так боитесь мнения других – потому что они полностью контролируют вашу личность. В любой момент они могут сменить свое мнение о вас. Свою личность, свое тело, свои мысли вы получили от других – а что же внутри? Вы представляете собой слои внешних накоплений. Если вы отождествляете себя с той личностью, которую вы получили от других, тогда, конечно, все предопределено. Сознавайте все, что приходит извне и не отождествляйтесь с ним. И тогда придет момент, когда все внешнее полностью отпадает. Вы окажетесь в вакууме. Этот вакуум является проходом, переходом от внешнего к внутреннему, дверью. Но мы так боимся этого вакуума, мы так боимся пустоты, что мы цепляемся за внешние накопления. Нужно быть достаточно мужественным, чтобы растождествиться с накоплениями и остаться в вакууме. Если у вас нет смелости, вы все время будете уходить наружу и цепляться за что угодно, и наполняться этим. Но момент пребывания в вакууме и есть медитация. И если у вас хватит мужества остаться в этом моменте, то очень скоро все ваше бытие автоматически повернется вовнутрь. Когда не к чему привязываться вовне, ваше бытие обращается вовнутрь. Тогда, впервые, вы узнаете, что вы есть нечто, превосходящее все, чем вы себя считали. Теперь вы уже не становление, а бытие. Это бытие свободно и ничем не детерминировано. Это абсолютная свобода. Без цепей причины и следствия. Ваши действия соотносятся с прошлыми действиями. "А" создало такую ситуацию, в которой возможно "Б"; "Б" порождает ситуацию для расцвета "Я". Ваши действия связаны с прошлыми действиями, и это идет назад к безначальному началу и вперед к бесконечному концу. Вас детерминируют не только ваши собственные действия, но и поступки ваших родителей образуют единую непрерывность с вашими поступками. Ваше общество, ваша история, все, что случилось до вас, каким-то образом имеет отношение к вашему настоящему поступку. В вас как бы расцветает вся история. Все, что когда-либо происходило, связано с вашими действиями, поэтому ваши действия безусловно детерминированы. Они составляют такую малую часть всей картины. История представляет собой такую мощную жизненную силу и ваш индивидуальный поступок является такой малой ее частью. Маркс говорил: "Не сознание определяет условия общества. А общество и его условия определяют сознание. Не великие люди создают великие общества. А великие общества создают великих людей". И до некоторой степени он прав, потому что не вы порождаете свои действия. Их определил весь ход истории. Вы просто несете их вовне. Ваши биологические клетки являются результатом всего процесса эволюции. Эти клетки могут быть частью другого человека. Вы считаете себя отцом, а вы были лишь сценой, на которой действовала и заставляла вас действовать вся биологическая эволюция. Акт продолжения рода насильственен, потому что он вне вашей власти; через вас работает весь эволюционный процесс. Есть путь, на котором действия взаимосоотносятся с прошлыми действиями. Но когда человек становится просветленным, начинает происходить нечто новое. Действия перестают быть связанными с предыдущими поступками. Теперь любой поступок определяется только сознанием. Он идет от сознания, а не от прошлого. Вот почему просветленный непредсказуем. Скиннер утверждает, что если известны ваши прошлые действия, то можно определить все то, что вы будете делать. Он считает, что старая пословица "Можно привести коня к реке, но нельзя заставить его напиться" неправильна. Его можно заставить напиться. Можно создать такую обстановку, что конь будет вынужден пить воду. Коня можно принудить, и вас тоже можно вынудить, потому что ваши действия обусловлены ситуациями и обстоятельствами. Но даже если Будду и привести к реке, пить его заставить нельзя. Чем больше вы заставляете его, тем более невозможным это будет. Никакая жара не заставит его пить. Даже если тысячи солнц будут светить на него, это не поможет. Источник его поступков совершенно иной. Он не связан с предыдущими поступками, он связан с сознанием. Вот почему я подчеркиваю, что действовать нужно осознанно. Тогда каждый момент вашего действия не является продолжением предыдущих действий. Вы свободны. Теперь действуете вы, и никто не может предсказать, как вы поступите. Привычки механистичны; они повторяются. Чем больше вы что-либо повторяете, тем более эффективным вы становитесь. Эффективность означает, что вам больше не нужно осознание. Опытная машинистка печатает без усилий, почти неосознанно. Она может печатать, даже думая о чем-то другом. Печатает тело; человек не нужен. Эффективность означает, что все так очевидно, что никакие усилия невозможны. Но при свободе усилие всегда возможно. Не ошибается лишь машина. Чтобы ошибаться, нужно сознавать. Таким образом, ваши поступки взаимосвязаны с вашими предыдущими действиями. Они детерминированы. Ваше детство определяет вашу юность, а юность предопределяет вашу старость. Ваше рождение предопределяет вашу смерть. Все детерминировано. Будда любил повторять: "Предоставьте причину, и следствие последует". Это и есть мир причин и следствий, в котором все детерминировано. Если же вы действуете с полным осознанием, возникает совершенно иная ситуация. Тогда все идет от момента к моменту. Сознание – это поток; оно не статично. Это – сама жизнь, поэтому оно изменяется. Оно живое. Оно расширяется; оно обновляется, оно продолжает становиться новым, свежим и молодым. Тогда ваши поступки будут спонтанными. Мне вспомнилась дзенская история. Мастер дзен задал своему ученику один вопрос. И получил на него совершенно правильный ответ. На следующий день мастер задал тот же самый вопрос. Ученик ответил: "Но ведь я уже ответил на этот вопрос вчера". Учитель сказал: "А теперь я тебя опять спрашиваю". Ученик повторил свой ответ. Мастер воскликнул: "Ты ничего не знаешь". Но ученик возразил: "А вчера я ответил это же и вы кивнули головой. И я посчитал, что мой ответ был верен. Почему же вы меняете свое мнение?" Мастер ответил: "То, что может быть повторено, не идет от тебя. Ответ пришел от твоей памяти, а не от сознания. Если бы ты действительно знал, ответ был бы иным, потому что за это время так много переменилось. Я сам уже не тот человек, который задавал тебе вчера вопрос. Вся ситуация стала иной. И ты сам стал иным, а ответ остался прежним. Я задал этот вопрос снова для того, чтобы увидеть, повторишь ли ты ответ. Повторить ничего нельзя". Чем более вы живы, тем меньше повторяетесь. Последовательным может быть только мертвец. Жизнь непоследовательна; жизнь – это свобода. Свобода не бывает последовательной. Последовательной по отношению к чему? Можно быть последовательным только по отношению к прошлому. Просветленный последователен только в своем сознавании; по отношению к прошлому он непоследователен. Он находится в поступке полностью. Ничто не откладывается на потом; ничто не упускается. В следующий момент действие закончено, и его сознавание снова свежо и чисто. Сознание будет при любой возникающей ситуации, но каждый поступок будет совершаться в полной свободе, как если бы этот человек впервые оказался именно в этой ситуации. Вот почему на ваш вопрос я ответил и да, и нет. Все зависит от вас – от того, чем вы являетесь: сознанием или накоплением, телесным существованием. Религия дает свободу, потому что религия дает сознание. Чем больше наука узнает о материи, тем сильнее порабощается мир. Вся материя – это явление причины и следствия. Если вы знаете, что при "таком" условии произойдет "то-то", тогда все может быть детерминировано. До конца этого века мы увидим, как вся жизнь человечества будет различными способами детерминирована. Атомная война это еще не самое страшное бедствие. Она может лишь разрушить. Истинное бедствие придет от психологических наук. Они научатся тому, как полностью можно контролировать человека. Поскольку мы не сознаем, нас можно заставить вести себя предопределенным образом. Такие, как мы есть, мы полностью предопределены. Одни из нас индусы, другие мусульмане. Это предопределенность, это не свобода. За нас решают родители, за нас решает общество. Один становится врачом, другой – инженером. Теперь его поведение детерминировано. Мы уже постоянно контролируемы, а наши методы все еще очень примитивны. Новые методики сумеют настолько определять наше поведение, что никто даже и не скажет, что есть душа. Если каждый ваш ответ детерминирован, то в чем смысл души? Вашими реакциями можно управлять через биохимию. Приняв алкоголь, вы ведете себя иначе. Изменяется биохимия вашего тела, изменяется ваше поведение. В свое время высшей методикой в Тантре было принятие интоксикантов, не теряя при этом сознательности. Если человек сохранял сознание, когда по всем признакам он должен был потерять его, только тогда Тантра считала человека просветленным. Если химические изменения в теле могут изменить ваше сознание, то тогда в чем смысл сознания? Если укол может привести вас в бессознательное состояние, то зачем сознание? Тогда химический препарат сильнее вашего сознания. Тантра говорит, что можно превозмочь любой интоксикант и остаться сознающим. Дается стимул, но ответа на него не последует. Секс – это химическое явление. Определенное количество того или иного гормона порождает половое влечение. Вы превращаетесь в желание. Возможно, вы раскаетесь, когда химия тела возвратится к нормальному уровню, но раскаяние – это бессмысленно. Когда начнут опять выделяться гормоны, вы снова будете вести себя так же. И Тантра экспериментировала с сексом. Если вы не испытываете полового влечения в исключительно сексуальной ситуации, тогда вы свободны. Вы оставили далеко позади себя биохимию своего тела. Тело существует, но вы уже не в теле. Гнев – это тоже химия. Биохимики скоро смогут сделать вас гнево-иммунными или секс-имунными. Но Буддой вы от этого не станете. Будда не был неспособен сердиться. Он был способен сердиться, но отсутствовал эффект чувства гнева. Если контролировать химию вашего тела, то вы утратите способность сердиться. Отсутствуют химическое условия, вызывающее в вас гнев, поэтому нет и эффекта чувства гнева. Или если из тела убрать половые гормоны, то вы не будете сексуальны. Но главное не в том, сердитесь ли вы или нет, есть ли в вас сексуальное влечение или нет. Вся суть заключается в том, как оставаться сознающим в той ситуации, которая предполагает бессознательность, как сохранить сознание в ситуации, которая случается только в состоянии неосознанного. Когда возникает такая ситуация, медитируйте на ней. Вам дается необыкновенная возможность. Если вы испытываете ревность, медитируйте на ней. Это как раз нужный момент. В вас заработала биохимия, она приводит вас к бессознательному состоянию, чтобы вы вели себя как безумный. А вы сознавайте. Пусть зависть будет, не подавляйте ее; сознавайте, будьте свидетелем. Возникает гнев – будьте свидетелем; возникает секс наблюдайте. Позволяйте случаться всему тому, что происходит внутри вас, и медитируйте на всей этой ситуации. Постепенно, по мере углубления сознавания, все меньше будет оставаться возможности обусловить ваше решение за вас. Вы становитесь свободным. Мокша, свобода не означает ничего иного. Мокша – это сознание, которое настолько свободно, что уже ничто не может детерминировать его. — Что такое божественная любовь? Каково переживание любви у просветленного? Сначала взглянем на сам вопрос. Вы ждали момента, когда можно его задать. Он возник не прямо сейчас; вы подготовили его заранее. Он ждал удобного момента; он просился, чтобы его задали. Его обусловила ваша память, а не ваше сознание. Если бы вы были сейчас в моменте и сознавали, этот вопрос не возник бы. Если бы вы слушали то, что я говорил, этот вопрос был бы просто невозможен. Если в вас присутствовал вопрос, то вы не могли слышать того, что говорил я. Вопрос, постоянно занимающий ум, порождает напряжение, и из-за напряжения вы не можете быть здесь. Вот почему ваше сознание не может действовать свободно. Если вы это понимаете, тогда мы перейдем к вашему вопросу. Сам по себе вопрос хорош, но ум, который думает об этом, болен. Сознавание должно идти от момента к моменту, не только в поступках, но и в вопросах, в каждом движении. Вот я поднимаю палец – это может быть просто по привычке. Тогда я не хозяин своего тела. Но если это спонтанное выражение чего-то, что в данный момент присутствует в моем сознании, тогда это совсем иное дело. У христианского проповедника предопределен каждый жест. Их этому обучают. Я как-то был в христианском богословском колледже. После пяти лет обучения в этом заведении вы становитесь доктором богословия (божественного). Полная нелепица! Доктор божественного – это чистый идиотизм! Их обучают всему: как стоять на кафедре, как начинать службу, как петь гимны, как смотреть на паству, где остановиться, а где выдержать паузу. Абсолютно всему! Не должно быть таких дурацких приготовлений. Это великое бедствие. Будьте в моменте. Ничего не решайте заранее. Сознавайте, что в вас постоянно присутствует вопрос, который стучится в двери вашего ума. Вы совершенно не слышали меня – все из-за этого вопроса! А когда я начинаю отвечать на ваш вопрос, ваш ум уже обдумывает другой вопрос. И снова вы упускаете. Это относится не лично к вам. Это одинаково верно для всех. А теперь вопрос. Всегда, когда существует любовь, она божественна; поэтому сочетание "божественная любовь" бессмысленно. Любовь всегда божественна. Но ум хитер. Он говорит: "Мы знаем, что такое любовь. Чего мы не знаем, так это, что такое "божественная любовь". Но мы совсем не знаем любви. Это одна из самых известных вещей. О ней много говорят, но ею не живут. Это ухищрение. Мы говорим о том, что не в состоянии прожить. Литература, музыка, поэзия, танец – все они вращаются вокруг любви. Если бы у нас действительно была любовь, мы бы не говорили о ней так много. Наши чрезмерные разговоры о любви только показывают, что любовь не существует. Разговоры о том, чего нет, являются их заменителями. С помощью слов, разговоров, символов, искусства мы создаем иллюзию того, что предмет наших разговоров существует. Тот, кто никогда не знал любви, может написать лучшую поэму о ней, чем тот, кто знал любовь, потому что вакуум у него гораздо глубже. Его необходимо заполнить. Любовь нужно чем-то заменить. Следует сначала понять, что такое любовь, потому что, спрашивая о божественной любви, вы предполагаете, что знаете, что такое любовь. Но любовь нам неизвестна. То, что мы принимаем за любовь, это нечто иное. И прежде чем предпринимать шаги к настоящему, истинному, следует уяснить себе ложное. То, что мы принимаем за любовь, это всего лишь увлечение. Вы влюбляетесь. И если этот человек становится безраздельно вашим, ваша любовь скоро умирает; но если существуют препятствия, если вы не можете заполучить того, кого любите, ваша любовь разгорается. Чем больше препятствий, тем сильнее ваша любовь. Если невозможно соединение с любимым, то любовь становится вечной; но если любовь завоевана без труда, она так же легко и умирает. Если вы хотите и не можете что-либо получить, вы интенсивнее стараетесь получить это. Чем больше препятствий, тем больше ваше эго чувствует необходимость что-то делать. Это уже превращается в проблему эго. Чем больше вас отвергают, тем напряженнее вы становитесь – и тем увлеченнее. И это напряжение вы называете любовью. Вот почему по окончании медового месяца любовь стара. И даже раньше. То, что ты знал как любовь, не было любовью. Это всего лишь увлечение эго, напряжение эго: борьба, конфликт. Древние общества были очень хитрыми. Они изобрели способы продления любви. Если муж долго не видит своей жены, растет увлеченность, создается напряженность. Тогда муж может всю жизнь оставаться с одной женой. Но сегодня на Западе брак уже не может существовать. Дело не в том, что западный ум более сексуален. Дело в том, что не дают накопиться страстному увлечению. Секс стал легко доступным, поэтому нет необходимости в браке. При такой свободе и любовь не может существовать. В совершенно свободном сексуальном обществе может существовать только секс. Скука является оборотной стороной страсти. Если вы любите и не можете добиться взаимности, ваша страсть углубляется; но если вы завоевываете любимую или любимого, то вскоре начинаете скучать и чувствовать пресыщение. Есть много дуальностей: страсть-скука, любовь-ненависть, привлечение-отвращение. Со страстью мы испытываем влечение, любовь, а со скукой связаны ненависть и отвращение. Никакое влечение не может быть любовью, потому что за ним обязательно следует отвращение. Природа вещей такова, что всегда приходит противоположность. И если вы не хотите, чтобы она приходила, вам приходится создавать препятствия, чтобы страсть не проходила, вам приходится создавать ежедневное напряжение. Тогда страсть продолжается. Именно по этой причине существует вся древняя система создания препятствий для любви. Но скоро все это будет уже невозможно. Тогда отомрет брак, и любовь тоже умрет. Она отойдет на задний план. Останется только секс. Но сам по себе секс быть не может; он становится слишком механическим. Ницше объявил, что Бог умер. Но что действительно умрет в этом веке, так это секс. Я не говорю, что люди перестанут быть сексуальными. Они такими останутся, но исчезнет чрезмерный акцент на сексе. Секс превратится в обычное действие – как мочеиспускание или прием пищи. Он не будет иметь такого большого значения. Он приобрел такую важность из-за тех препятствий, которые нагромоздили вокруг него. То, что вы называете любовью, не есть любовь. Это всего лишь отсрочка секса. А что же тогда любовь? Любовь совершенно не связана с сексом. Она может включать в себя секс, а может и не включать, но, по сути, она совсем не имеет никакого к нему отношения. Это совершенно иное явление. Для меня любовь – это продукт медитативного ума. Любовь связана не с сексом, она связана с дхьяной, медитацией. Чем молчаливее вы становитесь, тем раскованнее вы будете, тем больше вы будете чувствовать удовлетворенность и тем явственнее проявится новое выражение вашего бытия. Вы начнете любить. Но не кого-то в частности. Возможно и кого-то в частности тоже, но это уже другой вопрос. Вы начинаете любить. Это состояние любви становится вашим способом существования. Оно никогда не перейдет в отвращение, потому что оно не является влечением. Необходимо ясно понимать разницу. Обычно, когда вы в кого-то влюбляетесь, главным стремлением бывает, как бы от него получить любовь. Это не вы отдаете свою любовь другому, а вы ожидаете, что он даст вам свою любовь. Вот почему любовь становится собственницей. Вы обладаете другим, чтобы от него что-то получить. Но та любовь, о которой я говорю, никем не обладает и не имеет никаких ожиданий. Это просто ваше поведение. Вы становитесь настолько безмолвными и любящими, что ваше молчание изливается и на других. Когда вы сердитесь, ваш гнев переходит на других. Ваша ненависть тоже переходит на других. Когда вы любите, вам кажется, что ваша любовь тоже передается другому, но на вас нельзя полагаться. Сейчас вы любите, а через минуту вы уже ненавидите. Ненависть не противоречит любви; она является ее неотъемлемой частью, ее продолжением. Того, кого вы любили, вы будете также и ненавидеть. У вас может не хватить мужества признаться в этом, но вы будете ненавидеть. Любовники всегда конфликтуют, когда они вместе. Когда они вдали друг от друга, они поют песни любви, но когда они вместе, они ссорятся. Они не могут жить одни, но и вместе они тоже не могут жить. Когда другого нет, разгорается страсть; оба вновь любят друг друга. Но когда другой рядом, страсть исчезает и снова приходит ненависть. Любовь, о которой я говорю, делает вас такими молчаливыми, что нет ни гнева, ни влечения, ни отвращения. И правда, теперь нет любви, и ненависти тоже. Вы не ориентированы на другого. Другой исчез; вы наедине с самим собой. И в этом чувстве одиночества любовь приходит к вам как благоухание. Мерзко требовать от другого любви. Зависимость от другого, требование чего-либо всегда порождает страдания, конфликты, оковы. Человек должен быть самодостаточен. То, что я понимаю под медитацией – это состояние, когда человек становится достаточен в себе. Вы превращаетесь в круг, одиночество. Мандала завершена. Вы пытаетесь завершить мандалу с помощью других: мужчина – с помощью женщины, женщина – с помощью мужчины. В определенные моменты линии пересекаются, но уже, прежде чем они встретились, начинается расставание. Только когда вы превратитесь в совершенный круг – цельный, самодостаточный – в вас расцветает любовь. Тогда вы любите все, что приближается к вам. Это не поступок, вы ничего не совершаете. Само ваше бытие, само ваше присутствие есть любовь. Через вас течет любовь. Если спросить человека, достигшего такого состояния, "Ты меня любишь?" – ему будет трудно ответить. Он не сможет сказать: "Я тебя люблю", потому что это не действие с его стороны, это не деяние. И он не может сказать: "Я не люблю", потому что он любит. По сути он есть любовь. Такая любовь приходит только с той свободой, о которой я говорил. Свобода – это то, что испытываете вы; любовь – это то, как другие воспринимают вас. Когда внутри случается медитация, вы чувствуете себя абсолютно свободным. Эта свобода внутреннее чувство; его не могут ощутить другие. Иногда ваше поведение создает неудобства для окружающих, потому что они не могут понять, что с вами произошло. До некоторой степени вы создаете для них затруднения и неудобства, потому что вас невозможно предсказать. Теперь о вас ничего нельзя сказать. Как вы поступите в следующий момент? Что вы скажете? Этого никто не знает. Все окружающие испытывают некоторое неудобство. Теперь с вами не расслабишься, от вас можно всего ожидать; вы не мертвы. Они не чувствуют вашей свободы, потому что они сами не знали ничего подобного. Они даже не искали и не стремились к этому. Они находятся в таких оковах, что даже представить себе не могут, что такое свобода. Они прожили в клетках и никогда не видели открытого неба, так что, даже если вы начнете рассказывать им об открытом небе, это не может быть сообщено им. Но они почувствуют вашу любовь, потому что они жаждут любви. В оковах они искали любви. Они создали все эти оковы – связи с людьми, связи с вещами – только потому, что они ищут любви. Поэтому, когда встречается свободный человек, все ощущают его любовь. Но вы ощутите его любовь как сострадание, а не как любовь, потому что в ней не будет волнения. Она будет очень расплывчатой – без пыла, даже без теплоты. В ней не будет волнения. Просто она есть, и все. Волнение приходит и уходит, оно не бывает постоянным. И если в любви Будды есть волнение, то потом оно должно будет смениться ненавистью. Поэтому волнения не будет. Не будет ни вершин, ни долин. Просто будет любовь. А вы ощущаете ее как милосердие, сострадание, каруну. Снаружи можно почувствовать только любовь, но не свободу. И это тоже только как сострадание. Это одно из самых трудных явлений в человеческой истории. Свобода просветленного создает неудобства; а его любовь воспринимается как сострадание. Вот почему общество всегда разделяется в своем отношении к этим людям. Есть люди, которые воспринимают только неудобства, создаваемые Христом. Это хорошо устроенные люди. Им не нужно сострадание. Они считают, что у них есть все: любовь, здоровье, богатство, уважение. Появляется Христос, и "имущие" восстают против него, потому что для них он создает неудобства. В то время как неимущие будут за него, потому что они ощущают его сострадание. А им нужна любовь. Никто их не любил, а этот человек любит их. Они не почувствуют никаких неудобств из-за Христа, потому что им нечего терять, нечего бояться. Когда же Христос умирает, все чувствуют его сострадание, потому что исчезают созданные им неудобства. Даже имущие расслабятся и начнут его боготворить. Но когда он жив, он опасен, он бунтарь. А он бунтарь, потому что свободен. Он бунтует не потому, что в обществе что-то не так. Такое бунтарство имеет политическую окраску. И если общество изменяется, те, кто бунтовали, становятся правоверными. Так произошло в 1917 году. Сами революционеры стали одной из самых антиреволюционных клик в мире. Как только к власти приходят люди подобные Сталину или Мао, они превращаются в самых антиреволюционных лидеров, потому что на самом деле они не бунтари. Они восстают против конкретной ситуации. Как только ситуация изменяется, они становятся такими же, как и те, против кого они боролись. Но Христос бунтует всегда. Никакая ситуация не погасит его бунтарства, потому что он бунтует не против кого-то конкретно. А потому что его сознание свободно. Везде, где он чувствует препятствие, он будет бунтовать. Бунтарство это его дух. И если Иисус придет сегодня, христианам будет с ним неуютно. Они теперь стали частью истеблишмента, они устроились. Если Иисус опять придет в мир, он снова уничтожит все, что у них есть. С Христом невозможны ни Ватикан, ни Церковь. Все это возможно только без Христа. Каждый учитель, достигший просветления – бунтарь, но традиция, основанная на нем, не бывает бунтарской. Она не имеет отношения ни к его бунту, ни к его свободе, но лишь к его любви и состраданию. Но тогда она становится бессильной. Любовь не может существовать без свободы, без бунта. Вы не способны любить так, как любит Будда, пока вы не станете такими же свободными, как и он. Буддийский монах всего лишь старается быть милосердным. Его милосердие беспомощно, потому что в нем нет свободы. Свобода есть источник. Махавира милосерден, а джайнский монах – нет. Он только разыгрывает ненасилие и сострадание, на самом деле он не милосерден. Он хитер. И его хитрость проявляется в том, как он демонстрирует свое сострадание. А сострадания нет, потому что нет свободы. Когда в человеческое сознание приходит свобода, изнутри ощущается свобода, а извне – любовь. Эта любовь, это сострадание есть отсутствие как любви, так и ненависти. Отсутствует сам дуализм; нет ни влечения, ни отвращения. Поэтому только от вас зависит, можете или нет вы принять любовь человека, который свободен и милосерден. Не от меня зависит, сколько любви смогу я вам дать; но от того, сколько любви вы способны принять. Обычно любовь зависит от того, кто дает. Он может дать любовь, а может и не дать. Но та любовь, о которой я говорю, не зависит от дающего. Он открыт и излучает любовь в каждый момент. Даже когда рядом никого нет, изливается его любовь. Он подобен цветку в пустыне. Никто не знает, что он расцвел и источает аромат, но он все равно благоухает. Он дарит свое благоухание не кому-то, а просто дарит. Цветок расцвел, поэтому есть аромат. Не имеет значения, есть прохожие или нет. Если проходит человек, обладающий тонким чутьем, он может насладиться ароматом. Но если он бесчувственен, мертв, он может даже и не узнать, что прошел мимо цветка. Когда есть любовь, то только от вас зависит, примите вы ее или нет. Только когда любви нет, кто-то другой может либо дать ее вам, либо не дать. В любви, в сострадании нет деления на божественное и не-божественное. Любовь божественна. Бог есть любовь. УРАВНОВЕШИВАНИЕ РАЦИОНАЛЬНОГО И ИРРАЦИОНАЛЬНОГО Ум – очень противоречивая вещь. Он работает на диаметральных противоположностях. Но наш логический образ мышления всегда выбирает одну сторону и отрицает другую. Логика действует последовательно, а ум противоречивым образом. Ум работает на противоположностях, а логика оперирует линейно. Например, ум имеет две возможности: рассердиться или промолчать. Если вы можете быть сердитым, это не значит, что, с другой стороны, вы не можете также и быть спокойным. Если вы можете разволноваться, это не значит, что вы не способны хранить молчание. Ум работает в обоих направлениях. Если вы любите, вы также можете и ненавидеть. Одно не исключает другого. Но когда вы любите, вы начинаете думать, что вы неспособны ненавидеть. Тогда ненависть накапливается внутри, и когда вы достигаете пика своей любви, все разлетается. Вы погружаетесь в ненависть. Так работает не только рациональный ум, но и общество тоже. Запад достиг вершины рационального мышления. Теперь берет реванш иррациональная часть ума. В последние пятьдесят лет иррациональному не давали возможности выразить себя, и оно мстило различными способами: через литературу, поэзию, философию. А теперь даже через саму жизнь. Поэтому бунт молодых это на самом деле бунт иррациональной части ума против засилья рационального. Восток может помочь людям на Западе, потому что Восток живет другой частью ума: иррациональной. Он тоже достиг вершины: пика иррациональности. Молодежь на Востоке сейчас больше интересуется коммунизмом, чем религией, рациональным мышлением, чем иррациональным образом жизни. Как я это вижу, маятник сейчас повернется. Восток станет подобным Западу, а Запад – Востоку. Когда одна из частей ума достигает вершины, вы обращаетесь к противоположности. Это всегда происходит в истории. Поэтому сейчас на Западе более значимыми станут медитация и поэзия, а наука начнет приходить в упадок. Современная западная молодежь будет антинаучной, антитехнологичной. Это естественный процесс, автоматическое уравновешивание крайностей. Мы еще не сумели развить такую личность, которая объединяла бы в себе обе противоположности, которая была бы ли восточной, ни западной. Мы всегда предпочитаем только одну часть ума, а противоположная часть остается заброшенной и голодной. И тогда бунт неизбежен. Все то, что мы так тщательно развивали, будет разрушено, и ум обратится к другой крайности. Такое происходило во все века; такова диалектика. Для Запада сейчас будет важнее медитация, чем мышление, потому что медитация означает не-думание. Их будет привлекать дзен, буддизм, йога. Все это иррациональные подходы к жизни. Они не выдвигают концепций, теорий, теологии. Они подчеркивают жажду глубоко погрузиться в сущее, а не в мышление. Как мне это представляется, чем жестче влияние на ум технологии, тем вероятнее появление противоположности. Разница между животными и человеком в том, что животные имеют ограниченные возможности, а возможности человека бесконечны. Но они только возможности. Человек способен расти, но этому росту нужно помочь. Мы должны открыть центры во всем мире, где сможем это делать. Ум должен быть воспитан логическим, рациональным образом. Но одновременно его следует обучать иррациональной, нелогичной медитации. Следует воспитывать разум, но также и эмоции. Рассудок не должен развиваться за счет чувств. Сомнение необходимо, но также и вера. Легко верить без сомнений, легко сомневаться без веры. Но этих простых формул уже недостаточно. Теперь мы должны создать здоровое сомнение, упорный, скептический ум, который сосуществует с доверчивым умом. И внутреннее существо должно уметь двигаться от одного к другому: от сомнения к доверию, и назад. В объективных исследованиях следует проявлять сомнение и осторожность. Но рядом существует и другое измерение, в котором ключом будет вера, а не сомнение. И оба они нужны. Проблема заключается в том, как создать противоречащие полюса одновременно. Вот, что меня интересует. Я буду продолжать создавать сомнение, и я буду продолжать создавать веру. В этом я не вижу никакой непоследовательности, потому что для меня самым важным является движение, движение от одного полюса к другому. Чем больше мы фиксируемся на одном полюсе, тем это труднее. Например, на Западе вы культивируете активность. Но вы плохо спите. Когда вы ложитесь спать, уму нужно переключиться с активности на пассивность, а он этого не может. Вы вертитесь в постели; ум продолжает работать. Чтобы заснуть, вы принимаете успокоительные средства. Но вынужденный сон не дает отдыха; он поверхностен. В глубине кипят беспокойства. Такой сон превращается в кошмар. Противоположное происходит на Востоке. Восток хорошо спит, но он не умеет быть активным. Даже утром восточный ум пребывает в летаргии. Столетиями он хорошо спал и только, в то время как вы много сделали, но породили беспокойство, дискомфорт. Из-за этого беспокойства все, что вы сделали, бесполезно. Ведь вы даже спать не в состоянии! Вот почему я подчеркиваю необходимость тренировки ума для активности, для пассивности, и, самое главное, для движения – чтобы вы могли двигаться от одного к другому. Ум можно научить этому. Из любого действия в одно мгновение я могу перейти в пассивное состояние. Я могу часами беседовать с вами и в один момент могу перейти в глубокое внутреннее молчание, в котором не происходит никакого говорения. И пока вы не создадите в себе эти возможности, ваш рост будет задержан. Будущее должно позволить быть глубокой гармонии между внутренними полюсами. Если не установится движение между противоположностями, прекратятся человеческие поиски. Вы не сможете идти вперед. Восток истощил себя, Запад тоже истощен. Можно их поменять местами, но этого хватит не надолго, и через лет двести возникнет эта же самая проблема. Можно сменить одно отношение на другое, но это движение по кругу. — Но как тогда можно узнать, к каким целям следует стремиться, если все нужно принимать? Сам поиск цели является частью рационального процесса. Будущее существует благодаря разуму. Вот почему для животных нет ни будущего, ни цели. Они живут, но у них нет цели. Разум порождает идеалы, он порождает цели, он порождает будущее. Настоящая проблема заключается не в том, какая цель верна, а какая нет. Главный вопрос в том, вообще иметь или не иметь цели. Новое поколение спрашивает – иметь цель или не иметь. Как только у вас появляется цель, вы начинаете отворачиваться от жизни. Вы начинаете формировать свою жизнь соответственно своей цели. Настоящее теряет свое значение. Его следует подогнать под будущее. Ум, ориентированный на цель, – это рассудок, а ум, ориентированный на жизнь, – это иррациональность. Так что вопрос не в том, как иметь правильную цель. Вопрос в том, как сделать так, чтобы рассудок не был единственным явлением ума. Рассудок должен иметь цели; он без них не может. Но это не должно становиться диктатом; это должно быть одной из растущих ветвей. Рассудок должен существовать, это необходимость, но есть еще одна часть человеческого ума, пустая, не имеющая цели, которая существует как дети и животные. Она существует только здесь и сейчас. Эта пустая, иррациональная часть испытывает более глубокие сферы жизни, любви, искусства, ей нет нужды до будущего, поэтому она глубоко погружается в здесь и сейчас. Рассудок следует развивать, но и эта часть должна одновременно развиваться. Были очень религиозные ученые. Здесь могут быть два случая. Либо это глубокая гармония, либо это попеременное открывание и закрывание двух выходов безо всякой гармонии. Я могу быть ученым, затем я оставляю свой мир науки и иду молиться в церковь. Тогда молится не ученый. Это не гармония; это глубокое раздвоение. Нет диалога между ученым и верующим. Ученый в церковь и не приходил. Когда этот человек возвращается в лабораторию, то он уже не верующий. Между ними двумя глубокое раздвоение; они не накладываются. В этом человеке вы найдете дихотомию, а не гармонию. Он говорит вещи, которых потом сам стыдится. Он делает научные заявления, которые противоречат его уму верующего. Поэтому многие учёные были шизофрениками. Одна часть их была одним, другая часть – другим. Это не то, что я называю гармонией. Под гармонией я имею в виду способность двигаться от одного к другому, не закрываясь ни одному. Тогда молиться идет ученый, и в лабораторию идет верующий. Нет ни расщепления, ни промежутка. Иначе можно стать двумя лицами. Обычно мы состоим из множества лиц; у нас много обличий. Сначала мы отождествляемся с одним, потом переключаем скорость и становимся кем-то иным. Эта смена передач не есть гармония Она порождает внутри вас очень большое напряжение. С таким количеством личностей трудно расслабиться. Неразделенное сознание, способное переходить в диаметральную противоположность, возможно только тогда, когда мы представляем себе человеческое существо как единое по природе своей – когда нет порицания противоположностей. Сомнение – это часть труда ученого. Вера – тоже его часть. Это два взгляда из разных измерений на одну и ту же вещь. Поэтому ученый может молиться в своей лаборатории; и ничего особенного в этом нет. Сомнение является частью его работы, инструментом его труда, так же как и вера. В этом нет врожденной дихотомии. Если вы можете легко и свободно переходить от одного к другому, то даже само движение не ощутимо. Вы движетесь, но не чувствуете движения. Движение ощущается только тогда, когда есть препятствие. При глубокой гармонии движение неощутимо. И еще одно: когда я говорю "Восток" и "Запад", я не подразумеваю того, что на Западе не было восточных умов, а на Востоке не было западных умов. Я говорю об общей тенденции. Когда-нибудь нам стоит написать историю мира, где мир делился бы не географически, а по психологическому принципу. В ней на Востоке было бы много западных лиц, а на Западе – много восточных. Я не хочу сказать, что обе тенденции не существуют на Западе. Но главное направление на Западе было в сторону рационального роста, даже в религии. Вот почему Церковь обрела такую власть. Иисус был очень иррациональным человеком, но у св. Павла ум был научным и очень рациональным. Христианство принадлежит св. Павлу, а не Иисусу. При таком анархисте, каким он был, просто невозможна такая большая организация. Иисус был восточным человеком, а св. Павел – нет. Между наукой и церковью возник конфликт. Они обе национальны. Обе пытались дать рациональное объяснение религиозному явлению. И Церковь была обречена на поражение, потому что религиозные понятия сами по себе иррациональны. Рассудок теряется, когда дело касается религии. Вот почему Церковь была побеждена наукой. На Востоке между наукой и религией конфликта не было, потому что религия никогда не претендовала на область рассудка. Они не принадлежат к одной и той же категории, поэтому им не о чем спорить. — Каким образом религия становится рациональной? В этом виновата не религия. Это случается, когда религию начинают систематизировать. Ни Будда, ни Иисус не стремятся к идеалу. Они живут спонтанно; они растут по-своему. Они растут, как дикие деревья, но потом такие дикие деревья становятся образцами для подражания их поклонников. Последователи начинают порицать и одобрять, у них появляются предпочтения, осуждения. Религия состоит из двух частей. Первой – глубоко религиозной личности, спонтанной; и второй последователей, которые создают символ веры, догматы и дисциплину согласно идеалу. Тогда для буддистов появляется идеал – "нужно быть таким, как Будда" – и создаются ограничения. Вам приходится во многом разрушать себя, потому что только тогда вы сможете стать идеальными. Вы должны стать подражанием. Я считаю это преступлением. Религиозная личность прекрасна; но религиозное вероисповедание – это просто рациональная вещь. Это рассудок, пытающийся осмыслить нерациональное явление. — Но разве ум Будды был иррационален? Будда был рационален, но у него были очень иррациональные промежутки. Он себя непринужденно чувствовал и в иррациональном тоже. Наше представление о Будде скорее отражает последующую традицию, чем самого Будду. Будда был совсем иным. Чтобы добраться до Будды у нас нет иного выхода, как читать буддистов. Они создали долгую традицию в две тысячи лет, и они сделали Будду очень рациональным. Но он таким не был. Таким и быть нельзя, если глубоко погрузиться в сущее. Часто приходится быть иррациональным. И Будда таким и бывает! Но чтобы это узнать, приходится отказаться от всей традиции и непосредственно встретиться с Буддой. Это трудно, но возможно. Когда я говорю с рациональным человеком, он неосознанно отбрасывает все, что не рационально. Но, когда меня слушает поэт, то же предложение для него означает нечто совершенно иное. Рациональный человек не видит поэзии слов. Он видит только логику и доказательства. А поэт воспринимает слова по-другому. Для него слова имеют оттенки и поэтичность, которые совершенно не связаны ни с какими доводами. Поэтому облик Будды зависит от человека, который его видит. Будда жил в Индии в тот период, когда вся страна переживала кризис иррационального: Вед, Упанишад, всего мистицизма. Движение против всего этого было очень мощным, особенно в Бихаре, где жил Будда. Будда был вдохновенной, обаятельной личностью. Он производил на людей огромное впечатление. Но интерпретация Будды не могла не быть рациональной. Если бы Будда жил в другое время, в другой части света, которая не была против мистицизма, он был бы воспринят как великий мистик, а не как интеллектуал. То лицо, которое вам известно, принадлежит определенному историческому времени. Как его вижу я, Будда по своей природе не был рационален. Все понятие нирваны – это мистическое понятие. Он был даже более мистичным, чем Упанишады, потому что, как бы таинственно они ни выглядели, Упанишады содержат достаточно рационализма. Они говорят о переселении души. Будда говорил о переселении без души. Это более таинственно. Упанишады говорят об освобождении, при котором вы остаетесь. Иначе все становится чепухой! Если меня не будет в высшем состоянии бытия, то все усилия бессмысленны и бесполезны. Будда же говорит, что усилие необходимо, а вас... не будет. Будет только пустота. Это более мистическое понятие. — Говоря о регрессе, имеете ли вы в виду, что люди регрессируют по сравнению с каким-то образом социально общепринятого, установленным самим обществом? Не с образом. Нечто иное. Когда я говорю, что они ведут себя как дети, я имею в виду то, что они не растут. Они регрессируют, идут назад. У меня нет никакого эталона, которому они должны Соответствовать. Следовать нужно не образцу, а понятию роста. Я вовсе не хочу, чтобы вы подгонялись под какой-то образец. Единственное, что я говорю, так это то, что люди возвращаются к прошлому, а не растут к будущему. У меня нет образца, по которому должно расти дерево. Но оно должно расти: оно не должно регрессировать. Все дело в росте и регрессии, а не в каких-либо эталонах. Второе, когда я говорю, что они регрессируют, я подразумеваю, что они реагируют на слишком рациональное общество. Их реакция переходит в другую крайность. В ней заключена та же самая ошибка. Разум следует принять, а не отбрасывать. Если вы исключаете его, вы совершаете ту же ошибку, которую совершают, когда исключают иррациональность. Викторианская эпоха породила человека, который был лишь фасадом, маской, он не был живым внутри. Он представлял собой образец поведения и хороших манер, скорее лицо, чем живое бытие. Это стало возможным потому, что мы сочли только разум критерием всего. А иррациональное, анархическое, хаотическое мы отодвинули подальше и подавили. Теперь же анархическая сторона начинает мстить, и она может сделать одно из двух: либо разрушить, либо построить. Если она разрушает, тогда это регресс. Тогда она мстит подобным же образом – отрицая. Она будет отрицать рациональную сторону, и вы превратитесь в несмышленых детей. Вы пойдете назад. Если анархическая сторона созидает, тогда она не повторяет той же самой ошибки. Она объединяет в себе и разум, и иррациональное. Тогда все существо растет. Не может расти ни тот, кто подавил рациональное, ни тот, кто подавил иррациональное. Расти нужно только в целостности. И я говорю о росте. И у меня нет никакой модели, согласно которой следует расти. — Не является ли большинство проблем результатом христианских понятий греха и вины? Да, это так. И иначе и быть не может. Понятие греха создает вокруг себя определенное сознание. Такого понятия нет у восточного ума. Оно заменено понятием невежества. В восточном сознании корнем всякого зла является невежество, а не грех. Зло существует из-за вашего невежества. Поэтому все дело не в вине, а в дисциплине. Следует быть более сознающим, более знающим. На Востоке знание есть трансформация, а медитация является инструментом этой трансформации. В христианстве грех стал центральным понятием. Это не только ваш грех, но это первородный грех всего человечества. Над вами тяготеет понятие греха. Это порождает чувство вины и напряжение. Именно поэтому христианство не сумело развить настоящих методик медитации. Оно дало только молитву. Как бороться с грехом? Быть моральным и молиться! На Востоке нет ничего подобного Десяти Заповедям. Проблемы Востока отличаются от западных. Для приезжающих с Запада проблемой является чувство вины. В глубине души они чувствуют себя виноватыми. Даже те, кто бунтует, чувствуют себя виноватыми. Это психологическая проблема, больше связанная с умом, чем с бытием. В первую очередь необходимо освободиться от чувства вины. Вот почему Западу пришлось развить психоанализ и исповедь. На Востоке эти вещи и не появлялись, потому что в них не было необходимости. На Западе необходимо исповедоваться, только так можно избавиться от глубоко сидящего внутри чувства вины. Либо вам приходится подвергаться психоанализу, чтобы выбросить из себя эту вину. Но ее невозможно выбросить раз и навсегда, потому что остается понятие греха. И чувство вины снова накапливается. Поэтому и психоанализ, и исповедь помогают только на время. И вам снова и снова приходится ходить на исповедь. Это все временное облегчение от того, что общепринято. А основу болезни – понятие греха – мы принимаем как нечто незыблемое. На Востоке это не вопрос психологии, а вопрос бытия. Это не проблема психического здоровья, а, скорее, вопрос духовного роста. Следует расти духовно, больше сознавать. Следует изменять не поведение, а сознание. А тогда меняется и поведение. Христианство больше печется о вашем поведении. Но поведение – это вопрос внешний. Важно не то, что вы делаете, а то, чем вы являетесь. Меняя свое поведение, вы мало что измените. Вы остаетесь прежним. Внешне вы будете святым, а внутри останетесь таким, каким были раньше. Проблема приезжающих с Запада заключается в том, что они стыдятся своего поведения. Мне приходится силой заставлять их осознать свою более глубокую проблему – проблему бытия, а не психики. Буддизм и джайнизм тоже породили чувство вины, но несколько иного рода. В частности, у джайнов очень глубокое чувство неполноценности. Это не христианское чувство вины, потому что нет понятия греха, но достаточно глубокий комплекс того, что пока не перейдешь определенную черту ты неполноценен. И этот комплекс неполноценности действует так же, как и чувство вины. Джайны также не создали никаких медитационных методик. Они только породили множество правил: "делай это", "не делай того". Все вращается вокруг поведения. Что касается его поведения, джайнистский монах безупречен, но его внутреннее бытие очень бедно. Он ведет себя как марионетка. Вот почему джайнизм омертвел. Буддизм не омертвел так, как джайнизм, потому что у него несколько иной акцент. Этическая часть буддизма вытекает из медитативной его части. Если есть необходимость изменить поведение, то это только для того, чтобы помочь медитации. Само по себе оно бессмысленно. В христианстве и джайнизме оно значительно само по себе. Если ты совершаешь добрые дела, тогда и сам становишься добрым. В буддизме это не так. Необходимо внутренне измениться. Хорошее поведение помогает, оно становится частью, но центральное место занимает медитация. Из этих трех только буддизм развил глубокую медитацию. Все остальное в буддизме только вспомогательные средства, но не основные. Их можно даже отбросить. Если вы способны медитировать без всякой помощи, то можете отбросить все вспомогательные средства. |
|