У этого повара – лучшая солянка в области



В детстве к еде у меня было полное безразличие. За стол садилась, когда десять раз позовут, а потом и прикрикнут. В студенчестве, довольствуясь перехваченным на переменке пирожком, легко могла забыть о еде на сутки. Мамины робкие попытки заманить меня на кухню, привлечь к готовке и хоть чему-то научить отвергались с ходу.

В результате я, как королевишна, выходила замуж, не умея элементарно пожарить картошку. А в доме мужа газа не было, стояла русская печь, и эту самую картошку впервые мне пришлось жарить на печи. Пожарить-то я кое-как пожарила, а вот снять и донести до стола раскалённую сковороду уже не смогла: обожгла руку и вывалила содержимое на пол. Оторопевший муж, собирая с пола свой ужин, тихонько бормотал:
– Я думал, ты умеешь…

Но кое-что я всё-таки умела. Например, печь торт наполеон. Кстати, на собственную свадьбу пекла его два дня, в шести экземплярах, каждый из одиннадцати коржей! Нам с мужем не досталось ни кусочка. И всегда все были в восторге от моего торта. Мне до сих пор нравится поражать родных и друзей своим фирменным наполеоном. Но пеку я его только по вдохновению. Оно приходит редко, а есть-то надо каждый день.

Спасибо терпению и мудрости свекрови. Это под её руководством я слепила свой первый пельмень, а когда для того же наполеона мне срочно понадобился крахмал, а в доме его не оказалось, она молча слазила в подпол за картошкой, намыла, натёрла её и залила холодной водой. Два часа возни ради двух ложек крахмала по прихоти неумехи снохи! Думаю, что сама я сегодня на такие подвиги для своих невесток неспособна.

Со временем я, конечно, всему научилась. Семья была большая, стоять у плиты приходилось часто и подолгу. Но любовь к процессу так и не пришла. Главное – приготовить быстро, много, сытно и вкусно. А профессиональным поварам я всегда мысленно сочувствовала, не понимая, как можно добровольно выбрать такую профессию.

Судьба подшутила надо мной, забросив меня, уже 50-летнюю, за три тысячи километров от дома. В местечке нашлась только одна подходящая вакансия. Естественно, повара! Итак, кафе на 50 мест на частной турбазе в пригороде столицы. Я гордо называюсь поваром. На самом деле я ещё директор кафе, пекарь, официант, посудомойка и уборщица, потому что хозяин экономит на зарплате. Как это можно было выдержать, сама не понимаю, но проработала я так два года.

В выходные база заполнялась полностью, и поспать в эти дни не удавалось. Вскочишь часов в пять, чтобы приготовить завтрак, между делами нальёшь себе кофе и закрутишься так, что находишь его нетронутым часа в два ночи. И уже нет смысла ни кофе пить, ни спать ложиться. Думала: вот приедет хозяин, потребую помощницу, а лучше – не одну! Но к понедельнику отдыхающие разъезжаются, на базе остаются несколько человек, я вроде в тонусе, всё успеваю, приезжает хозяин, и мне неловко требовать помощников. Так и работала.

В готовке основной принцип был тот же, что и дома, только приоритеты поменялись: сначала вкусно, а потом уже сытно, много, быстро. Выручала домашняя кухня. Гости говорили, что у меня лучшая солянка в области, котлеты и пельмени мои ели со стоном и просили ещё положить домой, а домашнее жаркое уходило на ура. Однажды отдыхающий съел четыре порции, и немаленькие, – подряд! – а потом ещё спрашивал, как я это делаю.

Трудно было, когда приезжали корпоративы. Приготовить-то я могла заранее, а вот в одиночку подавать и убирать быстро не получалось, и я нервничала. Потом привыкла. Сегодня мне одной приготовить и накрыть банкетный стол на 30–40 человек – легко!

Но хуже всяких корпоративов для меня была Агния – донельзя избалованная семилетняя дочь хозяина, которую он иногда привозил отдыхать. Если у меня в детстве было безразличие к еде, то у этой – стойкое отвращение. А её родители ставили передо мной задачу: накормить ребёнка, причём кричать на неё не разрешалось.

Обычно хозяин, выезжая из города, звонил мне с дороги, и я уже готовилась к их приезду. И вот они приходят ко мне в кафе. Узнаю, что заезжали в «Елисеевский», набрали вкусняшек для Агнии, за три часа пути ребёнок всё перепробовал. Естественно, есть она не хочет и не будет. Но у отца – родительский долг, а у меня – задача, поэтому быстро подаю хозяину обед и подступаю к ней:
– Агния, а ты что будешь? (То, что ест отец, было отвергнуто сразу.)
– А что у вас для меня есть?

Перечисляю с учётом своих познаний, что она любит, а на что у неё аллергия. Морщится. С надеждой смотрит на отца – может быть, отменит обед. Отец суров, заставляет выбирать.
– А что ещё? Что, больше ничего?

Перечисляю снова, лихорадочно пытаясь составить новые комбинации, более привлекательные, типа давай котлетку не с макаронами, а с пюре, или ёжики совсем без гарнира. Глаза в потолок. Делает вид, что думает. На самом деле, побаиваясь отца, не знает, как отвертеться. Я топчусь у стола, куча дел на кухне, люди ждут. Отец нервничает:
– Накормите её уже чем-нибудь!

Легко сказать! Вежливо поторапливаю с выбором.
– Э-э-э… так что есть-то у вас?

Вздыхая, перечисляю ещё раз.
– А-а-а… покажите.
– Что показать?
– Всё.

То есть она будет выбирать не на слух, а по внешнему виду. Вопросительно смотрю на отца, он уткнулся в тарелку.
– Ну, пойдём со мной на кухню, покажу.
– Нет, сюда принесите.
– Что конкретно тебе принести?
– Всё.

То есть иди, накладывай, разогревай, украшай, неси всё что есть, а она ещё покуражится. Отец молчит.

Неожиданно вспоминаю, что из неперечисленного в холодильнике осталось немного курицы, которую готовила для себя накануне. Чтобы не тащить всё, спрашиваю с надеждой:
– Агния, может, ты хочешь курочки?

Неуверенно:
– Хочу… наверное…
– Ура! Давай я тебе курицу принесу. Ты что будешь – крылышко или ножку?

Задумалась. Вопрос стоит конкретный, отвертеться труднее. Опять глаза в потолок, видимо, представляет, как ей придётся есть. Отец давно доел и уже психует.
– Э-э-э… грудку.
– Агния, грудки нет. Есть ноги и крылья.
– А я буду грудку!

Всё! Выбор сделан, победно смотрит на отца – она же согласна поесть, она определилась и совсем не виновата, что эта тётка не приготовила для неё грудку! Отец укоризненно смотрит на меня. Я стою вся виноватая, и ничего не значит, что с утра я готовила на 40 человек, у меня четыре вида первых блюд и семь наименований вторых, – грудки-то нет! Но Агния девочка незлая и в конце концов прощает меня, и даже милостиво соглашается на борщ. Приношу.

– Я не буду со сметаной, мне её нельзя! (А в прошлый раз было можно, ела.)

Уношу тарелку, приношу другую, без сметаны. Отец не выдерживает, уходит, не глядя на меня.
– Он горячий! Я такой не буду!

Без отца можно не церемониться. Выпивает бутылку лимонада – и это весь её обед. Задачу я не выполнила. Днём она доедает свои сладости, вечером приходят ужинать, и у нас снова показательные выступления. По окончании спектакля выпивается бутылка лимонада.

А всё-таки я её сделала! Когда она утром пришла завтракать, я не стала ничего спрашивать и предлагать, молча поставила перед ней тарелку с блинчиками и плошку сгущённого молока. Ребёнок – так же молча! – слопал всё, выпил свой лимонад и ушёл, весь такой оскорблённо-надутый. И возможности выбора я ей больше не давала.

Позднее, когда мы уже подружились, я потихоньку решила выведать, чем же её мама дома кормит. К моему удивлению, мама особо не заморачивается: варит супчик и покупает в магазине котлеты. И ещё она будто бы говорит: «Если ты не хочешь – не ешь». Но я думаю, что последнюю фразу Агния придумала сама.

Из письма Елены Копысовой
Имена изменены