21:29 Одеяла с двумя отверстиями |
|
С этих вышек раньше стреляли в людей Одеяла с двумя отверстиямиУважаемая редакция! Мне уже немало лет, я всегда выписывала по нескольку изданий. Потом по мере удорожания прессы стала постепенно исключать из списка одну газету за другой. А вот на «Мою Семью» рука не поднялась. Восемь лет выписываю, а читаю с первых номеров. Решила поделиться своими воспоминаниями. 1 января 1961 года. Неожиданная для мамы денежная реформа. Только что она продала в Ташкенте дом и теперь везла свою семью в далёкую Сибирь, туда, где родилась. С ней трое детей и её мать, моя бабушка. Мама в панике: срочно надо менять деньги, а мы в пути. Мне 12 лет, но я очень хорошо понимаю маму: пропадут деньги – мы станем нищими. Но нас, видимо, хранил Бог. Мама сумела обменять деньги. До места назначения ехать ещё 200 километров, но поезда туда не идут – нужно искать транспорт. Моя закалённая жизненными невзгодами мама находит машину. Бабушку с младшим братом усаживает в кабину, а сама со мной и сестрёнкой помещается в кузове. Закутывает нас в одеяла и шубы, и мы едем зимой, в тридцатиградусный мороз, в открытой бортовой машине. И ведь не замёрзли! Что гнало маму в таёжную глушь? Туда, где только что расформировали лагеря, в леспромхозовский посёлок, где пилили лес бывшие осуждённые по 58 статье? Сейчас я её понимаю: она везла нас на свою родину, откуда в 1937 году вынуждена была бежать. В 30-е годы в восточных районах Красноярского края развернули лагеря для «врагов народа». Местным мужчинам предложили работать конвоирами. А в маминой семье мужчин не было: ещё в 1934-м её отца арестовали и из сибирской ссылки отправили на колымскую каторгу. Мама рассказывала, как гнали в тайгу заключённых, а она смотрела на этап и представляла, что где-то вот так гонят её отца. Видеть изнурённых людей, доведённых до скотского состояния, ни она, ни моя бабушка не могли и покинули ставший родным таёжный край. Я тогда не знала об этом, потому что ещё не пришло время узнать. И вот мы на месте. Кругом белый-белый снег. Днём и ночью из труб струится дым. Люди одеты в ватники и обуты в валенки. Мне, выросшей в Ташкенте, дико на всё это смотреть. Из солнечного, тёплого края меня привезли непонятно куда. Небо маленькое (посёлок окружен сопками), плечи болят от пальто, валенками натёрла икры ног, боюсь из дома выходить на холод. А мама счастлива! Ей дали квартиру, она устроилась в леспромхоз бухгалтером, купила корову, родственники подарили поросёнка и овец. Она знает, что теперь хватит сил тянуть нашу семью. Ведь она одна была добытчицей, бабушка пенсию не получала. Вернувшийся с каторги дедушка тоже не получал. Видите ли, они гордые! Им от советской власти ничего не надо: власть их обидела. А свалить на дочь заботы о себе дворянская гордость позволила. Но наша мама не роптала, мы, дети, принимали это как должное. Разумеется, все помогали маме: содержали в порядке огород, ухаживали за скотом, работали на покосе. Трудились как пчёлы, освобождая маму от домашних дел. Жили очень дружно. Много работали и много читали. В школе меня хорошо приняли, познакомилась со сверстниками, стала бывать в домах новых подруг. Валю Амирову навещала реже: у неё отец оказался болен туберкулёзом. Он старался оградить от себя дочь и её друзей: боялся заразить. Бывший второй секретарь алма-атинского обкома партии, когда-то преподававший высшую математику в университете, как враг народа десять лет валивший лес, теперь умирал в глухом леспромхозовском посёлке. У Наташи Носовой, другой моей подруги, отец тоже десять лет валил лес. Он, бывший учитель, замечательный художник, неплохой музыкант, тихо ждал возможности вывезти из глухомани семью. Их дом всегда был полон детей. Меня удивляло, что семья пользовалась одеялами, в которых было два отверстия, аккуратно обработанных на швейной машине. А оказалось всё очень просто: это не одеяла, а покрывала для капотов лесовозов. Отверстия – для фар. Такими покрывалами утепляли в большие морозы моторы «Уралов». Начальник разрешил взять их со склада, потому что купить настоящие одеяла было не на что. Дочери врагов народа и внучка врага народа, то есть я, подружились. И дружим мы уже пятьдесят лет. Наташиного отца реабилитировали в 1963-м, и он увёз семью в Кисловодск. Валиного отца тоже реабилитировали, но уже посмертно. Моего дедушку – только 2002-м. Естественно, в живых его давно не было, похоронен в узбекской земле. Посёлок Орьё Красноярского края стал мне родным. Стоит он на берегу изумительной реки Кан, вода в реке ледяная и настолько прозрачная, что видно, как пытается плыть против бурного течения хариус. По берегам весной цветёт черёмуха, аромат её растекается по округе. А на прибрежных скалах полыхают красным саранки – цветы, которые сейчас занесены в Красную книгу. Окружает посёлок вековая тайга. Меня перестали пугать зимние морозы, а в летнее время – комары и мошка. За десять лет, прожитых в посёлке, не случилось ни одного пожара, не было драк, ДТП. Люди жили дружно, в домах не запирались двери. В леспромхозе вместе работали бывшие осуждённые и бывшие конвоиры. Антагонизм отсутствовал. Все помогали друг другу. Мы, дети, безбоязненно катались допоздна с горки зимой, а летом обеспечивали семью черемшой, черникой, брусникой, черёмухой. Бояться стоило только медведей, но в каждом доме было охотничье оружие, и когда мы шли в тайгу, наши мальчишки обязательно брали с собой «тозовку» или карабин. Медведи тоже боялись людей, поэтому, заслышав голоса, уходили. Мы играли на территории бывшей зоны, по-детски не задумываясь о том, что колючая проволока, валявшаяся повсюду, ещё недавно ограничивала свободу наших родных. Не пугали нас и вышки, на которых когда-то стояли солдаты, охраняя заключённых. А взрослые никогда не запрещали нам там играть и никогда не говорили о назначении вышек, лежнёвок (настилов на болоте). Это сейчас мы знаем, что под теми лежнёвками засосало не одного человека, что с вышек стреляли в людей, что заключённые умирали от непосильного труда, от недоедания. А тогда родители щадили нашу психику и не рассказывали о пережитых мучениях. Я не помню, чтобы кто-то повышал на нас голос, чтобы кого-то из нас подвергали физическим наказаниям. Нас приучали к труду, учили ценить дружбу. Моя бабушка была искренне верующим человеком, и у неё в сундуке хранилась Библия. Часто она её доставала и просила меня почитать ей. Я никогда не отказывала, читала, не догадываясь, что это она приобщала меня к слову Божьему, учила жить по заповедям Господним. Я не стала набожной, фанатично верящей в Бога, но ни разу в жизни не совершила подлого поступка, по мере сил помогаю тем, кто нуждается. Мудрые бабушкины уроки помню всю жизнь. Мои подруги любили бывать у нас и с удовольствием слушали бабушкины притчи. А знала она их много – на все случаи жизни. И в школе у нас были замечательные учителя. Не помню от них ругани, раздражения. Зато помню, как создавали пришкольный участок, ухаживали в живом уголке за косулями, бегали на лыжах, ставили спектакли. С лыжами была целая эпопея. Я же из Ташкента, лыжи только на картинке видела, а тут нужно бегать, да ещё на время! На физкультуре надевала лыжи, с горем пополам «доходила» по лыжне до леса, лыжи снимала и шла пешком, проваливаясь в снег. Перед тем как выйти из леса, снова надевала лыжи и перед учителем возникала уже не пешеходом, а «лыжницей». Конечно, учитель понимал, что я хитрила, но делал вид, что всё идёт как надо. Мне было стыдно обманывать учителя. Чтобы исправить положение, по вечерам, как стемнеет, уходила за посёлок, вставала на лыжи и тренировалась. Одна. Было тяжело, но я боролась сама с собой. Зато какой я была счастливой, когда впервые без обмана прошла трёхкилометровую дистанцию и уложилась во время! Мальчишки не обижали нас, а наоборот, помогали во всём. В моей семье не было мужчин, а Сибирь сурова: надо много дров, воду нужно носить из реки. Если я бралась за топор или вёдра, тут как тут одноклассники: Саша Анисферов, Коля Цуканов, Витя Димитров – вмиг переколют дрова и натаскают воды. Если идём с ягодами из леса, обязательно помогают нести рюкзак или ведро. Они научили меня стрелять, и в институте по стрельбе я занимала призовые места. И санки в горку таскали всегда мальчишки, и даже утюг «кочегарили» (утюги были на углях). А мы, девчонки, потом гладили и себе школьные формы, и брюки мальчишкам. Став взрослыми, мы периодически встречались, со смехом вспоминали, как хулиганили на уроках, как помогали друг другу, как сплавлялись по реке на плотах, как ставили удочки на налимов. Окончив школу, мы покинули посёлок. Уехали учиться в вузы. Но встречаемся, приезжаем в ставший нам родным посёлок, обязательно идём на кладбище, долго стоим у могилы Валиного отца. Я очень благодарна маме, царство ей небесное, за то, что в далёком 1961 году она привезла меня в Сибирь. Я приобрела серьёзный жизненный опыт, глядя на то, как сопротивлялись невзгодам родители моих подруг. Научилась ценить людей, научилась трудиться, дружить, полюбила суровую сибирскую природу. Из письма Надежды Поповой, Красноярский край |
|
|
| Всего комментариев: 8 | |||||||
| |||||||
-1
