– Ну вот, ещё одна амазонка! – дежурный конюх дядя Саша пожал мне руку и повёл к стойлам. – Дело хорошее. Молодёжь нынче не больно-то интересуется. А ведь лошадь – это целый мир. Это характер, привычки, привязанности. Или вражда. Да-да, не удивляйся! Если лошадь невзлюбит кого – до свидания. И безо всяких причин.

Он остановился и, почесав в затылке, оглядел меня критическим взглядом.
– Рост вот только у тебя… Лошади-то у нас крупные, спортивные, а ты, поди, и до стремени не дотянешься. А ну-ка, Пётр, подсади!

Пётр, могучий парень из местных ковбоев, подвёл меня к нервно вздрагивающей длинноногой кобыле и, присев на колено, подставил широкую, как лопата, ладонь: становись!
Я ещё не верила в происходящее. Так просто? Сейчас, вот в эту минуту, осуществится моя заветная мечта – и я сяду на лошадь? Зажмурившись в предвкушении, поставила ногу, и Пётр легко, как пушинку, подбросил меня вверх.

Он перестарался. Не учёл своей силы или моего веса. Перелетев через лошадиный хребет, я приземлилась по другую его сторону и открыла глаза. Со всех сторон спешили люди.
– Что же вы, олухи, делаете? – старший конюх дядя Вася помог мне подняться. – Кто вам велел новичка на спортивную лошадь сажать?

Сердитый, но довольный, что всё обошлось, дядя Вася отряхнул меня от соломы и повёл по двору.
– Что тут скажешь, Наташа? Глаз да глаз. До спортивной лошади тебе далеко, уж не обижайся. Ей нужна крепкая рука. Характер. А от новичка всякая лошадь норовит избавиться. Но нам торопиться некуда, согласна? Как говорится , тише едешь – дальше будешь. Для начала посидишь хотя бы на той.

И он махнул рукой в сторону забора, где мирно паслась приземистая беспородная кобыла, всю жизнь проработавшая в колхозе, а теперь доживавшая век при конюшне в качестве водовозной клячи.

Имя у неё было подходящее – Чалая. Дядя Вася ласково потрепал лошадь по загривку.
– Не представляешь, как я люблю эту лошадку! Не смотри, что экстерьер небогатый. Зато сколько ума, понимания! Кажется, всё про тебя знает. Только вот, – он снова почесал в затылке, – иногда она как будто не с той ноги встанет. Тогда держись! – он усадил меня в седло. – Ну, не робей. Лошадь смирная, ходит шагом. Главное – найти контакт.

И Чалая, выразив недовольство тяжким вздохом, понесла меня по двору. Хитрая лошадь сообразила, что имеет дело с «чайником», и, не обращая внимания на оглушительные «тпру» и дёрганье поводьями, занялась своим делом. В одном конце двора стояла телега с овсом, в другом – бочка с водой. Неторопливо перебирая копытами, Чалая подошла к россыпям овса и со вкусом его пожевала. Затем неспеша развернулась, подошла к бочке и попила воды. Потом снова к овсу и снова к бочке…
Терпение моё лопнуло, но и лошадь, кажется, наелась. Она громко икнула, покосилась на меня сердитым глазом и, тяжко вздохнув, покинула двор. Мы вышли на узкую улочку, грязную и скользкую после дождя.

Я потянула поводья вправо. Чалая послушно повернула голову в указанном направлении, но ногами пошла влево. «Хорошо, – решила я. – Не будем напрягать обстановку. Повернём пока налево», – и соответственно натянула поводья.
Явно смеясь надо мной, лошадь склонила голову влево, ногами при этом резко забрала вправо. Мы вернулись к исходной позиции.
– Ах так?! – возмутилась я и резко натянула поводья, что на лошадином языке означает «стой».

Продолжая перебирать копытами, Чалая наклонила голову и попыталась цапнуть меня за ногу. Огромные рыжие зубы щёлкнули у самого колена! С перепугу я шлёпнула её по шее. Решив, что с неё хватит, лошадь взбрыкнула задними ногами (баба с возу – кобыле легче). Но этот номер не прошёл. Лошадь оступилась, неловко сползла в канаву и, побуксовав, выбралась на дорогу.

Я с облегчением вздохнула и решила с ней не спорить. Пусть идёт куда её лошадиные глаза глядят, лишь бы не кусалась да не взбрыкивала.

Глаза Чалой глядели в поле. С беспокойством я наблюдала, как мимо проплывают окраины нашего маленького городка. Чалая вынесла меня на шоссе. Скоро мы дотрусили до перекрёстка, где лошадь встала и задумалась. Я сидела, как Илья Муромец на распутье: налево пойдёшь – железнодорожный путь найдёшь, направо пойдёшь – болото найдёшь. Выбор небогатый.

Наконец лошадь приняла решение. Скользя полустёртыми копытами и рискуя лишиться всадника, она сползла с дороги и затрусила к озеру, где зашла в воду и наклонила голову, собираясь пить. Поводья, за которые я держалась, натянулись, увлекая меня вниз. Ещё мгновение – и я плюхнусь в воду.

– Караул! – крикнула я и со всей силы стукнула её пятками.

Лучше бы мне этого не делать! Норовистая кобыла решила повторить номер со взбрыкиванием и резко подбросила круп. Но трясина крепко держала задние ноги. От собственного толчка она зашаталась, бестолково замолотила ногами, пытаясь обрести равновесие, и начала заваливаться на правый бок. В ужасе от предстоящего купания я схватилась за лошадиную шею, как за спасательный круг, и внезапно сообразила, что мне нужно заваливаться на другую сторону.

Свесившись вниз и судорожно цепляясь за какие-то ремешки, я заскользила по левому боку кобылы. С удивлением отметив, что исполняю цирковую джигитовку, я перенесла тяжесть тела на левое стремя и свесилась под самое брюхо кобылы, которая, продолжая молотить копытами, поливала меня болотной жижей. Трюк сработал. Лошадь обрела равновесие и встала.

Она поняла, что погорячилась. Медленно и плавно, как океанский лайнер во льдах Антарктики, развернулась и, осторожно шлёпая по грязи, вынесла меня на берег.

Усталость мешком навалилась мне на плечи. Руки и ноги дрожали, но всё же я была рада, что не утонула вместе с этой глупой кобылой. К счастью, она повернула в город, и скоро мы въехали на знакомую улочку.

Но когда до ворот конюшни оставалось несколько метров, впереди показалась карета «скорой помощи». Сердце моё упало. Разъехаться на узкой дороге, имея под собой вредную, упрямую лошадь, казалось делом безнадёжным. Что делать? В машине может быть больной! Я бестолково задёргала поводьями, взывая к лошадиной совести, но Чалая и ухом не повела, ступая по самой середине улицы.

Наконец мы сошлись нос к носу, точнее – нос к радиатору, и встали. Из окна высунулся молодой розовощёкий водитель и весело крикнул:
– Убирай своего скакуна! Давай его вправо!
– Не могу! – со слезами отвечала я. – Она не слушает. Не хочет!

Тут уже не просто смеялись, а громко ржали водитель, врач и, как я с удивлением заметила, моя лошадь.
– Да ты слезь и веди её в поводу, – советовал врач.
– Вам хорошо говорить. Вы её просто не знаете. Она кусается, лягается и в болоте хотела меня утопить.

Продолжая хохотать, врач вышел из машины и, взяв лошадь под уздцы, отвёл нас в канаву. Взвыв, машина заскользила по дороге, и тут я с ужасом убедилась, что врач развернул нас в обратную сторону. Верная своим принципам – не обращать внимания на всадника и идти куда глаза гладят, – Чалая зашлёпала прочь от конюшни. Теперь она везла меня по канаве, и встречные машины поливали нас грязью.

Вечерело. Холодало. Грязь на мне местами подсохла, местами подмёрзла. Что оставалось делать? Терпеть до конца. Я не сомневалась: если попробую спешиться и взять лошадь под уздцы, то получу такого пинка, что мало не покажется.

…Когда мы вернулись в конюшню, уже стемнело.
– Ну как? – дядя Вася помог мне разогнуться. – Вдоволь нагулялись? Слушала тебя лошадь, понимала?
– Не сразу, конечно, но в общем… – я с трудом растянула губы в резиновую улыбку.
– Ну что я говорил! – воодушевился конюх. – Что значит старая, опытная лошадь. Она же насквозь тебя видит. А ты молодец. Такую прогулку выдержать!

Дядя Вася дружески хлопнул меня по плечу и повёл Чалую в стойло.