00:56 Или vodka, или Putin, или кто страшнее русского туриста |
«Русский турист — самый ужасный турист в мире. Он носит сандалии с носками, залезает «пофоткаться» на статуи эпохи Возрождения, завтракает пивом и искренне считает, что без его денег любой заграничный город просто помрет с голоду». Но, кажется, даже эту карикатурную славу у нас пытаются отобрать. — Что за бред! — восклицает Бруну, хозяин крошечного винного бара в центре Лиссабона. — Может, когда-то давно это и было, но сейчас русские туристы — одни из самых вежливых и приятных. Не то что эти европейцы. — Бруну, что значит «европейцы»? А ты-то кто? — Я португалец. Это не то же самое. Жители одного из старейших государств Западной Европы, страны, которая первой определилась с границами и не меняла их с момента своего основания восемь веков назад, не считают себя европейцами. Вот это сюрприз! — Ну разве что географически, — пожимает плечами моя подруга Дина. — Мы бы, может, и не против, но проблема не в нас. Проблема в них. — Да ты сама посмотри, — поддерживает ее Бруну. — Ты очень русская и немножко португалка, ты увидишь больше нас. Так ли далека Россия от Европы Песни от любви до ненависти Итоги конкурса «Евровидение» и президентских выборов в Польше неожиданно оказались хорошим тестом на отношение к русским в Европе. Нас... → И я стала смотреть. И мне не понравилось то, что я увидела. — Where are you from? — дружелюбно спрашивает голландец, которому я помогаю купить билет в трамвае. — Portugal, — машинально отвечаю я, что отчасти правда: живу я тут. — O, port wine! Vinho verde! Ginja! — бурно радуется голландец. Встреть я его в Париже, хохотала бы до упаду: розовые шорты выше колена, немыслимая гавайская рубаха, те самые носки под сандалии и пробковый шлем. Пробковый, Карл! Увы, в Лиссабоне это обычная униформа туристов из Северной Европы. Иногда шлем заменяет панамка, крепким узлом завязанная под подбородком, но в целом буйство красок и длина шорт неизменны. — На самом деле я из России, а здесь просто провожу лето, — говорю я, надеясь отвлечь гостя столицы от алкогольных ассоциаций. Но голландец упрямо гнет свою линию: — O, vodka! И я думаю: «Наверно, ты хочешь сделать мне приятное, показав свою осведомленность. Но будет ли приятно тебе, если при слове «Амстердам» я на всю улицу заору: «О, марихуана! О, шлюхи!»? Может быть, тебе будет приятнее, если я выскребу из памяти Вермеера, тюльпаны, каналы? Велосипедные дорожки, мельницы да знаменитую голландскую селедку, в конце концов. — У вас великая культура, — заметив недовольство на моей физиономии, примирительно говорит голландец. — Как и у португальцев. — Тут отличные бары, — радуется голландец. — И недорого. Марина Ярдаева о том, что политика делает с людьми, когда настигает их в обыденной жизни Кто не с нами, тот против всех В мире что-то случилось. Все разделилось на белое и черное, красное и оранжевое, зеленое и голубое. Кажется, даже солнце не светит уже просто так... → Я знаю. И еще я знаю, что Северная Европа и Британия приезжают сюда развлекаться. Что на самом деле в подавляющем большинстве случаев означает «тупо бухать». Увы. Последствия этих развлечений я слышу под своими окнами почти каждую ночь: — A-a-a-a-a-a-a!!! Fucking port wine!!! Звуки рвоты вперемешку с англоязычными проклятиями. На моей улице нет баров — это тихое маленькое ларго, где ставни закрываются в десять вечера. Семейное кафе, овощная лавка, церковь, похоронная контора — и жилые дома. Все. Тут нет ничего, что могло бы привлечь туристов, даже круглосуточный непальский супермаркет с дешевым алкоголем, и тот ниже по улице. Я высовываюсь из окна и ору: — Парни! Для веселья есть доки! — У нас каникулы! — отвечают мне пять луженых глоток. — Дома они себя так не ведут, — говорит утром владелец кафе. — Там неприлично. В кафе заваливаются молодые здоровые блондины. Не исключено, что те самые, которые «на каникулах». Они кучей сваливают рюкзаки у стойки и громко требуют холодной кока-колы. — Доброе утро, — машинально здороваются завсегдатаи кафе. Тут так принято: зашел — скажи «здравствуйте». Парни молча выпивают свою коку, сминают банки и уходят. — Они думают, Лиссабон — это курорт, — вздыхает дона Элена. Ей 70, у нее каблуки, тщательно уложенные волосы и пенсия €200. — А ведь это столица... Ну может, не как Москва. Но уж точно не хуже Брюсселя какого-нибудь. Удивительное дело, но, узнав, что я из России, северяне европейцы начинают искать во мне союзника: посмотрите, эти южане, они же не работают! Официанты ползают, как сонные мухи! Я свое пиво жду уже семь минут! Чувак, это винный бар. Это улица. На улице — тридцать пять жары. И пока ты прячешься под тентом, который, кстати, по твоему требованию пять раз проверили на предмет «достаточно ли хорошо он укреплен», официант, который, между прочим, и хозяин этого заведения, обслуживает десять столиков. Он весь в мыле, чувак! Он открылся в десять утра, чтобы ты мог получить свой завтрак, и закроется в одиннадцать вечера, когда ты допьешь свой последний бокал вина. Он работает! Без выходных и праздников. Без перерыва на сиесту. И берет с тебя за бутылку пива меньше, чем в твоем родном Гамбурге. Имей уважение! — Еще и по-английски никто не говорит, — ворчит немецкий турист. Во-первых, это неправда. Во-вторых, где написано, что люди обязаны знать какой-либо язык, кроме своего родного? Да, это было бы полезно для бизнеса. Чтобы вот такие, как ты, не строили козью морду в ответ на португальскую речь. Но если их бизнес процветает и без тебя, то почему парень, вкалывающий по десять часов в сутки , должен выкраивать время и деньги и учить язык, который ему не очень-то и нужен? Ну и в третьих, вообще-то они у себя дома. В гостях — ты. И логичнее было бы спросить: а почему ты перед поездкой в чужую страну не удосужился выучить несколько простых фраз на языке этой страны? Вечером я иду послушать фаду в крошечную таверну. Заказываю бокал вина, сажусь за длинный стол. Музыканты настраивают гитары. Напротив усаживаются две британки: неровный «городской» загар, яркие сарафаны, тягучая речь. Они протирают влажными салфетками свою часть стола и громко, никого не стесняясь, обсуждают бедность и грязь, царящие вокруг. — Это нормально для страны, которая ничего не производит, — говорит одна. — Да, они же постоянно сидят в кафе, — поддерживает вторая. — Или на пляжах. Народ, который совсем не умеет работать. — Они живут в раю и думают, что мы обязаны их кормить. — Они так не думают! — вскипаю я. — Where are you from? — с любопытством спрашивает британка. — Russia, — уже пожалев о своей вспышке, отвечаю я. — Русских выпускают за границу? — изумляется она. — А что вы думаете о Путине? Каждый второй европеец задает мне этот вопрос. Или vodka, или Putin. Хотя ничто в моем виде не выдает алкоголика или человека, жаждущего обсудить политику. Я пришла сюда выпить вина и послушать музыку, а не вести политические дискуссии. Но моих собеседниц это явно не смущает. И тогда я говорю: — Путин лично выпускает только тех, кто работает на КГБ. Я на задании. Извините, мне нужно проверить, как там мой медведь. Не сломал ли он мою ядерную бомбу и не выпил ли всю мою водку. Встаю и пересаживаюсь за стойку. Вслед мне несется: — Она обиделась? Я что, задала обидный вопрос? Русские так похожи на португальцев — такие же странные. Я пью свое вино и думаю: «Да, я похожа на португальцев. Больше, чем на «европейцев». И слава богу». |
|