00:27 Как же ты можешь, Митя?! |
Ну и раз уж сегодня о совершенных глупостях. С месяц назад стою я в Стокманне, выбираю кружку в подарок. Пуховичок на мне формата «гусеница в перетяжках», глазки мутные, личико одутловатое... Волосики ко лбу прилипли (с). В общем-то, обычный мой вид зимой. А к тому же было утро (плюс четыре к одутловатости). Выбираю, значит. Покупателей - никого, только в нескольких шагах вертится какой-то мужчинка мелкотравчатого вида. Это я потом увидела, что мелкотравчатого, а тогда я еще пребывала в задумчивости по поводу размера, рисунка и формы и отметила только, что где-то поблизости есть человеческое существо. Стою. Размышляю. И вдруг мужчинка перебежками подкрадывается ко мне и заводит светскую беседу. Мол, а я вот тоже чашечки люблю. А вон там на полочке статуэтки есть. А еще дальше - фоторамочки. По душе ль вам фоторамочки? Да-да-да, рассеянно отвечаю я, спасибо-спасибо, приму к сведению. Фоторамочки, да. И продолжаю обнюхивать кружки. Однако этот тип не отстает. А что вы тут делаете одна так рано утром, интересуется он. А не могу ли я вам помочь с выбором? У меня и художественное образование имеется... Тут я слегка просыпаюсь и в легком изумлении смотрю на него. Передо мной мужчина лет сорока-сорока пяти, мелкий, тщедушный, скользкого вида – из тех, у кого руки, кажется, должны повсюду оставлять жирные отпечатки. Шейка кривая, улыбочка блаженненькая, а взгляд при этом цепкий до противности, как лапки у мухи. Нет, говорю, вы мне ничем не можете помочь, спасибо. А отчего же это, осведомляется он. Я вот смотрю на вас и вижу женщину, которой нужна помощь. И я (тут он натурально выпячивает цыплячью грудку) могу вам ее оказать. И подмигивает мне, подлец. А у меня серьезно сбиты настройки восприятия всех вот этих гендерных игр. Потому как лет пятнадцать назад на поляну пришел мой тогда еще будущий муж, разогнал всех игроков, закинул меня на плечо и с криком «это моя баба» быстро побежал в загс. И с тех пор у меня как-то не было необходимости распознавания таких видов коммуникации, как флирт. (Да я и в юности не была в этом хороша. Собственно, я и про будущего мужа начала понимать, чего он возле меня отирается, уже когда роспись ставила в свидетельстве о браке). Но здесь даже такой несообразительной женщине как я было все довольно очевидно. Так, говорю. Достаточно, говорю. Спасибо, но помощь не требуется. И крепче придерживаю сумку. Облезлый хмырь подается ко мне ближе и, облизывая губы, шепчет, обдавая меня смрадом из пасти: - Неужели ты откажешься от жаркого секса? Вот тут меня взяла злость. Этот трухлявый гриб выбрал самую, с его точки зрения, безобидную и бессексную женщину (по пуховику ориентировался, должно быть). Первый этаж полон юных красоток в коротких шубках, но нет же, он подался сюда, к чашкам, и откопал тихую и безропотную меня. Еще, говорю, одно слово - и жаркий секс будет у вас. С охраной магазина. Подите, говорю, вон отсюда вместе со своим нерастраченным либидо. По злобной моей интонации он понимает, что бдсм обломился любовь не сложилась. Отбегает в сторону и, скривившись всей рожей аки Горлум, громко шипит: - А будешь такой разборчивой, так и помрешь старой девой! Тут я начала ржать как гиена, он страшно перепугался и сбежал из магазина. (Я потом задним умом сообразила: надо было мчаться за ним и на ходу упрашивать осчастливить меня, чтобы его страшное пророчество не сбылось. Это соображаю я медленно, а бегаю-то быстро. Хрен бы он удрал от меня до остановки). Но меня не оставляло ощущение дежавю. Придя домой, я залезла в интернет и выяснила, что обе фразы, и про разборчивость, и про горячий секс - из арсенала пикаперов. У меня в юности знакомый неудачник подался в эту секту и иногда делился находками. То есть это жалкое существо еще и клеит женщин на регулярной основе! И обязательно говорит им гадости при неудачах (то есть каждый раз). Тьфу, подумала я, вот же пакость какая пакостная, типун ему на все места, где еще нету. Неожиданное продолжение этого несостоявшегося пылкого романа настигло меня позавчера. Когда я опять утром поехала в Стокманн, потому что ребенку для декупажа потребовались салфетки. И вот, стоя перед полкой с упаковками, я вдруг замечаю неподалеку, среди чашек, измученную женщину лет сорока, возле которой вьется знакомая фигура. Только, в отличие от меня, бедная тетенька не хохочет как гиена, а краснеет, пятится и явно чувствует себя неловко. Тут-то и настал звездный час для моего идиотского поступка. Отшвырнув салфетки, я крикнула трагически: «Митя, опять?! Ты же обещал!» и поскакала к мужичонке. Надо было, товарищи, видеть его лицо. Ты же мне клялся, взывала я, приближаясь, ты же перед лицом господа нашего всемогущего клялся хранить мне верность! Как же ты можешь, Митя?! Подумай о детях! О семье подумай, Митя! В свое оправдание должна сказать, что такие эскапады бывают у меня редко, но всегда результативны. Вот и тут: тетенька, вздрогнув, метнулась в одну сторону, а «Митенька», всхрапнув и дико кося глазом, побежал в другую. Боком, как краб. С поразительной скоростью! Я пыталась его преследовать, кричала вслед, что отец не перенесет нашего развода, но он уже был где-то у канадской границы, и только пыль клубилась на ступеньках торгового центра. Два вопроса интересуют меня теперь. Во-первых, вернется ли еще этот поганец в отдел с посудой. И во-вторых, пустят ли меня в следующий раз в Стокманн. |
|