Наконец, Лешка шумно выдохнул, вытер тыльной стороной ладони взмокревший лоб и нажал кнопку на пульте. Мужики придвинулись поближе. На экране старенького «Рекорда» с засиженным мухами кинескопом появилась картинка: черный человек в маске с прорезью для глаз, замысловато изогнув руки, занес для удара длинный меч. «Кинокомпания Коламбия пикчерс представляет художественный фильм «Дух ниндзя», - произнес гнусавый голос, и под тревожную музыку на экране замельтешили юркие человечки в черных одеждах.

Вот тут-то Евсеича и торкнуло. Весь сеанс он просидел с открытым ртом, вперив глаза в экран и временами забывая дышать. На следующее утро Евсеич явился к Лешке домой, поздоровкался с ним за руку, водрузил на стол мутную бутылку и без лишних экивоков предложил свои услуги в качестве прокатчика. Лешка, изрядно выпив ядреного самогона, размяк и почти без уговоров согласился сдать видик в аренду, за литр первача в день.

Признаться, киномагнат из Евсеича вышел хреновый. Жителям Херосинова вскоре наскучили одни и те же фильмы, но в город, за новыми кассетами, Евсеича не отпустила Маланья. Поганец Лешка каждое утро страдал похмельем и требовал с Евсеича договорную бутылку. В-общем, через месяц видик вернулся к Лешке, но за это время фильм «Дух ниндзя» был выучен Евсеичем до мельчайших подробностей. Возвратив аппарат хозяину, Евсеич начал чудить.

Первым делом он перехватил как-то днем в проулке дебелую Вальку, продавщицу из сельмага, и наказал привезти ему из города рулон черной материи. Этим же вечером, сменяв у Сычихи ведро картошки на поллитру самогонки, Евсеич водрузил на плечо косу и отправился прямиком к кузнецу. Спустя час из кузницы раздавался звон молота и пьяные вопли. Домой Евсеич вернулся далеко за полночь, бережно неся под мышкой длинный, слегка изогнутый меч.

Через несколько дней в сельмаг завезли очередную партию товара, в том числе рулон черной саржи. Изъяв из маланьиной заначки десятку, Евсеич выкупил ткань, принес ее домой и заперся в сарае. В ответ на увещевания супруги из сарая доносились только грязные ругательства, которым Евсеич научился в бытность свою матросом на миноносце «Застенчивый».

На третьи сутки двери сарая распахнулись, и на свет божий вышел ниндзя в полном боевом облачении. Величественную картину, которую представлял собой Евсеич, портили только стоптанные кеды. Не признав супруга, Маланья схватила вилы и бросилась на него с криком «Басурманин! Пошто мужа загубил!». Евсеич отработанным движением выдернул из-за спины меч-катану и одним махом перерубил древко вил. Маланья ойкнула и шлепнулась толстым задом в коровью лепешку. Евсеич вернул катану за спину, сложил руки перед грудью, коротко поклонился жене и продекламировал:

Знай же, о гейша!
Крепнет рука от меча
Шла бы ты к печке

После этого он выскочил за ворота и был таков.

К вечеру того же дня Херосиново окружила рота солдат, поднятых по тревоге из соседней части. Было отчего всполошиться – за день Евсеич успел натворить массу подвигов, подпадающих под статьи УК. Среди его деяний числились: принесение в жертву богине Аматэрасу борова Мишки путем отсечения ему башки, ритуальное сепукку, сделанное трем бродячим котам, разграбление сельмага и разбитие окна в сельсовете, в которое Евсеича бросил отсеченную свиную голову. Явившийся на шум местный участковый был коварным Евсеичем обезоружен, напоен самогоном до зеленых чертей и заперт на погребице у Зинаиды Васильевны. После этого вопиющего безобразия председатель сельсовета запросил подмоги.

В наступивших сумерках солдаты выстроились цепью и двинулись прочесывать село. Евсеич отходил огородами, изредка метая в преследователей сюрикэны, вырезанные из донышек от консервных банок. Но силы были не равны, и к полуночи Евсеича загнали в березняк, росший на краю оврага сразу за селом. Солдаты разожгли костры и расставили караульных, ожидая утра, чтобы окончательно изловить зловещего старика. Однако Евсеич решил погибнуть, но не сдаться. Пока солдаты, подогретые сычихиным натурпродуктом, прыгали через костры, он лихорадочно сооружал капканы из заостренных кольев, рыл катаной ямы и натягивал веревки, которые еще днем реквизировал в сельмаге.

Наступил рассвет. Похмельные воины нехотя проснулись, наскоро позавтракали остатками самогонки и двинулись вглубь рощи, чтобы поставить точку в истории деревенского ниндзя. Но не тут-то было – заработали коварные штучки Евсеича. Через полчаса половина личного состава роты валялась под кустами и голосила на все лады, взывая к милосердию товарищей по оружию. И ведь ушел бы Евсеич, если бы не его же собственная ловушка!

На глазах у топчущих березняк солдат черная фигура, сидящая на макушке ближайшей к оврагу березы, издала вопль «Банзай, вашу мать!» и заскользила на ту сторону оврага по заранее натянутой веревке. Казалось, старый безобразник вот-вот достигнет другой стороны и благополучно укроется в лесу, но в самый последний момент на ноге у Евсеича захлестнулась какая-то петля, он разжал руки и с матами рухнул вниз. Подбежавшие солдаты сгрудились на краю оврага, сняли шапки и замолчали.

Из больницы Евсеич вышел через полгода, месяц его обследовали в областной психушке, потом поставили диагноз «шизофрения» и отпустили восвояси, запретив пациенту смотреть фильмы про ниндзей и потреблять крепкие спиртные напитки. С первым пунктом особых затруднений не было, лешкин видик к тому времени уже сгорел, и теперь служил в доме Зинаиды Васильевны подставкой под сковородку. Запретить Евсеичу пить Маланья не рискнула, но на всякий случай прятала ножи, когда Евсеич, декламируя танку, пил свое сакэ.

Вот так, в неизбывной тоске по Японии, Евсеич и прожил следующие десять лет, до того самого дня, пока село Херосиново не подверглось нашествию зомби.

Гуадеамус игитур

Лето в тот год выдалось просто небывалое: в меру жаркое, в меру дождливое. Овощи перли из земли, выворачивая пласты чернозема, яблоки вызревали до совершенно неприличных размеров. Травы к осени вымахали выше человеческого роста. Весь наличный состав сельчан, вооружившись косами и граблями, вышел на покос. Однако уже через неделю стало ясно, что до осенних дождей с таким изобилием своими силами было не управиться. Председатель почесал в затылке, завел свой «газик» и уехал в город. Через сутки он вернулся; вслед за «газиком» по пыльному проселку лениво тащился обшарпанный автобус, полный студентов.

Студенты, как на подбор, оказались отъявленные лодыри и пьяницы. Выманить их на работу можно было, лишь поставив на дальнем краю луга ведро первача. Над хатой Сычихи постоянно стоял столб сизого дыма – самогонный аппарат работал круглосуточно. Студенты, как одержимые, целыми днями косили траву, торопясь добраться до заветного приза, а добравшись, всю ночь голосили песни Митяева и по очереди драли на стоге сена деревенскую потаскушку Василиску.

Сычиха сбивалась с ног. В ее пенсионном возрасте нелегко было день-деньской таскать на себе яблоки, засыпать их в чан, добавляя туда же сахар из тяжеленного мешка, а потом всю ночь, не смыкая глаз, подбрасывать в печь дрова, поддерживая процесс. Старуха взмолилась о помощи. Председатель снова завел свой «газик» и уехал. К вечеру он вернулся, привезя из города племянницу Сычихи Аду Леонтьевну с пятилетним сынишкой Стасиком.

Работать втроем было куда проще. Сычиха теперь только руководила процессом, всю работу делала молодая и крепкая Ада. Стасик тоже не сидел без дела, ему доверили помешивать стоящую в летней кухне брагу. Стасику очень нравилась порученная ему работа, дни напролет он добросовестно ворочал в чане тяжелой мешалкой. Однажды, увлекшись работой, Стасик так сильно захотел писать, что не вытерпел и отлил прямо в чан с брагой. Запахло аммиаком. Стасик испугался, что его поступок заметят. Будучи мальчиком сообразительным, он решил перебить один запах другим и поспешил в огород, где росли всякие полезные травы и кусты. Стасик долго ходил по огороду, принюхиваясь, но не одна трава не пахла достаточно сильно. Наконец, он набрел на куст белены...

На следующий вечер, перегрызая зубами последние стебли, бригада студентов вырвалась на край луга и с гиканьем бросилась к стоявшему там ведру. После короткой свалки самогон был разлит по кружкам и мгновенно выпит. Вечер продолжался по обычному сценарию: песни Митяева, короткая потасовка, построение в очередь... Однако через пару часов начали происходить странности: Василиска лежала на сене, бесстыже раскидав ляжки, и почесывала волосатую манду, но студенты не торопились попарить изголодавшиеся елдаки. Вместо этого они, воздев руки к небу, ходили промеж стогов и нечленораздельно мычали «Гуадеамус игитур».

Поняв, что ее звезда на сегодня закатилась, Василиска оперативно передислоцировалась в район МТС, к вечно перемазанным соляркой трактористам. Студенты же выстроились в колонну по двое и побрели куда-то через поля, не прекращая сосредоточенно мычать. К несчастью, на их пути оказалась навозная яма. Не нарушая строя, орава забалдевших студентов рухнула в зловонную жижу, где и осталась почивать до утра.

Припав к роскошной нюшкиной груди, председатель мирно храпел в своем кабинете, когда в сельсовет с совершенно потерянным видом влетел растрепанный бухгалтер Михалыч и завопил про упырей, напавших на село. Председатель послал его на три буквы и повернулся на другой бок. Нюшка во сне тоненько пукнула. Михалыч не унимался и продолжал орать, как поросенок перед кастрацией. Председатель заскрипел зубами, вытащил из-под подушки большой ключ от сейфа и протянул его совершенно невменяемому бухгалтеру, предложив тому похмелиться спиртом и валить, откуда пришел.

Михалыч предложение проигнорировал, и до председателя дошло, что дело пахнет керосином. С видимым сожалением оторвавшись от нюшкиных прелестей, он, как был, в семейный трусах, подошел к окну. За окном творилось непотребное. По улице с визгом носились собаки и женщины, куры кудахтали, меча куда попало свои яйца, а посреди всего этого бедлама бродили, растопырив руки, кошмарные создания. Председатель ощутил в животе сосущую пустоту и слегка припустил в семейники. Надо было что-то делать. Наскоро одевшись, председатель на дрожащих ногах вышел из правления. Трусливый Михалыч, нервно икая, выглядывал у него из-за плеча.

Происходящее напоминало ночной кошмар. Покрытые коричневой слизью создания бродили по селу и что-то мычали. Вид их был ужасен: пустые глаза, спутанные волосы, вытянутые руки со скрюченными пальцами и торчащие к небу елдаки с огромными мудами. От тварей исходило адское зловоние.

Пока председатель с Михалычем топтались у сельсовета, на другом краю села вышел на крылечко свой хаты похмельный Евсеич. День занимался погожий, в сараюшке ждала заныканная четверть первача, и оттого настроение у Евсеича было самое что ни на есть замечательное. Евсеич потянулся, почесал яйца, достал из кармана пачку папирос «Казбек» и с чувством прочел только что сочиненную танку:

Мудрый не станет
Пить до зеленых соплей
Оставит на утро

В этот момент до его слуха донесся пронзительный визг. Евсеич сунул папиросы обратно в карман, пригнулся и побежал вдоль забора, время от времени заглядывая в щели в поисках источника звука. Через несколько минут Евсеич увидел ужасную картину: посреди улицы, истошно визжа, стояла продавщица Валька, а вокруг нее, растопырив руки, топталось трое грязных вонючих тварей. «Зомби!», - сразу же опознал супостатов бывший киноман Евсеич.

Девку надо было выручать. Евсеич метнулся к поленнице и орлиным взором окинул кучу дров. Выбрав два более-менее соразмерных полена, он присел на корточки и заработал перочинным ножом. Через пять минут Евсеич сжимал в руке боевые нунчаки, покрытые тонкой березовой корой. «Банзай!», - как в славном ниндзевском прошлом, заорал воинственный старикан и выскочил на улицу, вращая грозным оружием.

Зомби, как по команде, повернулись к Евсеичу и замычали что-то в малую квинту, но воина-камикадзе было не напугать таким дешевым приемчиком. Завопив во все горло:

Вкусом подобен сакэ
Свежий березовый сок
Особенно с водкой!

Евсеич подскочил к вонючим уродцам и принялся охаживать их березовыми нунчаками. Зомби не сопротивлялись, они лишь мычали все жалобней и пытались скрыться бегством. Двигались они неуклюже, шустрый Евсеич вертелся вокруг и колотил их почем зря. На шум из проулков потянулись остальные зомби, и через несколько минут Евсеич оказался в кольце. «Камикадзе не сдаются!», - проорал он хриплым от ярости голосом и ринулся напролом. Орда зомби расступилась, пропуская мчащегося Евсеича. Казалось, старик вот-вот спасется из грязных цепких лап, но, внезапно споткнувшись, он покатился кубарем по пыльной улице и угодил прямиком в конуру Полкаши, охранявшей дом Сычихи.

Полкаша возмущенно залаяла, на шум во двор выскочила сама Сычиха, следом за ней из дверей выглянула племянница Ада с мешком сахара на плече.

Зомби выстроились в шеренгу и двинулись на приступ. Сычиха заголосила дурным голосом, перекрестилась, перданула и упала в обморок. Ада бросила мешок, юркнула за дверь и закрылась изнутри. В суматохе все забыли про Стасика, который мешал брагу в летней кухне. Услышав лай, он поспешил взглянуть, что случилось, и увидел штурмующих забор зомби. От страха Стасику нестерпимо захотелось писать, он расстегнул штанишки и напрудил прямо в чан с брагой. Пучок белены, оставшийся с прошлого раза, валялся неподалеку, уже через минуту Стасик кидал пахучие зеленые листья в булькающую жижу.

Зомби повалили забор, ворвались во двор и остановились, принюхиваясь. Казалось, они раздумывали, нападать или нет. Наконец, самый грязный зомби что-то провыл, и все стадо уселось во дворе.

Тем временем Сычиха пришла в себя. Первым делом она вспомнила про кипящую в аппарате брагу, потом про Стасика, затем про оккупировавших ее двор зомби. Рассудив, что самогонный аппарат может взорваться, Сычиха, не обращая внимания на сидящих кружком тварей, резво поднялась на ноги и вломилась в закрытый изнутри дом, придавив выбитой дверью Аду с мешком сахара. Принятое решение оказалось единственно верным: брага почти выкипела, и аппарат мог вот-вот рвануть не хуже ядерной бомбы. Сычиха вытащила Аду из-под обломков двери, вдвоем они выскочили во двор, уже совершенно не обращая на зомби внимания, промчались в летнюю кухню, где трясся от страха Стасик, схватили чан с брагой за ручки и под тоскливое завывание упырей поволокли его в дом.

Увидев, что зомби сбились в стаю и уходят на другой край села, председатель глубоко вздохнул и промокнул трусами вытекший кал. Пора было, воспользовавшись ситуацией, пробираться в гараж, дабы спастись бегством на верном «газике». Воровато озираясь, председатель затрусил по улице, следом заковылял верный Михалыч.

Евсеич очнулся от поцелуев. Чувствуя горячий язык, лезущий ему в рот, он решил было, что это продавщица Валька, на которую он давно уже пускал слюни, и нежно прочел танку, недавно написанную им специально для нее:

Дыня сочится
Сочным нектаром в тарелке
Но грудь твоя слаще

Реальность оказалась куда прозаичнее: Полкаша, предоставив людям сражение с вонючими существами, забралась в свою конуру и принялась вылизывать лицо бездыханному деревенскому ниндзя. С матами выбравшись из конуры, Евсеич проявил черную неблагодарность, стукнув Полкашу нунчаками по носу. Зомби тем временем продолжали сидеть полукругом у крыльца, ноздри их шевелились, улавливая аромат сивухи с беленой.

Евсеич застыл в раздумье, и тут его взгляд упал на ведро с водой, стоящее возле свиного корыта. Не долго думая, он схватил ведро и выплеснул его содержимое на спину ближайшему зомби. Тот взвыл, очумело замотал головой, навоз потек с него грязными ручьями; вот тут-то Евсеича и осенила невероятная догадка. Не теряя зря времени, он швырнул ведро в толпу зомби и побежал к сельсовету, зверски вращая нунчаками.

Председатель с Михалычем так и не добрались до гаража. Едва они свернули в ближайший проулок, как из кустов шиповника, в изобилии росших вдоль заборов, поднялся во весь свой рост спавший там приблудившийся зомби. Струйка жидкого дерьма снова потекла по ляжке председателя, он совершил поворот оверштаг и наперегонки с бухгалтером галопом понесся обратно, под защиту сельсоветовских стен. Там его и нашел Евсеич.

После коротких переговоров на русском матерном представители сельской власти согласилась с версией Евсеича. С трудом сдерживая новые позывы к дефекации, председатель двинулся к дому Сычихи. За ним семенил Михалыч, замыкал процессию гордый собой Евсеич с березовыми нунчаками через плечо.

Добравшись до цели, вся троица хором принялась призывать Сычиху. Вскоре та высунула из-за двери свою красную морду с выкаченными буркалами и поинтересовалась, какого рожна хотят от нее в такую рань. Председатель и Евсеич, горячась и перебивая друг друга, поведали владыке всея самогона свои догадки о происхождении зомби. Выслушав их, Сычиха всплеснула руками и завопила на все село: «Стаси-и-и-ик!»

Со звоном лопнули оконные стекла в окрестных домах, Слегка контуженный Стасик, скрывавшейся от неминуемой расплаты в летней кухне, посчитал за лучшее сдаться и вышел во двор, где председатель грубо схватил его за шкирку и учинил допрос на детекторе лжи системы «ремень». Не выдержав зверских пыток, пацан мгновенно раскололся.

После показаний Стасика вся случившаяся история стала ясна, как летнее небо над Фудзиямой. Оставалось только решить, что делать дальше. Евсеич, воинственно потрясая нунчаками, рвался в бой, но хитрожопый бухгалтер Михалыч почесал лысину и предложил лучшее решение. Из длинной и путаной речи, которую он задвинул, следовало, что студенты – вещь в хозяйстве весьма полезная, а самогон с беленою не так уж и дорог. Стало быть, достаточно постоянно держать работников в состоянии зомби, чтобы получать для села сверхприбыли и прочий профит.

На том и порешили. Пастух Степан с помощью кнута загнал зомби в амбар, там их окатили из шланга, смыв засохшую корку навоза, накормили парными отрубями, похмелили чудо-самогоном, да и оставили жить-поживать, добра наживать.

Березовые нунчаки Евсеича реквизировала вредная Маланья. От такой подлянки славный ниндзя впал в алкогольную задумчивость еще на десять лет, до того самого дня, когда в село Херосиново явились инопланетяне.

Враг внутри

Инопланетяне приехали на белом джипе, заляпанном грязью по самую крышу. Было их трое, были они малы ростом, но весьма упитаны, говорили по-русски с каким-то акцентом, пахли дезинфекцией и вообще являли собой вопиющий контраст со всем укладом сельской жизни.

Взглянув на пришельцев третьим глазом, бдительный Евсеич сразу догадался, что это инопланетяне, а не какие-нибудь там иностранные инвесторы. Но для того, чтобы убедить в этом односельчан, требовались веские доказательства. Евсеич затеял слежку за пришельцами, и в первую же ночь, подглядывая сквозь щели в ставнях в избу потаскушки Василиски, пустившей приезжих на постой, убедился в верности своих подозрений. Ровно в полночь странные гости собрались вокруг стола, сдвинули головы, раскрыли какую папку, и лица их озарились мертвенно-синим светом. Евсеича пробрал озноб, но, как истинный самурай, он продолжил смертельно опасное наблюдение, шепча себе под нос:

Хватит отваги мне
Тигра подергать за уши
Завтра трусы поменяю

Наутро Евсеич пришел к председателю и изложил тому свои подозрения. К несчастью, у Нюшки как раз накануне пошли месячные, отчего председатель был сильно не в духе. Вылетев из правления в сопровождении нехороших многоэтажных слов, Евсеич решил пойти другим путем - используя свои уникальные способности, прочитать мысли коварных пришельцев.

Дар телепатии появился у Евсеича прошлым летом, в аккурат на Ивана Купалу, когда он прятался от Маланьи в сухих камышах на берегу реки. Укрывшись в густых зарослях, он сидел в позе лотоса со стаканом первача в руке и медитировал, как вдруг ему на голову с неба упал кусок обшивки сошедшего с орбиты спутника. От удара внеземной железякой на темени у Евсеича вскочила огромная шишка, и развилась способность читать чужие мысли. Одновременно у него открылся третий глаз.

После стычки с председателем Евсеич спустился с крыльца сельсовета, закурил папиросу и с улыбкой вспомнил, как он впервые прочитал мысли. Произошло это через несколько дней после медитации в камышах. Евсеич спешил тогда к Сычихе, чтобы сменять украденную им в чьем-то огороде морковь на стакан первача, как вдруг встретил пастуха Степана. Степан был шибко навеселе. Он шел по улице, выписывая синусоиду, и пел «Коко джамбо». Евсеич хотел было прошмыгнуть мимо, как вдруг в голове у него зазвучали какие-то слова. Прислушавшись, он довольно быстро понял, что это вовсе не слова, а мысли Степана. Мыслей было всего две: «Въ@бать бы кому!» и «Вы@бать бы кого!». Решив, что негоже в пожилом возрасте быть въ@банным, а тем паче вы@банным, Евсеич ушел от опасности зарослями крапивы.

С тех пор он часто развлекался тем, что подслушивал мысли односельчан. Мысли были разные. От некоторых Евсеича брала оторопь, как, например, от фантазий Сычихи, которая частенько подумывала о половых излишествах с бугаем Вандамом, бившим землю копытом на выпасе. Другие мысли были попроще: Ада мечтала о скорой смерти тетки, чтобы переехать в ее домик и получить в наследство самогонный бизнес; Михалыч вожделел Нюшку, рисуя в воображении довольно похабные картинки близости с нею на конторском столе; председатель страстно желал купить «УАЗ-Патриот»; Маланья думала о царствии небесном, куда ее унесет ангел после мученической смерти от нунчак благоверного; продавщица Валька хотела выйти замуж за командировочного и переехать в столицу. Короче говоря, мысли у всех были жизненные, без особых причуд.

Непременным условием успешного чтения чужих мыслей являлось то, чтобы человек, чьи мысли Евсеич читает, был слегка пьян. Мысли непьющих чтению не поддавались. Рассудив трезво, Евсеич решил подпоить подозрительных гостей и вывести их на чистую воду.

Тем временем пришельцы шастали по селу, смотрели в какие-то приборы на треногах, угощали председателя сигаретами с верблюдом на пачке, одним словом, маскировались. Евсеич попытался вызнать у всезнающего Михалыча, за каким таким лядом странные чужеземцы пожаловали в Херосиново. Поначалу Михалыч отказывался открыть правду, прозрачно намекая на вечногорящие трубы. Получив желаемое, он стал более разговорчивым и сообщил Евсеичу, что это никакие не пришельцы, а представители строительной фирмы из областного города, и приехали они в Херосиново потому, что через их село совсем скоро пройдет скоростная автомагистраль.

Евсеич нутром чуял подвох. Нужно было срочно открывать односельчанам глаза на ужасную правду. Однако сделать это было нелегко: лжестроители успели разнести по селу весть о том, что все, чьи дома будут снесены во время строительства, получат квартиры в городе.

Евсеич не хотел переезжать в город, уж очень ему нравилось пасторальное житье на лоне природы. Решив положить жизнь на алтарь защиты экологии, ближайшей же безлунной ночью он выкопал на собственном огороде всю репу, сложил ее в мешок и поковылял к дому Сычихи. Постучавшись в дверь, Евсеич прикрыл голову мешком и умоляющим голосом произнес:

Сакуры запах пьянит
Учтивую гейшу
Сакэ - для мужчин

В нескольких энергичных словах выразив свое мнение по поводу ночного визита, Сычиха все-таки взяла репу в уплату за трехлитровый пузырь первача. Вернувшись домой, Евсеич, укрывшись в сарае, принялся химичить: он очищал самогонку молоком, фильтровал через уголь и марганцовку, выпаривал в собачьей миске, собирал конденсат, бодяжил чаем из смородины и делал еще множество всяких вещей, хорошо знакомых любому настоящему ниндзя. К утру работа была закончена. Достав из погреба старый фанерный чемодан, оставшийся со времен миноносца «Застенчивый», Евсеич вытащил из него красивую бутылку с яркой этикеткой, бережно вытер ее от пыли рукавом рубахи и осторожно перелил в нее жидкость густого чайного цвета, полученную им в результате ночной алхимии.

Полюбовавшись результатом, Евсеич отправился в сельсовет, пряча под полой свое тайное алкогольное оружие. Председатель был несказанно удивлен, увидав Евсеича трезвым в такую рань. Еще больше он удивился, когда Евсеич извлек из-под полы бутылку «Мартеля». «Вот, решил вручить дорогим гостям в честь скорейшего начала строительства!» - заявил Евсеич. Председатель целиком и полностью одобрил этот жест доброй воли, Михалыч тоже не имел возражений, и вся троица зашагала в сторону дома Василиски, где почивали приезжие.

Разбудив растрепанную, но довольную хозяйку, председатель обрисовал ей задачу. К пробуждению гостей все было готово: на столе дымилась картошка, в сковороде шкворчало мясо невинноубиенного поросенка Жорика, пожертвованного Василиской ради благого дела, салаты наполняли воздух чарующими ароматами. Посреди стола, пуская солнечных зайчиков, сверкала гранями бутылка «Мартеля».

Гости были ошарашены. Однако закуска выглядела весьма аппетитно, раскупоренный «Мартель» издавал божественный запах, напоминающий о виноградниках солнечного юга Франции, и судьба пришельцев была решена.

Псевдо-«Мартель» оказался страшнее динамита. После первых трех стопок даже у Евсеича зашумело в ушах. Гости же, после многократного лобызания с председателем, дружно зарыдали и вместе с ним попадали холеными ряшками в остатки салатов.

Евсеич растерялся - читать мысли спящих у него не получалось. В растерянности он единым махом допил остатки «коньяка» прямо из горлышка. Видимо, его третий глаз нуждался именно в таком допинге: зрение Евсеича вдруг стало рентгеновским. Он посмотрел на храпящих за столом чужаков и увидел их насквозь. Увиденное потрясло Евсеича сильнее самой забористой самогонки – в головах у пришельцев не было мозгов. В их черепных коробках не было вообще ничего, кроме маленьких ящерок, плавающих в прозрачной жидкости.

Подтвердились самые худшие подозрения. Надо было действовать, покуда рентген не сломался, а гости не проснулись. Растолкав сонно мычащего Михалыча, Евсеич попытался было раскрыть ему глаза на зловещую сущность пришельцев, но из-за полной невменяемости бухгалтера попытка не увенчалась успехом. Пришлось брать ответственность на себя.

Чудовищным усилием воли поднявшись на ноги, Евсеич, держась за стены, побрел во двор по качающемуся, словно палуба миноносца «Застенчивый», полу. Свежий воздух немного привел его в чувство, Евсеичу увидел прислоненный к забору колун для дров. С орудием убийства наперевес он вернулся в наполненный ядовитыми испарениями дом. Гости раскатисто храпели, третий глаз Евсеича видел, как плещутся ящерки их в пустых головах. Из последних сил прохрипев «Банзай, оригате тебя за ногу!», Евсеич размахнулся и что есть силы треснул ближайшего к нему пришельца колуном по черепу.

Колун отскочил от титанового сплава, из которого были сделаны скелеты лжестроителей, и сочно чпокнул Евсеича обухом по лбу. Евсеич испортил воздух, закрыл глаза и тихо умер. Последней мыслью его было сожаление о том, что он, славный ниндзя, так и не смог предотвратить нашествия на Землю коварных инопланетян.

Дорогу через Херосиново так и не построили. Проснувшиеся пришельцы первым делом попросили у полусонного председателя похмелиться. Василиска тут же стартанула к Сычихе. Похмелялись до самого вечера, попутно зажарив и съев валькиного поросенка Ельцина, имевшего неосторожность забрести во двор. Вечером к пьянке присоединился пастух Степан; далеко за полночь пирующие растолкали мирно храпевших в амбаре студентов-зомби и оправились на них верхом на реку, купаться голыми. Оргия длилась две недели, до полного истребление основного и оборотного капиталов села Херосиново. Капитал был истреблен начисто – две трети сельской живности превратилась в обглоданные кости, Сычиха, прихватив Аду и Стасика, заперлась в погребе и не подавала признаков жизни, джип пришельцев ушлый Михалыч сменял на самогон в соседней деревне, даже «газик» председателя остался без стекол, бензина и колес.

Тело Евсеича на второй день пьянки унесла домой скорбная Маланья. Втащив усопшего супруга в хату, она принялась копать могилу возле нужника, и очень удивилась, когда кто-то похлопал ее сзади по плечу. Маланья обернулась и увидела сонно зевающего Евсеича. После этого с ней случился удар, и светлый ангел на небесном экспрессе без проволочек доставил ее душу в царствие небесное. Бренная земная оболочка Маланьи рухнула в свежевырытую яму. Присыпав труп супружницы землей, Евсеич горько вздохнул, сплюнул себе под ноги и скорбно произнес:

Пепел моей папиросы
Рассвета серей и печальней
Посыплю главу им…

После чего резво засеменил к дому Василиски, где только-только набирало обороты разнузданное гульбище. Рентгеновское зрение Евсеича никуда не делось. Приглядевшись, он рассмотрел, что ящерки в черепах пришельцев, не сумев справиться с неимоверным количеством потребленного их телами алкоголя, плавают кверху брюхом в изрядно помутневшей жидкости и не подают признаков жизни.

Когда запой закончился, были подсчитаны убытки и залечены полученные в процессе веселья увечья, Евсеич, председатель и бухгалтер Михалыч, посовещавшись, решили хранить тайну до гробовой доски. Пришельцев, оставшихся без хозяев, определили в бригаду скотников, где они и трудились исправно от зари до зари, чтобы под вечер вернуться к Василиске, донельзя счастливой жизнью с тремя мужиками сразу.

Вот такой вот он был матерый старик, этот самый Евсеич, и ежели доведется ему прожить еще лет десять, с ним наверняка приключится очередная невероятная история. Пока же село Херосиново может спать спокойно.