Раннее развитие – миф, мода или необходимость? Действительно ли ребенок нуждается в раннем развитии и что может быть этим развитием лично для вашего ребенка?

– Просто способ зарабатывания денег, вот и все. Фантазия, что мы должны становиться такими, как кому-то представляется, она же странная сама по себе. И про раннее развитие: оно идет рука об руку с представлением или обманом, может быть, что человек сам, будучи в открытой, нормальной, интересной среде, не наберет самостоятельно то, что должен. Наберет совершенно точно, куда он денется.

– В студии раннего развития ты не веришь?

– Я верю, что есть замечательные учителя и преподаватели. Смотря, опять-таки, что имеется в виду. Есть такой проект «Вместе с мамой», я случайно туда попал в субботу утром. Приходят мамы, папы с детьми, там играет музыка, они под эту музыку тусуются. Очень прикольно. Что же я, против, что ли? Как мы с тобой ходим в клуб, музей, хорошей компанией уезжаем за город, здесь то же самое. Не знаю, насколько это студия раннего развития, это сама жизнь так устроена. Хорошо ли рисовать с детьми? Замечательно. Хорошо ли вышивать вместе? Чудесно. Вместе готовить еду? Просто счастье. Валяться на диване? Тоже очень весело.

– Когда меня спрашивают, куда ты водишь своего ребенка, и я отвечаю, что никуда не вожу, всегда встречаю недоумение: а почему не водишь? И вроде как я должна объяснить, почему же не вожу никуда.

– В том, что ты сейчас сказала, очень значимы глаголы: не «куда твой ребенок ходит», а «куда ты его водишь?» Это и прокладывает жесткую колею, которая упирается в никуда. У дяденек и тетенек просто есть фантазия, куда твой ребенок должен ходить, чтобы развиться. И если их спросить: «А что с ним станет, если он не будет туда ходить?», ответ будет: «Как вы можете об этом говорить? Как вы вообще можете так ставить вопрос?» А ничего не будет. Ребенок же в это время не в безвоздушном пространстве находится: он тусуется с мамой, смотрит вокруг, набирается впечатлений. Которые уж точно не хуже впечатлений в студии раннего развития.

– Такие студии появились массово несколько лет назад. И если ты говоришь, что это маркетинг, то он нашел отклик в сердцах очень большой. Почему?

– Родителей поймать очень легко. Есть родительская тревожность у любого родителя, это вещь объективная. Мы волнуемся, что чего-то не додадим, что что-то сделаем не так. Произвести на этот счет манипуляцию с любым из нас довольно просто. Делают это все, кому не лень, помимо частных предпринимателей, государство тоже любит с этой темой поработать.

– Как?

– Нормы, при которых, приходя в первый класс, нужно уметь читать. Это же удивительная история, что это вообще такое. А школа зачем тогда нужна? Пика это достигает в ненавистной мною системе профориентации: когда человек в 14-15 лет должен знать, кем он будет. Мне кажется, человек в этом возрасте не должен знать, кем он будет, и наоборот, правильно, если он не знает и проверяет все, что его интересует и цепляет.

Однако с точки зрения государства и управления очень удобно, если мы в 14 лет знаем, кем мы будем. И они заодно тоже это знают. Наши родители, наши бабушки ведь очень гордились тем, что в их трудовой книжке всего одна запись. Подумай только: одна запись в жизни. Человек вообще ничего не попробовал, ты понимаешь? Человечность ведь наша как раз и проявляется в том, чтобы пробовать новое, менять все время разные вещи.

 — Разве я не могу передумать?

— А способы манипулирования и управления бывают разные. Например, мы говорим ребенку: «Если ты что-то сказал, ты должен так сделать». Да? А разве я не могу передумать? Разве моя человечность не в том проявляется, что я что-то сказал, потом взвесил и понял, что ошибся. Дальше инструментарий, как я это делаю, чтобы человека не подвести, не нарушить что-то, но тем не менее. Это инструмент, а моя человечность проявляется в том, что я что-то меняю.

«Он занимается музыкой, а теперь хочет бросить. А мы ему говорим, что надо доходить».

– Музыкальную школу.

– Да даже просто кружок в четыре года. И это еще можно сдобрить такой приправой: «Ты же сам хотел!» или «Мы же договорились!» Это же стопроцентная манипуляция: договора не было, он ничего не хотел, он просто очень хорошо относится к маме, и она его обманула, воспользовалась тем, что она для него – очень важный человек, а он ей поверил, дурачок.

– А маме-то почему так важно закончить? Ее саму так научили?

– Совершенно верно. Мама в этот момент сама манипулируема, мы сказали уже, как. Она не останавливается и не задумывается о том, как это прекрасно, если человек в четыре, пять лет попробовал немножко, что такое флейта, потом попробовал немножко, что такое театр, изо, шахматы. Это же здорово.

– Ты опередил мой вопрос. Когда предлагаешь много разного, и человек себя в этом ищет. Тут всегда есть опасность: у тебя сначала получается, а потом, встретив первую же трудность, ты дальше не шагаешь.

– Это правда. Но в реальности же есть преподаватель, и это как раз его задача: как сделать так, чтобы эту трудность стало возможным и интересным преодолеть. Это человек, который силы дает, пути представляет. А если преподаватель сидит и повторяет одно и то же про то, что если встречаются трудности, их надо преодолевать, чем он помогает? Все в порядке с трудностями. Это ведь тоже особенности нашего языка: одно дело – говорить о том, что сейчас тебе будет трудно. Другое дело – сказать, что ты сейчас сделаешь следующий шаг. Совсем разные вещи.

Здорово, когда у человека есть опыт что-то начать, а потом оставить это, передумать. Нужно ли в этот момент, чтобы человек 4-5 лет умел объяснить, что к чему? И да, и нет. Я имею право какие-то вещи оставлять без объяснения. А мама эта бедная, или папа, которые говорят, что нужно обязательно доводить все вещи до конца, они же находятся в этой парадигме, заведенной когда-то.

Если задуматься, что такое детскость? Детскость – это шуметь, это бросать, заниматься десятью делами сразу и получать от этого удовольствие, а вовсе не то, когда сидят маленькие мудрые старички, в три года начавшие заниматься рисованием, и теперь у них всю жизнь только рисование.

– Тогда сам этот глагол «развивать», как внешнее действие со стороны родителей, по-твоему, вообще нужен? Или ребенок сам сообразит, что ему делать и как развиваться?

– Кто я, чтобы бороться с глаголами. Я бесконечно привожу один и тот же пример, про чтение. Как сделать так, чтобы дети читали? Есть очень простой способ, а заодно и глагол «развивать» в кавычках. Читать. Это все. Если я нахожусь в пространстве, где мама и папа читают, я так или иначе буду читать. Я ведь все впитываю в этом возрасте, как губка. К тому же я чувствую себя частью семьи, частью семейной культуры, ее носителем.

Теперь, если мое развитие ребенка состоит в том, что я прихожу домой с работы, плюхаюсь на диван, включаю телевизор и говорю: «Иди-ка займись чем-нибудь полезным, почитай», это такого уровня самообман, что я его развиваю!

Я, наоборот, притормаживаю его развитие, я его приучаю, что чтение – тяжкий, неприятный труд, в определенном смысле наказание, я ведь наказываю тебя необщением со мной. Еще и твержу мантру о том, что все люди должны читать. Это же разрушение.

Если я хочу, чтобы он читал, я беру бумажную книжку с полки и перелистываю любимые страницы Куприна, Тургенева, кого угодно. Если вы не читаете, он в этот момент будет развиваться иначе, рядом с вами, но все равно будет.

Я совсем не понимаю, как это: взять и насильно «развить». Зато если перевернуть этот глагол, то «развиваться» он будет все равно.

Развивайте себя, жить нужно весело

– То есть родителю нужно, с одной стороны, не мешать, с другой, предоставить возможности для развития? Я правильно услышала? Или родителю нужно самому развиваться?

– Вот, молодец. Родителю нужно осознавать собственный интерес и радостно заниматься тем, что ему нравится. Это лучший пример, который можно показать человеку. В переходном возрасте, когда я интересовался любой литературой про любовь, отношения и так далее, я запомнил у Мопассана оборот: «Его зажгла чужая страсть». Ребенка зажжет чужая страсть, гарантированно.

Если мама самозабвенно жарит котлеты и шьет, а папа самозабвенно жарит рыбу, хотя нет, давай не будем по гендерному признаку разделять. Если папа самозабвенно жарит котлеты и вышивает, а мама ловит рыбу, я точно зажгусь. А если и не зажгусь, то получу подтверждение тому, что здорово заниматься тем, что приносит радость, что двигает меня вперед.

Нужно ли развивать ребенка? Нет, не нужно. Ответ звучит банально: «развивайте себя», но так и есть. Жить нужно весело. Жить нужно так, чтобы понимать, что ты делаешь сейчас.

– Тогда другая крайность: родители решили предоставить все возможности для выбора и самоопределения и окончательно затаскали ребенка по кружкам и студиям. Как им понять, что они увлеклись предоставлением возможностей?

– Родители все равно не могут предоставить все возможности. Здорово, если у них получится показать, какая жизнь интересная, подглядеть, как здесь танцуют, а там занимаются робототехникой. В этот момент им надо быть достаточно чуткими для того, чтобы дать ему право заинтересоваться. Если я таскаю его везде, тыкаю его везде, он точно не успевает понять и заинтересоваться. Не надо этого делать. Наша роль не в этом: открывать поле – да, конечно, насильно засовывать человека в самые разные рамки – нет.

Есть еще такой возрастно-психологический аспект: когда мне 4-5 лет, у меня постоянно меняются центры внимания, я должен успеть зацепиться. Мы же разные. Сколько у нас, у взрослых, есть фильмов, в которые мы въезжаем на 23-й минуте? А если меня на 14-й отвлекли, потому что хотели развить, то я уже не зацепился, уже этот фильм не оценил. И про книжки так же, и про еду, и про танцы.

– Ты же знаешь наверняка книгу «После трех уже поздно», пугающую многих родителей тем, что они опоздали. Есть, на твой взгляд, возрастные точки, после которых действительно бывает поздно чему-то учиться? Часто, например, говорят, что вот 3-4 года – такой возраст, когда ребенок впитывает все, как губка, и надо скорее учить с ним иностранные языки.

– С иностранными языками, по моему опыту, кстати, все ровно наоборот. В XIX веке жила великая женщина, Аделаида Семеновна Симонович, на мой взгляд, совершенно не оцененный первооткрыватель. Она основала первые детские сады в нашей стране, по большому счету, придумала всю систему. У нее была интересная статья, «Плохая бонна, или Обрусение детской». Когда у родителей начинается обсессия на тему иностранных языков, я обычно привожу им в пример эту статью. Симонович пишет, что не надо волноваться.

Когда человек станет постарше, в возрасте 6-7 лет, он спокойно возьмет второй язык, когда будет понимать, зачем он ему нужен, будет слышать, что так разговаривают другие люди. Правда ли, что учить другой язык правильнее в 8, а не в 45? Да. Но вот какой важный момент: сегодня ребенок, в принципе, не останется без иностранного языка. Он слушает музыку, смотрит киношки, он наконец начинает переписываться с людьми из других стран. Нужно очень, очень плохого учителя найти, чтобы помешать ребенку в этом.

Это про языки. А есть ли другие вещи, которым поздно начинать учиться?  Когда я занимался музыкой, у моей учительницы самому старшему ученику было 54 года, а пришел он к ней в 52. Он просто понял, что всю жизнь хотел заниматься музыкой, и сейчас пришло время. Нет, мне кажется, это тоже такой обман: мы всегда можем начать заниматься тем, чем хотим. Этот обман тоже подкрепляется некоторой педагогической традицией.

Когда великовозрастная девица или юноша говорит родителям: «Ну что же вы меня не заставляли в детстве музыкой заниматься?», это двойной обман.

Потому что если ты очень хочешь заниматься музыкой, иди и занимайся. А если ты представляешь себя настолько безвольным существом, что не в состоянии взять себя в руки сейчас, это очень странное представление о жизни. Я – человек играющий, легче научиться играть в 8, 9, 10? Да.

У меня есть такой приемчик, сейчас его сдам. Когда я выступаю в зале, часто прошу поднять руки тех, кто ходил в детстве заниматься музыкой. Руки поднимают, как ты понимаешь, в России две трети интеллигентного зала. После вопроса: «Кто сейчас может подойти к инструменту и что-то наиграть?», остается 2-3 руки. А что же с остальными-то произошло? Что с ними в детстве творилось? Может, они в это время могли в хоккей играть самозабвенно? Змея запускать воздушного? Рисовать? Сработала какая-то амбиция родительская в этот момент.

Почему их посылают играть? Это то самое развитие! Вот, кстати, не недавно они появились, эти студии раннего развития, они были и в Советском Союзе, только выбор был меньше. «Мы развиваем ребенка, ему надо играть!» Да ладно! Те единицы, действительно талантливые в этом, кому на роду написано играть, мы их заметим, они проявят себя непременно.

Выключайте телевизор, откладывайте бутерброд и идите к своему ребенку

– Ребенок может бесполезно тратить свое время? Есть такое понятие – бесполезная трата времени?

– Да ладно тебе, ответ очевидный.

– А планшеты, компьютерные игры? Если говорить о детях помладше, то ситуация, когда ребенок сидит дома и собирает условную пирамидку, а мама его выдергивает, чтобы отвести на развивающее занятие.

– Это разные вещи, планшет и пирамидка. Если человек сидит дома и играет с утра до ночи на планшете, надо бы понять, что они такого с тобой сделали, что тебе настолько не хочется быть с ними. Хорошо это или плохо, я сейчас говорить не буду, это отдельная тема. Но это точно мы его выпихнули в виртуальный мир. Но в этом виртуальном мире он тоже хоть что-то получает, тоже развивается.

Фанат ли я подобного развития? Нет, я не фанат, но я понимаю, что нет ни одного исследования, которое подтверждает, что планшеты пагубно влияют на ребенка. Если в этот момент родитель, который сам же и подсадил его на этот планшет, теперь силой пытается его оттуда оттащить, чтобы он пошел «поразвивался», возникает вопрос: «Зачем?» Если он уже что-то делает, зачем его переключать? Если вы хотите побыть с ним, продемонстрировать ему, как интересно вы живете, ура. Более того, если вы действительно начнете интересно жить, он непременно к вам подключится. Хотя имеет право этого и не делать.

А все, что касается пирамидки, это же иллюзия, навязанная извне, галлюцинация: нам все время кажется, что вот сейчас, через 10 минут, начнется самое интересное, сейчас, сейчас, я доеду до студии, и начнется.

Человек в три года в большинстве случаев еще не подсаженный на эту странную идею подготовки к жизни вместо самой жизни. Так, может, и не надо?

Развивалка ведь так и устроена: подготовка к чему-то грядущему. Когда наступает грядущее, оно оказывается подготовкой к чему-то следующему.

Раннее развитие, как подготовка к детскому саду, детский сад – подготовка к школе, школа – подготовка к университету, университет – подготовка ко взрослой жизни, а жизнь – подготовка к смерти.

Очень круто, если он собирает пирамидку. Это дает ему право на себя, он это не осознает, а выучивает автоматически: я могу идти за собственным интересом, я могу быть в моменте, я могу к своему действию относиться с уважением. Целый комплекс.

– Последний вопрос. Родители прочитали наш текст, поняли, что водить насильно больше не хотят, бездумно развивать тоже. Но они ведь долго могли жить в этой парадигме, из нее так просто не вынырнешь. Можешь подсказать контрольные вопросы, которые мамы и папы могут задавать себе, чтобы их снова не начало заносить?

– Главный вопрос всегда: «Зачем». Вот мы сейчас бежим в развивалку, уже опаздываем, и вдруг ребенок, с которым мы бежим, давай пусть ему будет 4 года, видит порхающую бабочку. Он, конечно, останавливается. На автомате большинство из нас эту инерцию продолжит: «Ты что, побежали скорее!» Если я в этот момент задам себе вопрос: «Зачем?», все сразу встает на свои места. Если мы бежим и опаздываем на развитие, то вот же оно происходит сейчас.

Следующий вопрос: «Чему я его сейчас учу?» Родитель же любит про это поговорить: как научить тому, как научить этому? Чему я его учу, когда прошу его прервать то, чем он занят, и побежать и предаться тому, что кажется важным мне. Чему я его учу? Предавать себя, подчиняться чужой воле, тот, кто сильный, тот и прав. Вот чему я его учу.

На этот вопрос надо ответить честно. В тот момент, когда я тащу его за руку на встречу, я не учу его не опаздывать. Это очень важный момент. Нельзя таким образом научиться не опаздывать, у него совсем другая картинка сейчас в голове, он все видит не так, как видите вы. Я не учу его опаздывать, я учу его тупо подчиняться, я учу его бездумно выполнять действия. Я учу, что есть какие-то неведомые важные дела, которые гораздо важнее того, что хочет сейчас он, и которые он почему-то должен выполнять. Я делаю из него маленького исполнителя воли сильного. То есть делаю, в общем-то, ровно противоположное тому, что хочет каждый родитель.

И последний вопрос: «Что я сейчас делаю?» Что я делаю в тот момент, когда лежу на диване и отсылаю его почитать. Пытаюсь отвязаться от него? Ответьте себе правду. А дальше либо честно отвязывайтесь, только другим способом: дайте ему заниматься тем, чего хочет он. Либо ужаснитесь этому: «Вау, неужели это действительно то, чего я хочу?», – и выключайте телевизор, откладывайте бутерброд и идите к своему ребенку.

Интервью Анастасии Дмитриевой с Дмитрием Зицером