13:52 Табу архаики vs «москалики» |
Поэзия Тараса Шевченко позволяет понять истоки многих украинских фобий «Кобзарь» открывается «Причинной». Речь идёт о девушке, которая ожидает возлюбленного и обращается за помощью к ворожее. Та завораживает, заговаривает её так, что девушка повреждается рассудком и становится невменяемой. Для такого случая, когда душевное расстройство обусловлено колдовством, на украинском языке есть специальное слово: «причинной» называется женщина, воля и поведение которой находятся под влиянием посторонней силы (например, под гипнозом). Сам факт наличия в языке такого слова о многом говорит – в русском языке данный концепт одним словом не назван, приходится использовать несколько слов. Тут ни помешанная, ни блаженная, ни заколдованная, ни подходят, ближе всего по смыслу «порченная» и недавно появившееся слово «зомбированная». Симптоматично, что первое слово в Кобзаре по смыслу связано с порчей и зомбированием. Заметим, что зомбирование – необходимый этап для процедуры жертвоприношения. История «Причинной» завершается двойной смертью: не дождавшись юноши, девушка гибнет, а юноша кончает самоубийством, обнаружив на берегу мёртвую возлюбленную. Мы не знаем, какие цели преследовала ворожея, в чём смысл данного двойного жертвоприношения. Существуют отголоски преданий о том, что прекрасных юношей и девушек приносили в жертву богам, причём жертвоприношения были добровольными и сопровождались путешествиями молодых людей (они проходили таким образом посвящение). Любопытно, что сам Шевченко к священнослужителями относился настороженно: «пришли попы с хоругвями» - эта строчка говорит о попах как о ком-то чужом, постороннем. А что у него видится как своё? Две могилы в жите, деревья над могилами, кукушка и соловей, что прилетели на «ялину и калину» и русалки, что выходят по ночам «с Днепра греться». За «Причинной» в «Кобзаре» следуют стихи, называемые «Думки». Думки – это мысли, и эти мысли полны плача, они неразрывно связаны с чувством тоски и печали, сетованием на свою судьбу (долю). Не дал Бог доли: дал красоту, но не дал удачи, богатства и счастья – излюбленная мысль Шевченко. Мотивы здесь, причины для тоски могут различаться: расставание с Родиной, с любимыми, странствие, смена «своего» на «чужое» в поисках счастья… Но одинаков конец: неудача, разочарование, смерть. Плач казака подхватывает девушка, потом жалуется на жизнь, стонет сирота, потом брошенная молодица. Этот бесконечный плач имеет в литературе давнюю традицию, которая тянется, по меньшей мере, с вавилонского обвинения Бога – теодицеи. Шевченко свидетельствует: нет в жизни счастья, нет доли. Красота не помогает, а только усугубляет страдания, накаляет страсти, служит поводом для несчастий. Полюбили тебя за красоту и бросили, наигравшись… Боги ли, богатые и властные люди – все ведут себя предательски в этом безблагодатном мире. 22 апреля 1838 года Шевченко стал свободным человеком – и в знак благодарности посвятил Жуковскому поэму «Катерина». Поэма начинается так: Кохайтеся, чорнобривi, Та не з москалями, Бо москалi – чужi люде, Роблять лихо з вами. «Москали» - главным образом служивые, русские люди, попадающие на Украину не по своей воле – по командам из Москвы (москалем становится и селянин, служащий в царской армии). Деление на «своих и чужих» - одна из главных тем Шевченко. Чужими могут быть не только москали: во-первых, все незнакомые; во-вторых, знакомые, но не родные (односельчане); и, в-третьих, те родные, которые отталкивают вместо того, чтобы помочь. Этот третий тип «чужих» - самый опасный: мать с отцом выгоняют юную дочь из хаты, их жестокость обусловлена жёсткостью патриархальной морали. Не только сама молодица, потерявшая целомудрие, но и вся её семья становятся изгоями. Односельчане, следующие традиционной морали, превращаются в лютых врагов, и молодую женщину ожидает страшное возмездие. Нет речи о христианском прощении и милости, о любви к ближним своим – в мире Шевченко торжествует жестокость и языческий закон мести. Контакт с «чужим» (москалём) ведёт к отчуждению односельчан и родных: после рождения ребёнка, который становится живым свидетельством греха, чужим становится весь мир. Надежды на помощь прежде милого москаля оказываются напрасными. Главная героиня поэмы оказывается преданной дважды, она теряет опору, «зависает» между двумя мирами: селянами и москалями – и кончает жизнь самоубийством, бросая ребёнка на дороге. Мы имеем дело с запретом, табу, типичным для первобытного коллектива. Шевченко взялся за задачу художественно доказать необходимость этого табу на новом этапе развития общества – в середине ХIХ века. Его консерватизм имеет основания не столько политические или идейные, сколько мировоззренческие, они основаны на глубокой архаике. Шевченко ведёт свою родословную из традиционного общества, которое оказывается в ХIХ веке настолько несовременным, что вызывает слом сознания, неадекватность реакций. Отсюда его чистосердечное непонимание ситуации, святая невинность: он посвящает русскому аристократу поэму, в которой можно увидеть антирусскую направленность. А можно и не увидеть, если представить, что Шевченко писал из такой глубины веков, думал в таких понятиях, в которых проблема «русский – украинец» не ставится: есть проблема «свой – чужой», «воля – неволя»… Поэма «Слепая» написана Шевченко на русском языке – словно специально с той целью, чтобы показать русским их роль в судьбе Украины. Здесь опять действует главный отрицательный герой поэта – злой москаль. Но «степень» его зла доведена до демонического, инфернального предела – если в поэме «Катерина» москаль «згвалтував» (обесчестил) девушку и затем исчез из её жизни, то здесь он возвращается вновь через шестнадцать лет – чтобы так же точно поступить с дочерью. Тот факт, что девушка является и его дочерью, не останавливает «клятого москаля» - перед нами уже не просто гусар-гуляка, а извращенец, изувер. Что касается подобных извращений, их немало в Библии, где цари живут со своими дочерьми. Есть свидетельства о том, что в иных древних культурах, среди элиты – царей-жрецов, такая практика была скорее нормой, чем исключением. В поэме «Слепая» мы имеем дело с чем-то похожим: москаль, «дидыч» является хозяином поместья. В народе, в русле христианства связь между отцом и дочерью является не просто постыдной – но и преступной, кощунственной: существует табу, запрет на сексуальные отношения среди близкой родни. Мать и сын, отец и дочь связаны любовью иного рода и перевод их отношений с плоскость секса – святотатство. Заметим, что именно такие извращения сейчас бурно обсуждаются на Западе (есть особый термин abuse таких отношений). Москали у Шевченко овладевают дивчинами не путём насилия, а по согласию, через соблазн. И москаль-военный в «Катерина» и москаль-помещик в «Слепой» берут дивчин ласками, по любви. Катерина мечтала о том, чтобы стать панной, поехать в Москальщину, красиво приодеться. Героиня поэмы «Слепая», до поры своих несчастий была обласкана молодым помещиком и одета им в дорогие одежды. Пытается соблазнить дидыч и свою дочь – но это ему не удаётся, дочь убивает отца и поджигает поместье. Соблазнение не удаётся: сердце девушки принадлежит молодому казаку, гайдамаку, атаману бунтовщиков. В конце поэмы дочь слепой оказывается явно не в себе: она танцует, поёт в пламени пожара и в довершении всего бросается в огонь. Отношения отца и дочери непросты: здесь происходит двойное жертвоприношение. Такими жертвоприношениями полна поэзия Шевченко. Обычно в жертву приносится любовная пара, здесь же речь идёт о паре отец – дочь и можно предположить мотив любви-ненависти. Если рассматривать написанную по-русски поэму Шевченко как модель отношения Московии (русской власти) с Украиной, то и Россию, и Украину не ждёт ничего хорошего. По Шевченко, отношения развиваются так: власть в лице дидыча овладевает Украиной (сельской красавицей) путём соблазна – и бросает на произвол судьбы. Когда вырастает дочь – совместное дитя дидыча и селянки (русской власти и украинского общества), русская власть вновь является и предъявляет претензии, пытаясь овладеть своей дочерью. Ситуация парадоксальна: русский пан отказывается от естественной, родственной связи со своей дочерью и пытается соблазнить её. Эдакий вечный искуситель, Змей Горнынович и Кащей Бессмертный в одном лице. Вот вам и отношения России с Украиной. Налицо единство генетическое, которое обеспечивается соединением оплодотворяющего русского духа с живородящей украинской почвой. Но дух русский по Шевченко не имеет памяти и не почитает родства. Он готов овладевать Украиной вновь и вновь, соблазняя её, подчиняя себе и вновь бросая. Русский не признаёт родства, не признаёт ответственности за Украину как за дитя своё. Но хочет овладеть ею, соблазнившись её красотой и соблазняя своим статусом и богатством. Никакого выхода из этого круга Шевченко не показывает, не видит, и даже намёка не даёт. Он придаёт своей поэме звучность пушкинского стиха, стилизуя её, сверяя по высшему русскому литературному стилю – тут уже есть и Жуковский, и Гоголь. Любовь-ненависть, родовая травма, убийство детей как крайняя степень драмы отцов и детей – фирменный стиль Гоголя. Как не крути, Киевская Русь – общее достояние России и Украины. Шевченко предлагает свою историю родства, в которой Украина является субъектом страдательным: она осиротела (лишилась отца – Киева), потом подверглась русскому соблазну, который явился уже как дух чужеродный, со стороны породнилась с ним – и ослепла, будучи наказана свыше за такой грех. Родство с москалями порождает у украинцев пустые надежды, самими же москалями оно не ценится, ничего для них не значит. Неутомимый русский дух вновь соблазняет дочерей Украины и уничтожает её сыновей, не считая их своими родными, а считая подданными. Эти концепты Шевченко не только впаял в национальное сознание украинцев, в поэме, написанной по-русски, он дал возможность русским возможность посмотреть на себя со стороны. Обманщики, соблазнители, хищники – вот кем оказываются москали! Правда, дело не столько в русскости, сколько в общей лжи городской культуры, в противостоянии её культуре сельской, которая так доверчиво стремится к городу, открывается ему, любит его. Дело в разнице господ и простых крестьян, в крепостничестве. Все эти разницы, все противостояния пытается преодолеть любовь – и не может. Культура, как её видит Шевченко, глубоко архаична. Это по сути дохристианская, языческая культура. Если слепая мать пытается найти себя в христианстве, то дочь на призыв матери «Перекрестись» отвечает: Я крестилась, Я горько плакала, молилась, Но Бог отверг мои кресты, Мои сердечные молитвы. Да, он отверг. А помнишь ты? Нет, ты не помнишь, ты забыла. А я так помню: ты учила Меня, малютку, кровь сосать Да О т ч е н а ш ещё читать. Поэма пронизана фольклорными мотивами: москаль держит Оксану в неволе, как змий – похититель и соблазнитель девушек. Он утащил девушку в своё гнездо – поместье и после неоднократных попыток соблазнить её и взять добром, в конце концов, насилует. За что и гибнет. Всмотримся в мифологический корень свидетельства Шевченко: «нема доли», отнесёмся к нему внимательно. Доля – это судьба, доля даруется людям языческими богами. Счастье – это часть той благодати, которая проливается богами на людей свыше, из «небесной бадьи». Речь идёт ни много ни мало – о картине мира. Люди, жившие в приднепровских степях две-три тысячи лет назад, представляли, что в мире существует круговорот благодати. Боги даруют каждому человеку свою долю благодати, но чтобы поток благодати на земле был неиссякаем, на земле надо её собирать и поднимать к богам в небесной бадье. Это функция жрецов, именно они своими действиями способствуют заполнению бадьи, своими молитвами поднимают её к небесам. Не старается ли Шевченко инстинктивно возобновить те процедуры принесения в жертву людей, которые нам известны по реконструкциям древних обрядов? (Описаны они в книгах киевского археолога Юрия Шилова). Жертвы, принесённые даже на бумаге, могут возыметь действие – и боги будут удовлетворены, небесная бадья наполнится благодатью, поднимется к ним – и прольётся сверху на людей. Шевченко требует принести в жертву врагов не на бумаге, а в действительности – он пишет в своём программном стихотворении «Заповит»: «вставайте, порвите кандалы и окропите волю злой вражеской кровью». В «Заповите» Шевченко утверждает, что для него нет Бога, пока Днепр не понесёт вражескую кровь в море. Странное для христианина утверждение. Зато с точки зрения язычника всё логично: бог не действует, пока ему не принесены жертвы. Есть тот бог, который даёт благодать (долю, счастье, удачу, судьбу). Тот бог, который её не даёт – не существует. Чистый прагматизм, народная мудрость. Бог должен работать неукоснительно, как солнце, плодоносить, как пашня, в которую бросают по весне семена. Конечно, можно представить, что всё это Шевченко заявил «ради красного словца» - однако вполне серьёзно это стихотворение учат наизусть дети в каждой украинской школе. И на совести учителей лежит интерпретация - кто же тот враг, чьей кровью надо «окропить волю». Во времена советской власти за Шевченко закрепили ярлык певца классовой борьбы. Ныне за ним хотят закрепить ярлык певца национально-освободительной борьбы. Вернее было бы сказать, что Шевченко выступает вообще против цивилизации, государства, города, - против безблагодатного мира Нового Времени. К концу творчества у Шевченко появляется мотив «дрибных» - мелких душ, эти мелкие душонки и позволяют властвовать над ними царям… Что же касается «высоких могил», то поэт в последнем стихотворении «Кобзаря» вновь возвращается к ним и называет их «могилы-горы». Здесь он приближается к пониманию разницы между великими, великодушными личностями и низкими, малодушными людишками: мелкими зовутся души, когда их измеряют мерой нравственных чувств. В этих могилах-горах покоятся древние жрецы и скифские цари, о чём мы точно знаем сегодня. Сам Шевченко завещал себя похоронить вне кладбищенской ограды, на горе под Каневом. Хотя это завещание рассматривалось священниками как нарушение христианской традиции, оно было выполнено. Отпевание произошло в Киеве, при огромном стечении народа. Ни церковные, ни светские власти не решились нарушить волю покойного, чтобы не всколыхнуть массы поклонников поэта, не дать повода для бунта, к которому он призывал в стихотворении «Заповит». По воспоминаниям современников, в бытность свою в Киеве, ещё до ссылки, Шевченко забавлялся тем, что ходил по трактирам и показывал некий «фокус». Он клал на стол одно зерно и говорил: «это царь». Клал вокруг десяток зёрен: «это знать». А потом сыпал сверху горсть зерна: «а это – мы». Что хотел сказать поэт? Что цари и знать такие же люди – смертные, как и простой люд? Считалось, что власть царя не только опирается на силы и привлекает ресурсы исключительных по своему значению людей – знати, но и освящена свыше. Царская власть считается сакральной, она даётся от Бога. Именно с этим концептом вступил в борьбу Шевченко – на трактирном столе нет ниточек, которые держали бы зёрна сверху, на плоскости нет иерархии. В наибольшей степени феномен Шевченко представляется полезным для анализа мировоззрения той фигуры, которая зовётся лапидарно «мужиком» (или политкорректно «сельским жителем»). Никто, как Шевченко, не выразил в своём творчестве его души. Дело в том, что все великие писатели и поэты России ХIХ века происходили из дворян. Литература была занятием аристократов. Лишь в ХХ веке появились фигуры Есенина и Платонова, которые могут быть отнесены к выходцам из народа. Фигура Шевченко является ключевой для анализа первопричин многих исторических событий. Юрий Нечипоренко. http://svpressa.ru |
|
Всего комментариев: 1 | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
По этой теме смотрите: ВСЕ НОВОСТИ:
АРХИВ САЙТА:
|