Протодиакон Андрей Кураев — человек с множеством дарований и сложным характером. Проповедник, лектор, публицист — он всегда был скорее одиночкой, чем членом команды, но при этом никогда не противопоставлял себя официальным церковным структурам. Напротив, вплоть до недавнего времени он выглядел их пламенным апологетом, пусть неофициальным и даже несколько неформатным.

Помню его участие в одном телешоу в девяностые по поводу принятия новой версии закона о свободе совести, по которой православие наряду с тремя другими вероисповеданиями получало особый статус. Многие тогда волновались: не означает ли этот статус особых привилегий избранным конфессиям? «Мы, — сказал отец диакон, указывая на свой подрясник, — носим средневековые одежды, и точно так же мы являемся носителями средневекового сознания, поэтому нам близка идея о разных статусах и привилегиях для разных групп».

Это всегда был его стилем: провокация, заострение, публичный спор. С кем он только не спорил, от рериховцев до последователей убитого священника Александра Меня.

На его собственном сайте первое, что сказано о нем: «Патриарх Алексий II позволял ему спорить с собой». Вот такая главная церковная награда. Появившаяся еще при жизни Алексия, эта фраза остается там по сей день.

Но то, что затеял отец Андрей в последние дни уходящего года, даже спором не назовешь. Это череда скандальных и обычно анонимных разоблачений православных иерархов, входящих в так называемое голубое лобби. Существование такого лобби никогда не было секретом для всякого, кто хоть немного знаком с внутрицерковной жизнью. Закрытые мужские сообщества вроде монастырей и семинарий располагают к гомосексуальным искушениям, и вполне естественно, что люди со сходными наклонностями друг друга находят и поддерживают и что вообще земная церковь — сообщество не «святых отцов», а кающихся грешников, очень далеких от совершенства.

Но ключевое слово тут — «кающихся».

В кураевских разоблачениях рисуется совершенно иная картина: оказывается, в некоторых местах на поток поставлено совращение молодых ребят, включая несовершеннолетних.

Формальным поводом стала комиссия, разбиравшая жалобы казанских семинаристов: жалобы были признаны справедливыми, главный виновник уволен, а точнее, переведен на такое же теплое местечко в другую епархию, и никакого сора из избы выносить в очередной раз не предполагалось. А вот самого Кураева уволили из Московской академии уже в никуда — за скандальные публикации в блоге, а еще вдруг открылось, что он частенько пропускает свои лекции (не сомневаюсь, что так).

И тут отца Андрея прорвало. Серия выступлений была предельно острой и совершенно неожиданной, особенно со стороны человека, который пять лет назад горячо агитировал за избрание нынешнего патриарха, да и сегодня подчеркивает свою лояльность ему.

Сразу родились конспирологические версии: либо это патриарх готовит кадровую революцию среди епископов, либо, напротив, Кремль замышляет лишить патриарха власти и поставить во главе церкви своего обер-прокурора, как при императорах, — а Кураев выступает тут в роли тарана.

И в самом деле, момент для разоблачений выбран просто убойный: после целого года тяжелой артиллерийской подготовки на тему традиционных ценностей и нетрадиционной ориентации вдруг эта самая ориентация обнаружилась, и в самом неприглядном виде, в церковных верхах.

А может, нет тут никакой хитрой многоходовки, а просто не вынесла душа отца Андрея, да ведь и любой заговор молчания все равно рано или поздно разрешается скандалом? Впрочем, какими бы ни были замыслы участников этой истории, ее исход может оказаться непредсказуемым для самых хитрых ее участников. Так уже не раз выходило в церковной истории: периоды внешнего взлета и показного блеска оборачивались выхолащиванием смысла, а самые жестокие гонения порождали мучеников и исповедников, очищали церковь от чужеродных наслоений и являли миру ее святость — «яко с нами Бог», как недавно пели православные на рождественской службе во всех храмах.

Еще в советские годы человек по имени Сергей Фудель, никому не известный, не занимавший никаких важных церковных должностей, писал о «темном двойнике церкви» — и его слова, по сути, до сих пор не прочитаны и не оценены. Уже в наши дни семинаристы — молодые ребята с искренней верой и чистыми стремлениями — называют такой двойник «системой».

Мол, есть церковь, в которой служат Богу и помогают людям, а есть «система», в которой живут для денег, славы и удовольствий, пользуясь подчиненными как расходным материалом и заранее отпуская себе все грехи.

И одно, к сожалению, слишком тесно переплетено с другим: можно постараться минимизировать свои контакты с системой, добиться максимальной независимости от нее, но не замечать ее можно лишь ценой добровольного самоослепления. А бороться с ней и вовсе немыслимо: сожрут и остатки выплюнут, тому много есть примеров. И внешним об этой системе лучше и вовсе не знать, не то они ее и примут за церковь.

Кто-то из столкнувшихся лоб в лоб с системой приспособился, кто-то разочаровался, кто-то ушел с проклятиями в частную жизнь, в атеизм, в какую-нибудь «истинно-православную» юрисдикцию, состоящую из «родных и знакомых Кролика». А кого-то она особенно и не затронула — и все живут дальше как могут.

Чем бы ни окончился казус Кураева, он уже произвел неотменяемый эффект: оказывается, можно быть целиком и полностью в церкви и за церковь, но при этом вне и против системы, категорично и бескомпромиссно. О ней можно говорить публично и без богохульства, ее нравы можно обсуждать в терминах канонического и уголовного права. Возможно, Кураева постараются привлечь к ответственности за клевету — но ведь пострадавшие и свидетели действительно существуют, и судебное разбирательство с их участием будет куда более скандальным событием, чем публикации в блогах.

Похоже, что носитель средневековых одеяний отец Андрей убедился, что задача вписать средневековое сознание в современное информационное общество сложнее, чем казалась на первый взгляд.

Слишком легко на выходе получается смесь ролевой игры в традиционные ценности с постмодернистской всеядностью в частной жизни. Похоже, придется искать какие-то новые формы, способы и методы, пригодные для нынешней социальной реальности, а не для XIX века.

Хочется верить, что это возможно, и что казус Кураева, чем бы он ни казался для конспирологов, в конечном счете будет способствовать очищению церкви от ее темного двойника — яко с нами Бог.

Андрей Десницкий о казусе Кураева