Официальные заявления о стабилизации российской экономики в 2016 году соответствуют действительности. Спад ВВП сократился с 3,7 до 0,7%, а инвестиционный спад (хотя переход от ежемесячной к ежеквартальной отчетности и вызывает серьезные подозрения) — с 9,6 до 2,3%.

Хотя скачок промышленного производства в ноябре 2016 года в 2,7% официально объяснен Росстатом разовым исправлением накопленных за два года статистических погрешностей, от прошлогоднего спада в 3,3% по итогам января-ноября промышленность перешла к незначительному (0,8%), но все же росту. При этом в части, например, сельхозмашиностроения подъем носит взрывной характер и вызван, что непривычно, вполне вменяемой государственной политикой (выделением 9,9 млрд руб. на субсидирование покупки отечественной сельхозтехники).

Знаменательно, что на пресс-конференции президент Путин, перечислив множество отраслей, не привел этот пример, несмотря на его исключительную значимость: вероятно, его либеральное окружение не захотело признавать идеологически неприемлемый для себя факт успешного воздействия государства на экономику.

Рост сельхозпроизводства вызван не только позитивным влиянием контрсанкций, девальвации рубля и культурной катастрофы на конкурирующей Украине (где одичание людей из-за нацистского переворота отразилось на качестве зерна, по имеющимся сообщениям, с удивительной скоростью), но и распространением современных аграрных технологий. Урожаи пшеницы в 70 центнеров с гектара, ставшие нормой в передовых хозяйствах Брянской области, и экспорт ими качественного картофеля в соседнюю Белоруссию не только производят шоковое впечатление на неподготовленных наблюдателей, но и оказывают все большее влияние на макроэкономические показатели.

Повышение цен на нефть способствовало улучшению состояния бюджета: при намеченном на год дефиците в 3,7% ВВП дефицит в октябре упал до 0,1% ВВП, а в январе-ноябре составил лишь 2,4% ВВП. Неиспользуемые остатки средств на счетах бюджета, равные 7,6 трлн. руб., когда Медведев заявлял пенсионерам свое «денег нет, но вы держитесь тут», увеличились к 1 декабря до 7,9 трлн. руб.

Положительное сальдо текущих операций платежного баланса, упавшее во II квартале до жалких 1,6 млрд долл., а в III — до 1,9 млрд., в октябре-ноябре подскочило до 6,6 млрд. Если отставание от аналогичного периода прошлого года по итогам первых трех кварталов составило аж 3,5 раза (15,6 против 54,4 млрд долл.), то в октябре-ноябре — лишь 1,4 раза (6,6 против 9,3 млрд.).

А вот чистый отток частного капитала ускорился: если в январе-сентябре он отставал от прошлогоднего уровня более чем впятеро (9,6 против 48,1 млрд долл.), то в октябре-ноябре превысил его, составив 6,5 против 6,0 млрд долл. Это естественное следствие притока денег: не находя применения из-за последовательного блокирования экономического развития, они уходят за рубеж, причем, чем больше их зарабатывают, - тем, соответственно, больше и уходит.

Нынешнее замедление спада и стабилизация, равно как и вероятное небольшое оживление экономики в первой половине следующего года, ненадежны и непродолжительны, так как основаны на либеральной социально-экономической политике, разрушающей страну в интересах глобальных спекулянтов.

Гордящиеся низкой инфляцией тактично умалчивают, что в условиях, когда либеральное правительство искусственно организованным «денежным голодом» и восприятием свободы монопольного произвола едва ли не как главной свободы предпринимательства, основным способом снижения инфляции является обнищание людей. Даже либеральное руководство Банка России не стесняется публично заявлять о том, что «таргетирование инфляции» достигается за счет «обеднения» населения, — однако президенту России назначенные им либералы, судя по всему, об этом не сказали. В результате стабилизация экономики стоит, по сути дела, «на костях» людей и потому временна.

Такое уже было: в 1997 году экономический спад сменился экономическим ростом (и не 0,6%, который нам обещают на 2017 год, а аж на 1,4%) и минимальной за все время реформ инфляцией (вполне пристойные и по нашим временам 11,0%), но эти показатели были достигнуты чудовищным финансовым удушением экономики, которое и предопределило катастрофу 1998 года.

Реальные доходы населения ускоряют свое падение: если за первые 11 месяцев прошлого года они уменьшились на 4,1%, то за аналогичный период этого — уже на 5,8%. Сокращение розничного товарооборота (то есть потребления народа), напротив, замедлилось с 9,5 до 5,1%, — скорее всего, из-за ускорения проедания сбережений, а также из-за возобновления кредитования (но уже не ради покупок чего-то важного, а просто для выживания).

В результате либеральной социально-экономической политики в III квартале 2016 года численность граждан России с доходом ниже прожиточного минимума (официальная пропаганда обычно именует их бедными, хотя на деле они являются нищими) выросла по сравнению с аналогичным периодом прошлого года с 17,9 до 18,8 млн. чел., или с 12,4 до 12,8% населения.

Конституция России официально гарантирует нам право на жизнь, но правительство Медведева последовательно игнорирует это право, не гарантируя нам его экономического выражения — прожиточного минимума. Цена вопроса — около 800 млрд руб. в год, основная часть которых вернется в бюджет в виде налогов. Это вполне посильная для бюджета сумма, но либеральный клан не хочет и думать о своей обязанности гарантировать наше право на жизнь: 12,8% россиян, по сути дела, не живут, а медленно умирают, — и их численность растет.

Помимо разделения страны на бедных, которые в основном беднеют, и богатых, которые в основном продолжают демонстративно богатеть, вызывая растущую ненависть людей, все больше практическое значение приобретает разрыв между молодежью и людьми старших трудоспособных возрастов, условно «сорок пять плюс».

Последние успели получить советское образование и за счет этого смогли найти себе относительно приемлемое место в жизни; они успели получить от Советской власти квартиры, достаточно прочное здоровье и способность к аналитическому мышлению. При этом они помнят ад 90-х годов и боятся социальных катаклизмов, которые могут вернуть в них страну.

Молодежь же не унаследовала от советской цивилизации никаких капиталов — ни квартирных, ни культурных, она не приспособлена к жизни, не имеет трудовых и интеллектуальных навыков и часто лишена либеральной системой образования даже простейших навыков сопоставления информации. Остро сознавая свою ненужность и беспомощность, она не боится перемен как в силу возраста, так и в силу необразованности. При этом в ней весьма распространены представления об СССР как Золотом веке человечества, не отягощенные (как у более старших людей) личными воспоминаниями о реалиях потребительского кризиса конца 80-х.

Либералы, последовательно уничтожая российскую экономику, трудолюбиво и эффективно готовят обрушение России в катастрофу новой Смуты, — однако молодежь, объективно являясь основной движущей силой этого срыва, в целом (если не принимать всерьез платных либеральных активистов) ненавидит их и враждебна им сильнее людей старших поколений, во многом отравленных либеральной пропагандой и не разделяющих стремления к Советской цивилизации.

Смута в России, как и война на Украине, будет конфликтом сорока- и двадцатилетних, однако в силу отсутствия системной нацистской пропаганды молодежь, в отличие от «страны 404», будет скорее защищать свою Родину против либеральной чумы, чем уничтожать ее, — хотя нельзя исключить того, что очевидная враждебность либеральной бюрократии в силу разрушения системы образования сделает ее жертвой либеральной же пропаганды.

Автор — д.э.н., директор Института проблем глобализации, издатель журнала «Свободная мысль» (до 1991 — «Коммунист»).