Рождение гения — загадка. Историки, психологи, социологи и, конечно же, педагоги, стараются разгадать ее уже не одну сотню лет. Но главной целью является разработка такого педагогического механизма, который позволил бы вырастить «гения» из любого ребенка.

Однако новые гении рождаются и творят наперекор любым условиям. Не получая ни образования, ни средств для творчества, ни одобрения и поддержки от кого бы то ни было, они продолжают создавать шедевры в Богом забытых местах.

Деревенский скульптор

Андрея Оськина уже успели окрестить «скульптором-самоучкой». Но как же удалось простому деревенскому мальчику стать настоящим художником?

Он родился и вырос в деревне Мундырь, когда-то славящейся дородностью и зажиточностью людей. Удивительный мастер гордится своей малой родиной и уверяет, что Мундырь — самая старая деревня в округе. Секрет ее названия раскрыла Андрею бабушка Мария Николаевна. По ее словам, название деревни произошло от слова "мундир”, переделанного на крестьянский лад.

«Петр Великий когда-то проезжал по Сибирскому тракту (он проходил в нескольких верстах от Мундыря) и подарил здешнему жителю, по видимому, изношенную часть своего одеяния».

К сожалению, от былой славы осталось только название. Подкосила война: лишь на один двор из пяти вернулся хозяин. В Мундыре две трети домов безлюдны. Правда, есть ферма, в которой 30 голов дойного стада. Как говорят, общественную скотину держат только для того, чтобы окончательно хозяйство не загнулось. Как произошло в соседних селах.

Одну из брошенных изб Андрей и занял под скульптурную мастерскую. Там у него мольберт, софиты, запас глины. К скульптуре Андрея тянуло еще с детства. Сколько себя помнит художник, он все время лепил что-то из пластилина и глины. А после школы мечтал даже поступить в специализированное учреждение. Но отец – моряк — уехал в очередное плавание, и на Андрее осталось хозяйство, младшие брат и сестра.

До армии Андрей успел поучиться в ПТУ на мастера — резчика, но специальность из-за того, что уволились преподаватели, закрыли. Когда вернулся из армии (Андрей служил на границе), совхозу уже никто не был нужен. Пошел работать охранником в тюрьму, что находится возле ближайшей от Мундыря станции Поназырево. Но уже через три года произошел конфликт. Андрей поступил на юридический факультет. Начальство поставило перед выбором: работа или учеба. Андрей выбрал первое. Сам скульптор не жалеет об этом своем поступке. Ведь главной его «любовью» оставалась скульптура. А главной настольной книгой – «Лепка» великого скульптора Лантери.

После тюрьмы Андрей трудился у одного предпринимателя на лесоповале, сучкорубом. Потом были случайные заработки. И лишь недавно он нашел место в райцентре, в пожарной охране. Режим работы — сутки через трое — позволяет уделять время и земле, и творчеству.

Удивительно, но сам Андрей не считает себя скульптором.

- Я сейчас из себя ничего не представляю. Это просто мое увлечение. Художник — особое состояние, когда умеешь свою душу показывать. Я начинал в дереве работать; познакомился с хорошим мастером-резчиком из города Шарья, Масленниковым Николаем. Понаблюдал — и понял, что он под структуру дерева подлаживается. Для меня это — не то, мне свободы выражения хочется. Пробовал рисовать, но мне не хватало объема. Вроде рисуешь лицо, но так и тянет обе руки задействовать, чтобы форму чувствовать. Оттого и пришел к глине, к гипсу. Но пока у меня не то получается. Не то…»

Лепит Андрей в основном односельчан.

- В городе скульптурой лучше заниматься, потому что с натурой проще. Да, я здесь могу лепить коров, лошадей, кошек. Деревенских наших людей лепить могу. А вот тело человеческое… Здесь у нас в деревне менталитет какой: начнешь натурой обнаженной заниматься — сразу разговоры всякие начнутся. Четыреста мышц человека, больше трехсот костей — где все это изучить? Я даже одно время думал поступать в медицинский институт — только для того, чтобы анатомию изучить. Но это так, в порядке бреда… В материальном плане, конечно, в деревне хуже, да и с информацией плохо (ну, где ж мне про скульптурное искусство новости узнать!). Но — душа… Друзья. Природа»

Реставратор из Синячихи

Иван Данилович Самойлов –землеустроитель, церковник, «чудак» и «рыцарь» Синячихи. Это лишь немногие эпитеты, которыми наделяют его местные жители. Но, пожалуй, главное определение – это спаситель. Ведь Иван Данилович сохранил для потомков несколько десятков архитектурных шедевров.

Правда, за это «спасение» ему пришлось побороться. Советская власть обвиняла его в подрывной деятельности.

«Дело в том что всего-то в четырех километрах от Синячихи находится шахта, в которой в 1918-м году были зверски замучены члены царской семьи, включая Елисавету Федоровну Романову. И коммунисты старались сей факт скрывать от мировой общественности. Как вдруг на горизонте появился человек, принявшийся самостоятельно реставрировать в Нижней Синячихе Спасо-Преображенский храм. Вроде как, получается, памятник Романовым воздвигает! Это сейчас у шахты строится целый монастырь; в те времена восстановительную деятельность Самойлова рассматривали чуть не как терроризм!»

Спасли Ивана Даниловича лишь ранения и медали фронтовика.

Самойлов не ограничился реставрацией погибающих памятников. Создание музея стало вторым делом жизни Ивана Даниловича. Причем, речь идет не только о «музее вещей», но и о музее-селе, музее под открытым небом.

«Нижняя Синячиха — "идеальное” уральское село, вобравшее в себя все лучшее, что сотворил русский гений, весьма комфортно освоивший за четыре столетия отроги Уральских гор. В Синячихе все доступно, все постигаемо даже без экскурсовода (хотя несколько жителей села именно работают экскурсоводами). По селу вольно раскиданы образцы уральской архитектуры, привезенные из самых отдаленных деревень. Это часовни, дома, усадебные и общественные постройки. Есть мельница, кузница и даже пожарная. Здания не пустуют: в часовне Александра Невского размещена экспозиция деревянной резьбы; часовня Вознесения Господня стала выставкой работ крестьянки Христины Денисовны Чупраковой (она вышивала картины); часовня Зосимы и Савватия Соловецких — зал художницы "из народа” Анны Ивановны Трофимовой».

В Синячихе лучшее в мире собрание уральской домовой росписи.

Жемчужина — "белая горница” из Тугулымского района, расписанная чудо-мастерами столетие назад. Ну, и довлеет над всей этой красотой Преображенский храм: это подлинный шедевр XVIII века, исполненный в стиле "тобольского барокко”. 64-метровый гигант даже издалека смотрится как уверенно рассекающий волны гигантский корабль. С него-то, храма, все и начиналось.

Вообще же увлечение стариной, народным искусством в «реставраторе» проснулось еще до войны. В 40-м молодого Ивана призвали в армию, после войны нужно было приобрести надежную гражданскую профессию, семью кормить… Тем не менее, Самойлов еще с 46-го года начал собирать предметы народного искусства. И только в начале 60-х он задумался: "А для чего, собственно, я все это делаю?” Между тем в Нижней Синячихе совхоз бросил полуразрушенный храм, который уже невозможно было использовать под зернохранилище.

И Самойлов решил отреставрировать храм и сделать там музей. К "блажи” районного землеустроителя отнеслись снисходительно.

Реставрацию Самойлов начал сам и без всяких "благословений” со стороны власти. В то время тенденция была несколько иная: храмы доламывали, объясняя это тем, что они аварийные и дети, играющие на развалинах, могут покалечиться.

А, между тем, Самойлов из синячихинских стариков сколотил бригаду — пять человек. Сам платил мужикам. Деньги "нашел”, продав корову (тогда Самойловы скотину держали) и отцовский дом в деревне Исаковой. Ну, и семейные накопления тоже пригодились. По тем временам сумма накопилась немалая — семь тысяч. На них можно было "Волгу” новую купить. Иван Данилович и сейчас убежден в том, что поступил правильно.

«Спасо-Преображенский храм стоит не только денег, но и человеческой жизни».

Власть начала преследовать Самойлова. А в 76-м году его исключили из партии. Но остановить реставрацию не смогли. Самойлов был председателем районной организации Общества охраны памятников (ВООПИК), реставрацию вел официально, с документацией (все отпуска Самойлов посвящал поездкам в старинные русские города с целью изучения опыта реставрации). И финансирование шло как бы с членских взносов ВООПИКа. Пусть это были жалкие 30 копеек в месяц с члена, но ведь вклад Самойлова считался добровольным пожертвованием, а это не запрещали даже советские законы.

На памятной доске у входа в Спасо-Преображенский храм начертаны имена плотников, каменщиков, кровельщиков, маляров — всех, кто принимал участие в его реставрации.. Своего имени Иван Самойлов на этой доске не начертал.

Художник-старовер

К сожалению, редки те случаи, когда «художник из народа» становится знаменит за пределами своей малой родины. Аркадий Панкратьев – приятное исключение. Художник-старовер из карельского города Олонец известен далеко за пределами республики.

Его картины выставлялись в Германии, несколько находятся в галереях Голландии. А некоторые почитатели достаточно часто наведываются к Панкратьевым и приобретают его картины.

Cемья Аркадия живет в двух комнатах, безвозмездно предоставленных краеведческим музеем города Олонца, непосредственно в доме самого музея.

Художник с семьей, максимально придерживаясь традиций староверов, ведет достаточно закрытый образ жизни. На жизнь зарабатывает реставрацией старинных икон и своими картинами.